Андрес был первым избранным редактором, к тому же беспартийным в пока еще партийной стране. Впрочем, к руководству "Нового мира" уже пришел Сергей Залыгин, и было ясно - постепенно все издания возглавят люди, любящие и понимающие именно литературу, а не что-нибудь другое.
Итак, прошло десять лет. Что изменилось? Что осталось прежним?
- Андрес, сколько сейчас в Эстонии литературных журналов?
- Пять. Из них два выходят на эстонском языке - "Лооминг" и "Викеркаар" и три выходят на русском языке - "Вышгород", "Таллинн", "Радуга".
- Что прежде всего определяло "Лооминг" все эти годы?
- В нашем журнале происходили процессы, очень близкие к тем, что определяли жизнь и московских, и питерских литературных журналов: нам нужно было восстановить то, что насильно было вычеркнуто из истории литературы. Мы вернули читателям писателей-эмигрантов, опубликовали произведения, которые долгие годы лежали под спудом. И мы не только открыли читателю новых писателей, но и показали известных писателей с незнакомой стороны.
Потом наступил кризис, характерный для всей постсоветской литературы: часть писателей ушла в политику и перестала сочинять художественные произведения, а другая часть растерялась, понимая, что старая поэтика устарела, а новая пока еще не возникла.
Постепенно стала возникать совсем новая когорта авторов, и пишущих и думающих по-новому.
- А из тех, к кому мы привыкли, никого не осталось в большой литературе?
- Матс Траат остался таким, каким и был, Энн Ветемаа не изменился.
- Может быть, потому, что они не участвовали в политической борьбе?
- Трудно сказать, где именно писатель находит новые темы, новое зрение. Так, Яан Кросс заседал в Рийгикогу, а Арво Валтон и Пауль-Ээрик Руммо продолжают. Вполне вероятно, что там писатели видят особые оттенки бытия, нужные для их текстов.
- Но кто-то так и не смог приспособиться к новой жизни?
- Такие писатели стали, например, очень успешными издателями.
- Ушли в бизнес?
- Ну, в эстонских условиях книгоиздательство не может быть бизнесом, оно остается занятием, близким к литературе, формой литературной жизни. При наших тиражах не разбогатеешь.
- Девять лет назад на Объединенном пленуме творческих союзов было столько пафоса, страсти, столько надежд. Они оправдались?
- Разве ты не знаешь, что жизнь не совпадает с литературой? Что общественные изменения далеко не всегда улучшают качество текстов, да и самое существование их авторов. И общество не меняется по решению, по указке, по голосованию. Прошел огромный кусок истории, а разве мы можем с уверенностью говорить о том, что общество уже изменилось, стало другим?! Мы дожили почти до золотой свадьбы с Советским Союзом; да, политическую суверенность можно получить разом, но нельзя разом изменить экономику. Пятьдесят лет убивали отношение к частной собственности, почти убили, а теперь его нужно возродить, что совсем не просто, болезненно.
- У нас есть анекдоты о новых русских. А у вас есть анекдоты о новых эстонцах, стремительно разбогатевших и кичащихся своим богатством?
- Знаешь, новые эстонцы, конечно, есть, но анекдотов о них нет.
- Почему?
- Может быть, потому, что они слишком далеки от той среды, где рождаются анекдоты.
- Может ли быть сегодня эстонский писатель свободным художником?
- Если ты имеешь в виду не творчество, а материальный достаток, то, как правило, конечно, не может. Это только в советское время можно было писать по роману раз в два-три года, а в промежутке жить на гонорары. Теперь большинство литераторов работает, чаще всего в журналистике. Но так ведь всегда было в Европе. И в Эстонии до второй мировой войны так было.
- Ты исключил Америку?
- Там несколько иная традиция. Там многие хорошие писатели преподают в университетах, ведут свои курсы. Сейчас в Тартуском университете тоже открыта специальная профессорская должность: ее занимал поэт Хандо Руннель, потом художник Юри Аррак...
- А сохранили ли эстонские писатели, на твой взгляд, способность на многое смотреть иронично, особенно на тех, кто добился жизненного успеха, кто высоко взобрался по ступеням власти?
- Тут достаточно вспомнить роман Михкеля Мутта "Международный мужчина", где не то что выведен наш президент, но есть кое-какие на него намеки.
- Леннарт Мери рассердился?
- Не слишком. Я присутствовал при их встрече после выхода романа в свет. Мери спросил у меня, указывая на Мутта: "Интересно, знаком ли я с этим господином?" Я засмеялся и ответил: "Конечно знаком!" На том эпизод и закончился вполне мирно.
- То есть сохраняется приятная эстонская традиция - не сметь обижаться на литературу.
- Ты пойми: ведь нынешние политики - сплошь наши старые читатели. Мы их все-таки воспитали. И если уж они обижаются, то только на журналистов, на газетчиков, да и то редко.
- Скажи, а читатели вернулись к хорошей литературе? Сейчас я была в Москве, в магазине на Тверской невозможно пробиться к прилавку даже в отделе литературоведения, где обычно бывает пусто. Люди опять достают книги, бегают за ними, перекупают.
- К сожалению, у нас не все истинные любители литературы могут купить нужную им книгу, книги очень дорогие. Но зато очень много людей сейчас в библиотеках, на популярную вещь записываются в очередь. Да и покупают все-таки гораздо активнее, чем еще несколько лет назад.
- Все эти десять лет "Лооминг" держит высокую планку пристрастий - к хорошей литературе. У тебя, видимо, просто нет другого выхода: ты просто обязан печатать то, что отстаивал много лет как литературный критик?
- Это - комплимент. Следовательно, мне остается только промолчать.
Вела беседу Елена СКУЛЬСКАЯ.