Если и вы хотите попасть в стан этих фанатов или хотя бы разобраться в их пристрастиях, то должны сразу отказаться от своих привычек в использовании русского языка. Даже в средней школе у вас была тройка с минусом по родной речи и грамматике, вам не сразу дастся согласование в таком предложении: "Денег хватало и на жизнь, и на дожонка Гранда, но к бурлящей вокруг жизни кандидат порой испытывал тоскливый ужас, поскольку совершенно перед ней оробел и растерялся". Оробел? То-то! Так начинается грандиозный роман Александра Бушкова "На то и волки".
Впрочем, можно ведь понять, что именно хотел сказать автор в этой фразе. И еще в нескольких других. В большинстве же понять ничего нельзя. Даже приняв за единицу восприятия целый абзац: "- Обижаете, шеф, - пожал плечами широкий, как трехстворчатый шкаф, хохол. - В полном соответствии с инструкциями. Японец, дуболом ретивый, хотел для комплекта дать в соску, только я помню насчет от и до... Вырубил аккуратненько, потом ломанул левую дубинкой, вот тут, - он коснулся своей лапищи повыше запясться. - Потом брякнули в "Скорую" и укатили".
Таким языком изъясняются все без исключения герои: Иосиф Виссарионович Стали, Леонид Ильич Брежнев, МгБэшники старого закала, КГБэшники среднего закала, ФСБэшники нового закала, менты, урки, мокрушники, кандидаты биологических наук, врачи, проститутки, школьницы, журналисты, алкоголики, трезвенники, бывшие партработники, бывшие диссиденты, ну, словом, все-все-все. А коли все-все-все говорят именно таким языком, то не удивительно, что они друг друга понимают.
Беру наугад разговор двух любимых героев книги:
"- Яволь, - дядя Миша отдал честь по-американски - ладонь к пустой голове, потом чуть вперед.
- Видиков насмотрелся? - лениво поинтересовался Данил.
- А чего еще делать? - он приотстал от тащивших пленника, взял Данила под локоть. - Слышу, бугор... Тут часиков в семь вечера крутились по улице два мотоциклиста, все из себя навороченные, а эмблемах, цепях и драконах. Только если это не тихари, я - народный дружинник... Я и девку приводить не стал, как собирался, кто их ведает...
- Ну и?
- Бля буду, они на твою фазенду косяка кидали".
Некоторые слова, конечно, понятны: слово "Яволь" прочно вошло в русский язык со времен Второй мировой войны; "фазенда" укрепилась в нашей речи после сериала "Рабыня Изаура"; "бля" прописалась в литературном языке вместе со стихами Тимура Кибирова, но все остальное по мере развития романа становится все невнятнее, загадочнее, словно шифр, к которому невозможно найти ключ, да еще постепенно возникает догадка, что никакого ключа и нет вовсе.
С какой-то отдельной трогательной заботой поработал автор над женскими образами. В романе их несколько: две дочки генерала - одна из них проститутка по призванию или, точнее, по темпераменту, вторая еще не стала на этот путь, но усиленно готовится к нему, соблазняя разных действующих лиц (включая весьма пожилого, но омтменно крепкого сподвижника Сталина) и попутно, для денег, занимается разведкой в свободное от школьных занятий время - дитя учится в девятом классе; есть еще крутая журналистка - лейсбийской ориентации с особым интересом к несовершеннолетним; и, наконец, пожилая дама, специалистка по концентрационным лагерям, надежный кадр для устройства пыток, буде таковые понадобятся.
Что до мужчин в романе, то все они скотски похотливые, пьющи, сильны, драчливы, охотно готовы "замочить" конкурентов, а свю образованность всячески скрывают, чтобы, видимо, не обидеть читателя какими-то случайными изысками, которые все-таки пару раз прорвались на страницы произведения. Так, один из героев, описывая своему приятелю встречу с любовницей, вдруг замечает, что она к нему забегала наскоро, как-то "по-кафкиански". Видно, что в этом месте автор как-то отвлекся, замечтался, а, может быть, вспомнил книги, которые ему довелось прочесть в жизни до того, как он сам стал писателем. Вероятно, он если и не читал, то слышал, что бы такой великий писатель Кафка, которым положено восхищаться, но, пардон, не на этих страницах, не в этом романе. Ах, выскочило! А, может быть, и не знает популярный Александр бушков никакого Кафку, да ему и не надо.
На глянцевой обложке изображен решительный человек, пробирающийся зарослями с автоматом Калашникова в руках. Кто это? Герой или автор? Судя по всему, конечно, автор.
Меня, кстати, совершенно изумляют писатели, снимающиеся на своих книгах с пистолетами6 финками, кинжалами, кортиками, двухстволками, автоматами, гранатами, ракетами "Земля-Воздух" и прочим и прочим со склада ближайшей воинской части. Эти снимки впрямую намекают на путь, которым данные авторы вошли в литературу. Они - оккупанты, и им никогда не подавить партизанское движение живой речи, живого языка, настоящих текстов.
Роман Александра Бушкова нравоучительно заканчивается:
" - Эти идиоты, - сказал он, кивнул на телевизор, - как раз оттого и погорели, что хотели захапать все. А в жизни так не бывает... по крайней мере в этом веке..."