После того как Алексей Герман снял свой третий фильм "Мой друг Иван Лапшин", он приехал в Таллинн. Выступал в нашем Доме печати. На встречу пришло человек двадцать. Думали, что режиссер обидится и откажется выступать. А он не отказался, он, напротив, счел аудиторию количественно вполне нормальной. Это было около пятнадцати лет назад. Вскоре, впрочем, началась мода на Алексея Германа, он собирал тысячные залы, он сам, как знаменитость, представлял фильмы пока менее удачливых, но тоже талантливых режиссеров.
В Московском Доме кино он открывал премьеру фильма Киры Муратовой "Астенический синдром" (и именно с этой премьеры грянула слава и Киры Муратовой, которой, конечно, восхищались и раньше, но не особенно давали ей жить...).
С Алексеем Германом было множество интервью, он рассказывал о каких-то своих замечательных планах, писал какие-то сценарии, побеждали они на конкурсах, но постепенно все стало как-то затухать, угасать, думали, что, может быть, уехал куда-нибудь прославленный режиссер, да и сменил в том далеке профессию.
Нет, не уехал Алексей Герман, а, напротив, ведет яростную борьбу за свой новый фильм "Хрусталев, машину!". Всем известна придирчивая скрупулезность режиссера Германа. На предыдущих своих лентах он буквально замучивал группу поисками натуральных и точных деталей времени, отраженного в ленте. Все повторялось и в "Проверках на дорогах", и в "Двадцать дней без войны", и в "Мой друг Иван Лапшин". Все помощники шарили по комиссионкам, антиквариатам, свалкам, подвалам и чердакам - искали одежду, туфли, перчатки, а остальные разыскивали у любителей и по свалкам нужные мотоциклы, собирали старенькие машины, проклиная все на свете.
Но зато и достоверность была в каждой детали!
В новой ленте Алексей Герман не отступается от своего принципа. Он снимает фильм о 53-м годе, годе смерти Сталина.
- Мы снимали про 53-й год, но изначально не хотели опускаться до политики, - говорит Герман о новой ленте, - хотя у нас фигурируют в эпизоде и Сталин, и Берия. Но неинтересно было рассказывать о них - тиранах. Интересна была смерть физическая, умирание, немощь, страдание и даже благородные слезы перед лицом самого страшного существа, перед которым трепещет полмира и наш герой в придачу. Интересно, чтобы вдруг стало жалко умирающего Сталина... Мы снимали, исходя из того, что времена не выбирают. Искали форму, чтобы было интересно, - хотели слепить героя, который бы сделал в итоге то, что не сумел и не сумею сделать, например, я... То, о чем мечтало в России ах как много интеллигентов... Это сюжетное кино. Но только не подумайте, что оно - о Сталине и муках культа. Нет - мы попробовали, касаясь времени, не судить, а рассказывать... Может, это и спасло нас от тоски при изготовлении...
В интервью "Аргументам и фактам" Алексей Герман показывает себя человеком, который совершенно не изменился. Он так же злится на время, которое тянется и тянется, не давая реальных результатов, на деньги, которых вечно не хватает, на обстоятельства, которые мешают заниматься любимым делом:
- Мы... три четверти времени стоим. Месяц-полтора поснимаем - и опять в простой. Снимаем сцену - два героя едут на тракторе. Приходит на съемку директор: извините, Алексей Юрьевич, трактор забираем - долги-с. Первую половину фразы сняли, а вторую половину этой же фразы снимаем через семь месяцев... Хоть стой - хоть вой.
И все-таки, судя по всему, фильм "Хрусталев, машину!" заканчивается. Даже снята уже последняя сцена: обычные воздушные шарики, только выкрашенные в черный цвет, чтобы было далеко видно, летят в сером небе. Так будет завершаться лента.
За те годы, что снималась картина (а сам режиссер считает, что снимается она всего лишь четыре года), очень многое изменилось даже в самой съемочной группе: просто несколько человек успели умереть, не дожив до премьеры. Целый год воспитывали ворону, чтобы снимать в ленте, а перед самыми съемками она взяла и улетела в форточку. А сколько было преследований, запретов, злобных сплетен, был даже фельетон в одной питерской газете под названием "Подаст ли Хрусталев машину, или Крапленые карты Германа".
Алексей Герман уверен, что "Хрусталев" - его последний фильм. Он говорит, что ему все в кино надоело, надоело бороться, отстаивать, сражаться, встречаться с прокурорами. Он думает, что бросит Петербург, уедет в Москву, поступит работать в театр, будет спокойно ставить спектакли в спокойном стабильном коллективе.
Но верится с трудом. После каждого своего фильма Герман заявляет примерно одно и то же. Но не уезжает из Питера, не перебирается в театр. Пока снимали "Хрусталева", исколесили всю Россию вдоль и поперек, бродили и в глухих лесах, как, например, под Муромом, где нигде выпивка не продается, а даже рельсы портвейном пахнут.
В одном из недавних интервью Германа спросили:
- Говорят, "Хрусталев" заявлен на будущий год в Канне?
Он ответил:
- Отборочная комиссия любого фестиваля должна что-то видеть, а мы возможностями показа пока не располагаем... Успех на фестивале - дело, конечно, хорошее. Как сказал один известный француз, можно презирать ордена, но лучше презирать их, когда имеешь. Но есть и другая, более близкая мне мудрость одесского анекдота: "Первый пункт устава публичного дома - не суетиться под клиентом". Тем более "кухню" фестивальную я знаю - был членом жюри в Канне.
Алексей Герман трудный, неуживчивый человек. Его фильмы открыли новую страницу в советском кинематографе, породив множество подражаний и подражателей. Откроет ли новую страницу в российском кино его "Хрусталев"? Никто, разумеется, не может сегодня ответить на этот вопрос со всей определенностью. Но известно, что Алексей Герман за все эти годы ни разу не предал свой талант, не отказался от своих художественных пристрастий и убеждений.
Замечательно, что легендарного "Лапшина" он снял по мотивам рассказов и повестей своего отца - не самого талантливого писателя советской эпохи, да дело даже не в таланте, а в том, что у отца и сына слишком разные этические позиции, но в интервью тогдашнего времени Алексей Герман говорил: "Я хотел снять фильм о любви". Страшный, мучительный, сумрачный фильм о людях, лишенных личной жизни, он называл фильмом о любви. И, действительно, была в нем любовь - пронизывающая, как боль.
Не знаю, искал ли когда-нибудь Алексей Герман сладкой, уютно-роскошной жизни. Но ее у него никогда не было. Затуманилась сейчас и его слава.
Пусть возвращается!
Л.ЕЛЕНСКАЯ.