"Молодежь Эстонии" | 08.01.09 | Обратно
Традиции: древние и современные...
Нелли КУЗНЕЦОВА
Группа инженерно-технических работников завода. |
Paekivitoodete Tehase OÜ, более известный как Завод нерудных материалов, отмечает свой 50-летний юбилей.
Помнится, три с небольшим года назад, когда самому директору завода Владимиру Либману исполнялось 50, мы разговорились с ним о том, что эта дата значит в жизни человека. И он, рассмеявшись, повторил слова Михаила Ботвинника: «Я не вижу особой заслуги в том, что сумел вместе с нашей планетой 50 раз облететь вокруг солнца!» Конечно, великий шахматист мог позволить себе столь неожиданные и парадоксальные повороты мысли, но в глубине души он, наверное, как и всякий человек, понимал, что это все же некий рубеж, с которого можно оглянуться назад, подвести какие-то итоги, определить, чего удалось достигнуть за эти годы, каким ты стал, дойдя до этого рубежа и пережив все, что преподносила тебе жизнь.
И уж, конечно, такой рубеж как 50-летие очень много значит для завода, тем более такого, который корнями уходит в немыслимую временную даль.
Ведь и до того, как в январе 1959 года, когда был подписан приказ СНХ ЭССР о создании Завода нерудных материалов, здесь, на этой земле, в этих местах добывался строительный камень. Так что нынешние работники завода в определенном смысле наследники тех древних каменоломов, которые с огромным трудом, вручную, в кустарных маленьких каменоломнях разбивали крепчайший известняк. Они, если хотите, наследники и тех, кто в разные времена строил из этого камня знаменитые Вируские и Большие Морские ворота с башней Толстая Маргарита, замок Тоомпеа, городскую Ратушу, Эстонский драматический театр и т.д. Недаром Борис Львович Окс, директор по развитию завода, сколько бы мы ни разговаривали с ним, всегда подчеркивает, что завод, по существу, продолжает древние традиции, работая с национальным камнем Эстонии. И он прав, конечно. История завода и история страны столь глубоко проросли друг в друга, столь тесно переплелись, что разделить их невозможно. И хотя на заводе шутят, что их, как правило, забывают пригласить, когда торжественно перерезается красная ленточка, когда открывается новая дорога или сдается в эксплуатацию новый дом, сами-то они знают, что в каждой стройке, какой бы она ни была, заложена частица их труда... И в этом смысле завод уникален. Быть может, поэтому столь естественна особая гордость, ясно ощущаемая в людях этого завода. Странно, быть может, но сколько бы я ни бывала на этом заводе, сколько бы ни разговаривала с людьми, невозможно было почувствовать какую-либо пропасть, особую разницу между инженерами, скажем, и рабочими. Всегда поражала свобода обращения, свойственная этим людям, ощущение глубокой причастности к своему заводу, его прошлому, настоящему и будущему, некое чувство хозяина, я бы даже так сказала, хотя это так непривычно в наше новое капиталистическое время. Люди здесь работают годами, десятилетиями. А ведь производство здесь тяжелое, рисковое, грубое. Казалось бы, чисто мужская работа... Тем не менее заместителем главного инженера здесь работает женщина — Анна Уланова. Когда-то в карьере Вяо работали ее отец и мать. Экскаватор, на котором когда-то работала мама Анны Васильевны, и сейчас действует в карьере. Его здесь называют «музейным экспонатом». Это единственный механизм, который остался здесь с прежних времен. Все остальное оборудование на заводе обновлено. Из техники ХХ века не осталось ничего, кроме этого старого экскаватора. Но он все еще живет, работает, благодаря уникальному искусству машиниста Валентина Ивановича Зайцева. Вот уж поистине легендарный человек. На заводе он более 40 лет. И кажется, годы его не старят. Я видела, как легко и быстро поднимается он по узкой крутой лесенке в кабину экскаватора. Вот там, за тесным маленьким креслицем машиниста было местечко для помощника, коим многие годы была мать Анны Улановой. Вот когда воочию можно представить себе, как тяжело работали прежде люди, когда еще не было блистательной, современной техники, которую сегодня имеет завод.
Кажется, от каждого или почти от каждого человека на заводе тянутся нити, которые связывают его с прошлым, с разными этапами жизни завода. Помнится, мне как-то показали на заводе старые, пожелтевшие от времени листочки — записки Энделя Васарика. Он рассказывал в этих своих записках, как в марте 1945 года, когда еще даже не кончилась война, в карьере на Ласнамяэ начались работы. Надо было восстанавливать разрушенный город, а значит надо было добывать камень. И невозможно было без волнения читать, как вручную, без машин и механизмов делали шурфы, как, надрываясь, сами, голыми, можно сказать, руками поднимали на вагонетки тяжелый камень. Сами же, под пронизывающим ветром и дождем, в мороз и в жару толкали эти вагонетки на разгрузку.
Имя Энделя Васарика и сейчас на заводе не забыто. Он прошел здесь все ступени заводской работы, став в конце концов главным экономистом. Уже много позже у него училась работать Ирина Малахова, нынешний член правления, отвечающий за экономическое направление, фактически финансово-экономический директор. Разговаривая с ней, я всегда удивлялась ее истовой, какой-то ревнивой любви к своему заводу, к своей работе. Впрочем, чему удивляться? Здесь прошли многие годы ее жизни. Но за это время она не растеряла чувство нового, сумела в нынешних, совершенно не похожих на прежние, условиях, когда все менялось, обновлялось, остаться одним из руководителей завода.
Многие люди прошли через этот завод, оставив здесь свой след, отдав заводу силы, душу, умение. Странно, быть может, но при общей стабильности кадров на заводе, при том чувстве привязанности к своему заводу, которое столь явственно ощущается у многих, здесь сравнительно часто, наверное, чаще других менялись главные инженеры. Впрочем, на заводе говорят, что это в самом деле «каторжная работенка». Очевидно, нечто похожее на должность старшего помощника на корабле, который отвечает за все, который ответствен за промахи, с которого спрашивается больше других... Именно главный инженер отвечает за технические службы, а на таком предприятии, как Завод нерудных материалов, это многое значит. Мало ведь родить идею, важно приложить усилия, чтобы ее реализовать. Помнится, Александр Козлов, нынешний главный инженер завода, говорил, как это важно — увидеть, почувствовать, поймать момент, когда можно начать реализовывать новую идею. А для этого нужен постоянный творческий настрой, постоянная готовность принять новую идею, понять ее, знать, как ее можно претворить в жизнь. Этому заводу всегда был свойствен особый, новаторский характер, иначе он не смог бы удержаться на тех первостепенных позициях, на которые завод вышел теперь, поднимаясь все выше и выше, после всех «ям» и провалов, пережитых им в 90-х годах. Но этот новаторский характер создавался людьми, в том числе и теми, которых нет уже сейчас на заводе.
Странно, быть может, но все или почти все главные инженеры, приходившие на этот завод начиная с 85-го года, когда-то работали в Кохтла-Ярве, на разрезе «Октябрьский», где начинал и сам Либман. Возможно, директор верил и, как мне кажется, продолжает верить в «школу Сланцевого бассейна», в то, что люди, прошедшие эту школу, отличаются и высоким уровнем знаний, и особой энергетикой, и упорством в достижении цели, и умением работать взахлеб, не жалея ни сил, ни времени и не теряя при этом чувство юмора. Он ведь и сам такой, этот директор. С ним нелегко. И не все смогли выдержать это постоянное напряжение, этот яростный накал, этот неумолимый, высокий ритм. Кто-то сам попросил освободить его от работы, кого-то подвело здоровье. Но в том, каким стал этот завод сегодня, в том, что он выдержал, не сломался в трудные времена, в его поступательном движении есть и их след, их несомненная заслуга. И об этом на заводе помнят.
Владимир Тарасенко, например, отработал главным инженером на заводе в очень трудные годы — в 85-м и 86-м годах — когда завод был в большом провале. Но именно при нем в те времена запускались в карьере Падизе технологические линии, которые работают и сегодня, хотя сам карьер уже заводу не принадлежит. Он первый сказал, что больше не может тянуть эту нелегкую ношу, и ушел, хотя его просили остаться. А через 15 лет вновь вернулся на завод, не смог вычеркнуть его из своей жизни, и теперь успешно работает начальником участка в карьере Маарду.
Владимир Широков начинал на Заводе нерудных материалов главным энергетиком, потом стал главным инженером и проработал в этой должности около 5 лет. Именно при нем возникла и была подхвачена идея — использовать камень из карьера не только для щебенки. Именно при нем были заложены основы фирмы, которая потом стала называться «Вяокиви» и которая стала выпускать продукцию, вытянувшую завод в конце 80-х из провала.
Речь идет о самоклеющихся лентах... Конечно, он, Широков, не единственный, кто выдвинул эту новую для завода идею и стал реализовывать ее, что было совсем не просто в те времена, но его вклад в это дело был достаточно велик.
Следующий за ним Михаил Фролов проработал в должности главного инженера, пожалуй, дольше всех — с 92-го по 2000-й год. На его долю выпали самые большие нагрузки. Это были самые страшные, провальные времена, когда вокруг лопались, ломались, закрывались, не выдерживая, разные предприятия. Но именно при нем были впервые применены гидромолоты. Завод нерудных материалов стал первым в мире более или менее крупным горнодобывающим предприятием, которое еще в 90-х годах начало применять гидромолоты для массовой добычи камня. Именно при Фролове, хотя, конечно, это не только его заслуга, но и его тоже, Завод нерудных материалов был награжден Золотой медалью на международной выставке инноваций и ноу-хау в Брюсселе за внедрение новейшей технологии добычи полезных ископаемых без применения взрывных работ. Конечно, Золотая медаль, говорил тогда директор, это приятно. Но не это главное. Важно, что новая технология, которую заводчане называли тогда «революционной», фактически продлила жизнь завода, карьера. Зона взрывных работ уже почти подходила к городу.
При Фролове же как при главном инженере была введена в строй новая технологическая линия Nordberg. И я помню заголовки газет, которые тогда кричали: «Завод вступает в свой завтрашний день», «В понедельник на заводе начался XXI век». И это звучало впечатляюще, потому что на самом деле до XXI века надо было еще шагать и шагать.
Я помню и день, когда состоялась презентация этой новой сверхсовременной линии. Уже за неделю и генеральный директор, и главный инженер начали беспокоиться, не будет ли дождя, увидят ли многочисленные гости — партнеры, банкиры, поддержавшие завод, руководители дружественных предприятий, журналисты — эту сверхсовременную линию в действии. И когда подошел он, этот день, уже неважно было, валит ли с ног пронзительный ветер, капает ли что-то с мутного неба на наши головы, мы увидели воочию изящные, ажурные переплетения металлических конструкций новой линии, мы увидели, как работает возле нее новенький автопогрузчик «Вольво», как действуют новенькие электронные весы, соединенные с компьютерами в элегантной весовой, где мгновенно отражался вес проходивших здесь тяжело груженных машин.
На площадке возле новой технологической линии собрались тогда люди, в основном знавшие, что означает для завода этот рывок вперед, ввод этого оборудования, о котором директор тогда сказал, что это «лучшее в Европе оборудование для заводов такого профиля». Недаром новые «покупки» завода составили в сумме 12 миллионов крон, это почти равнялось стоимости всего старого завода. А теперь эта сумма еще больше. И наверное, только те, кто работал на старых линиях, кому приходилось вручную, ломами разбивать тяжелые глыбы, застрявшие в дробилке, кто, лежа под конвейером, задыхаясь в жуткой пыли, расчищал каменные завалы, только они, эти люди, могли в полной мере оценить преимущества нового оборудования.
А при Валерии Сологубове, ставшем главным инженером после Фролова, на заводе пустили еще одну новую технологическую линию — всемирно известной чешской фирмы DSP. Вот тогда на дверях директорского кабинета появился график — календарь, который видели все и который кричал: «До пуска осталось...» И снова не спали ночами, и снова азарт, задор, новизна захватили многих. Хотя все понимали, что это уже совсем не игра, вернее не та игра, не комсомольские субботники и воскресники, что теперь действительно подпирает суровая необходимость, что нужно успеть, не пропустить момент.
И не пропустили. Именно при Сологубове открылся новый карьер в Эйвере, открылся очень своевременно, поскольку реконструкция в Мяо — крупнейший дорожно-строительный объект наступившего года.
А нынешний главный инженер Александр Козлов — это уже запуск новой ирландской технологии. Помню, весь прошлый год во всех кабинетах заводоуправления, в карьерах на рабочих местах говорили о предстоящем пуске нового дорогостоящего ирландского комплекса. Казалось, весь завод жил в нетерпеливом ожидании. С помощью новой ирландской установки можно промывать, просеивать, разделять на 3 фракции огромные массы неликвидного материала — так называемой фракции 0,5. После обработки получается известняковый песок, который по качеству не уступает кварцевому и используется для бетонных смесей, для растворов и т.д. Главный инженер говорит, что установка блестяще оправдала себя. И сами ирландцы стремятся увидеть, как она здесь действует, эта линия, как сумели ее освоить, приспособить к здешним условиям заводчане. И уже начинаются переговоры о приобретении новой установки того же типа. Поистине нет покоя в душах заводчан, нет той самоуспокоенности, которая губит порой и достаточно серьезные предприятия.
Не буду скрывать, я люблю бывать на этом заводе, среди этих людей, как, наверное, любят и многие другие газетчики, партнеры, клиенты. Всегда с удовольствием видишь улыбку Татьяны Латышевой. Должность у нее называется скромно — секретарь. Но это обманчивая простота. Сама Татьяна — настоящий информационный центр, всегда знает все и всех. Директора обычно высоко ценят таких секретарей, которые являются настоящими помощниками, которые никогда ничего не забывают. Татьяна как раз из этого разряда. Быстрая, внимательная, все успевающая, она существует здесь вовсе не для того, чтобы подавать кофе гостям. Впрочем, и кофе порой требует особого умения, особого подхода. У Татьяны не просто милая манера, она сразу же с достоинством дает понять, что здесь, на заводе вам рады, если вы пришли с хорошим предложением, с доброй вестью.
Вспоминаю рассказы Татьяны, как они с Ларисой Ильиной, диспетчером-весовщиком, приводили на завод своих маленьких детей, которых некуда было деть. И дети росли тут, в заводских закоулках, как растут за кулисами дети актеров.
Так хотелось бы еще раз посмотреть, как работает бригадир экскаваторщиков Борис Земчихин, тот самый Земчихин, о котором финские специалисты говорили, что ему при жизни надо поставить памятник в карьере, как был поставлен в свое время памятник на стадионе в Хельсинки олимпийскому чемпиону Нурме. В самом деле, движения рук Бориса, уверенные, сильные, точные, завораживают. Глядя на него, понимаешь, какое мастерство кроется в его работе. Сам он — ученик Валентина Ивановича Зайцева. Впрочем, и другие экскаваторщики — ученики то ли Зайцева, то ли того же Земчихина. Снова здесь она, эта преемственность, которая так ощущается на заводе и которая связывает всех заводчан в одну семью.
О семье мне, между прочим, сказал в свое время Александр Робертович Абовьян, директор по производству в карьере Вяо. И странно было слышать эти неожиданно нежно, тепло прозвучавшие слова от всегда немногословного, даже хмурого Абовьяна. Сегодня его уже нет на заводе, здоровье не позволяет работать дальше, и его заменил на этом посту Николай Ушаров. Помню наш с ним случайный разговор о больших месторождениях, где добывают редкоземельные материалы, о том, как интересно было бы работать там, где такие широкие горизонты, где необъятные перспективы. Сейчас, я думаю, Ушаров больше не вспоминает о редкоземельных, о больших месторождениях где-нибудь, скажем, в Казахстане. У него и здесь хлопот хватает. Он и здесь, как говорят на заводе, «человек на своем месте». Больше того, на новом месте он и раскрылся по-новому, показав свой настоящий потенциал.
А перспективы есть. Особенно, когда откроется новый карьер Набала, по поводу которого завод выиграл все судебные процессы, но который еще потребует времени, сил, средств для своего открытия, освоения.
Разные люди работают на этом заводе, разные по характеру, вкусам, привычкам, опыту, знаниям. Но все вместе они пережили тяжелые кризисы конца 80-х, начала 90-х и последствия дефолта в 1999 году. Пережили и пошли дальше, став настоящим европейским предприятием, в высшей степени современным и в техническом, и технологическом отношении, с высокой культурой производства, с квалифицированным персоналом. Теперь это предприятие в своей отрасли — настоящий лидер, куда приезжают учиться, перенимать опыт специалисты из многих других стран.
Кто-то из журналистов написал, что Завод нерудных материалов хорошо подготовился к нынешнему экономическому кризису. И потому остается на плаву, когда другие нервничают, предчувствуя близкое падение, сокращение рабочей силы, безденежье и т.д. Кто-то уже и закрывается, не выдержав тяжести ситуации.
Но специально подготовиться к кризису невозможно. Тот, кто сказал бы о себе нечто подобное, либо дурак, как выразился Либман, либо Нобелевский лауреат. Но, может быть, заводу немножко повезло. Пока есть жизнь, пока где-то, как он выразился, «что-то шевелится», строится, завод с его продукцией, с его разными фракциями щебня будет нужен.
Но везение все-таки дается умелым. Вернее, они успевают схватить это везение, как хвост жар-птицы. В начале 90-х завод, как сказал директор, «просто бросили в воду, а мы еще не умели плавать». И выжили, как поется в старой песенке про английских летчиков, «на честном слове и на одном крыле». Либмана хочется постоянно цитировать, так выразительна его речь, так блистательно его чувство юмора.
К нынешнему кризису завод подошел уже более защищенным. Он сумел накопить опыт, он сумел сохранить свои наработки, создать резерв прочности. Он сумел открыть новые карьеры там, где это было нужно и выгодно. И те проекты в дорожном строительстве, которые сейчас остались единственно реальными, оказались именно в зоне влияния этого завода.
Ну, и честное имя, конечно, сыграло свою роль. Завод всегда выполнял все свои обязательства. И ему платили и продолжают платить за это доверием. И рабочий коллектив, и партнеры, и клиенты...
Между прочим, в пору приватизации, когда вопрос стоял остро, быть приватизации или нет, когда истекали последние часы, минуты конкурса, а банк, в котором были заводские деньги, подвел, друзья за одну только ночь собрали для Либмана миллион крон. Потому что знали: этот человек с его неуемной энергией, с его взрывным характером, с его умом, с его умением предвидеть, просчитывать шаги, с невероятной работоспособностью, был и остается настоящим руководителем, надежным человеком.
|