Собрание сочинений Игоря Губермана
Роман Елены Щаповой "Ничего кроме хорошего"
Кто боится русского мата?
Литературно-сексуальный метод Эдуарда Лимонова
Игорь Губерман, чье собрание сочинений в четырех томах вышло сейчас в свет, уверен, что мата боятся не просто ханжи, а ханжи с развитым воображением. То есть они моментально возвращают метафору к ее первооснове, и всякие там глаголы и существительные начинают перед их глазами вступать в неприличные и очень активные отношения, отвлекая от сдержанной жизни.
Самое популярное создание Игоря Губермана - свод "Гариков на каждый день" - афористичных четверостиший, колеблющихся между эпитафиями и эпиграммами, часто обдуваемыми ветерком матерка, давно ушедшим в народ.
Например:
На дворе стоит эпоха,
а в углу стоит кровать,
и когда мне с бабой плохо:
на эпоху наплевать.
Или:
Мой небосвод хрустально ясен
и полон радужных картин
не потому, что мир прекрасен,
а потому, это я - кретин.
Некоторое время назад Игорь Губерман выступал в Таллинне. Зал сначала хихикал, потом гоготал, потом стал падать со стульев.
Но Игорь Губерман пишет не только смешно и не только о смешном. Один из томов составили "Прогулки вокруг барака" - лагерные истории. Писателю было предъявлено сфабрикованное обвинение: он побывал в тюрьме, в лагере, в ссылке, был уважаем ворами и бандитами, которые прятали от шмона его стихи; его расположения искала вохра - начальники передавали на волю стихи Губермана, собранные осужденными.
После отсидки и ссылки Игорь Губерман уехал в Израиль, где написал том очень смешных и грустных "Иерусалимских гариков"... Но в последние годы его гораздо легче встретить в Москве, Питере, Новосибирске, Риге, Таллинне, словом, на всей бывшей территории бывшего Советского Союза, где живут его читатели и почитатели...
А последний, четвертый том, Игорь Губерман назвал "Пожилыми записками". Почему-то мне кажется, что для самого автора самая главная глава здесь "Сократ, который был самим собой". Автор и его друзья выбирают: если есть загробная жизнь, то с кем бы они захотели в первую очередь повидаться, оказавшись на том свете. Губерман выбирает Сократа. "Сократ очень помог мне жить и помогает до сих пор. Я впервые прочитал о человеке, который ничего от жизни не хотел и ничего достигнуть не стремился. Я впервые в жизни прочитал... что мир повсюду одинаков и всегда был одинаков, ибо неизменен человек..."
Уверена, что каждый смотрит на себя со стороны чьими-то глазами. Для каждого существуют незыблемые авторитеты. Каждый кого-то стыдится, перед кем-то держит внутренний отчет. Натан Эйдельман, например, уверял, что в самых сложных ситуациях всегда советуется с Герценым. Кто-то советуется с литературными или киногероями. Губерман проверяет себя, вдумываясь в судьбу Сократа.
"Если представится возможность, непременно разыщу Сократа. Я ему давно и очень благодарен. За явившееся мне пожизненное понимание, что всюду и вовеки, если появляется некто, хоть чуть-чуть напоминающий этого человека, возникают те трое (обвинители Сократа - Е.С.), праведно сплоченное общество и чаша с цикутой (в разнообразии ассортимента). Может быть, именно поэтому я стал таким оптимистом".
И в одном из гариков Игорь Губерман уточняет свою позицию:
Мне моя брезгливость дорога,
мной руководящая давно:
даже чтобы плюнуть во врага,
я не набираю в рот гавно.
У Игоря Губермана есть еще одна уникальная особенность: он обожает свою тещу, о чем постоянно пишет и говорит. Правда, теща у Игоря Губермана такая, что обожают ее все, кто когда-либо с ней сталкивался на литературном или просто человеческом пути. Это Лидия Борисовна Либединская - блестящий, остроумный литератор, связанная со множеством крупных и принципиальных событий истории словесности нашего века.
Литература - счастливая профессия, она не позволяет состариться, ибо совершенство маячит всегда где-то далеко-далеко впереди. И при этом, кажется, единственная творческая профессия, где нет ограничений по возрасту...
Но тут пришло, к сожалению, время отвлечься от достойнейшего четырехтомника достойного Игоря Губермана и перейти к книге, имеющей скорее семейное, чем творческое отношение к литературе.
Вполне вероятно, что имя писательницы Елены Щаповой никому ничего не скажет, но мы добавим к нему имя Натальи Медведевой - более популярной сочинительницы - и наконец, увенчаем список именем Эдуарда Лимонова, который всех своих жен выводит не только в свет, в жизнь, в персонажи, но и в большую литературу. То есть в прямом смысле слова делает из них писательниц.
Правда, выводя бывших жен на широкую дорогу изящной словесности, Лимонов не снабжает их, да и не может снабдить ни своим талантом, ни своим видением мира, ни своей глубиной, ни своим мастерством. Мучительный, пронзительный, трагический его роман "Это я, Эдичка", адресованный Елене Щаповой, на мой взгляд, явление настоящей литературы, но это никак не помогло самой Щаповой написать книгу.
Удивительной, запредельной скукой веет от сочинения красавицы Щаповой. Будто едешь в душном плацкартном вагоне куда-нибудь далеко-далеко... В центре сюжета, естественно, счеты с Лимоновым, выведенным под именем Очкасова. Автор сводит с ним счеты, вступая в интимные отношения с его любовницами и любовниками. Так-то вот! Дикое мещанство и пошлость лезут из каждой фразы: "При каждом нашем очередном свидании Жасмин повторяла мне его фразы, конечно же, выдавая их за свои. Своих мыслей у Жасмин было мало, а если они и были, то о том, как бы выпить, погулять или где достать денег на покупку нового платья. Одевалась Жасмин "под меня", и это меня смешило: я как бы видела в ней плохую копию меня самой. Конечно же, это Очкасов ей советует так одеваться, но несмотря на всю женственность его души, он не женщина и, как говорится, слышит звон, да не знает, где он. Очкасов и Жасмин оба провинциалы и оба из рабоче-крестьянских семей. Конечно, можно сказать, что это не порок, наверное это так. Но есть какие-то мелочи, которые скорее всего другим не заметны, а мне лезут в лицо и коробят мой ... эстетический вкус. При этом я совершенно не чистоплюй и довольно часто попадала в такие ситуации, о которых не только говорить, но и вспоминать стыдно..." И так далее и тому подобное, вплоть до истории нежных отношений женщины и удава вперемежку с домашними анекдотами из квартиры Плисецкой-Щедрина.
Ни одного слова, стоящего на своем месте, но все вповалку, слипшиеся, случайные, словно учит с апломбом законам красноречия человек, твердо умеющий произносить только мягкий знак.
Печально, но одновременно и забавно. Эдуард Лимонов может чувствовать себя вполне отомщенным. А такое в русской литературе - чтобы художник победил - случается очень редко. Да еще при жизни художника!
Елена СКУЛЬСКАЯ