- Вы сейчас и в кино снимаетесь, и поете, и в своем жанре очень интересно работаете, а скажешь кому-то, вот, мол, Михаил Евдокимов, и в ответ тотчас: а-а, "морда красная"! Обидно?
- Нет, почему же? Приятно! Это мое произведение, я сам его с удовольствием создавал. Просто у меня сейчас есть новые вещи, которые, на мой взгляд, на мой вкус, по классу выше "морды". Здесь все дело в анекдоте: когда-то это было ново, было неожиданно - естественно, сразу отложилось в памяти у зрителей. Правда, поначалу я боялся, стеснялся: вдруг реакция пойдет в обратную сторону? Но нет, по-моему, все нормально. Ну, а песни, их всю жизнь пел, всю юность. И в институте пел, и до института, а в армии руководил ансамблем. Кстати, начинал-то барабанщиком. С детства барабанил: нравилось мне это дело. И сейчас тоже: какая-то группа играет, а я барабан слышу. Если хорошее соло на ударных, душа отдыхает.
- А вообще, по жизни, все нормально складывается?
- Жить можно, как мой один герой говорит.
- Мне рассказывали, что у вас в семье пополнение...
- Да, забрал вот троих детишек, привез из Нижнего Тагила к нам домой, в семью, к жене и дочке. Там трагедия случилась, и ребятишки эти остались одни, так мы с женой решили, что заберем их к себе.
- Мальчики или девочки?
- Два пацана и девчонка. Правда, пока еще отцом не зовут, стесняются. Может, со временем...
- Когда мне об этом рассказали, я говорю: "Вот молодец!". А в ответ слышу: "Это не он, это жена молодец!". Жена - молодец?
- Конечно. Не то слово.
- Она принимала решение?
- Я предложил, она не возражала.
- Она у вас кто? Тоже актриса?
- Нет, она человек.
- Точка?
- Да. Классный.
- А где вы познакомились?
- В армии. Я служил, а Галина там, в Нижнем Тагиле, жила. Потом я сильно болел, она за мной ухаживала. А после армии поженились. С тех пор и живем. Все нормально.
- Вы, конечно, были знакомы с Зиновием Ефимовичем Гердтом?
- Да. И очень даже хорошо. Я у него на даче бывал, мы с ним гуляли, разговаривали много.
- А вы знаете, что он вас очень любил?
- Знаю.
- Несколько лет назад он мне сказал, что на российской эстраде много случайных мальчиков, которые хотят сорвать быстрый успех, и на самом деле есть только один настоящий артист - Михаил Евдокимов. А я тогда вашего имени не знала и благодаря Зиновию Ефимофичу запомнила.
- Мы действительно были в очень хороших отношениях. С Зиновием Ефимовичем и с Юрием Владимировичем Никулиным у меня произошла одна и та же история: на свои телепередачи они звали меня несколько раз, а я все никак не мог прийти, не получалось, о чем очень сожалею. Люди ушли, и многое не успелось, хотя были какие-то планы, какие-то проекты, хотели вместе поработать в кинематографе, была мысль сделать какую-то картину. Но жизнь распоряжается, знаете, как...
- А кто вас в Москву работать позвал?
- Пригласили работать "разговорником" в Московскую филармонию. Дело в том, что я пел на танцплощадке, а перед выходом рассказывал пародийные миниатюры. Ребята из Москвы приезжали на гастроли, приходили на танцплощадку - вот и позвали. А я привез в Москву рассказы, показать их в "Молодой гвардии". Пришел в Дом литераторов на юбилейный вечер журнала. Ну, ребята знали, что я балуюсь пародийными вещами, и попросили выступить. Я что-то набросал карандашом на юбилейную тему и вышел на сцену. Вид у меня был еще тот! Денег-то одеться не было. Но ничего, нормально.
- Сейчас для вас сценический образ, костюм, например, имеет значение?
- Нет, никакого! Мне больше всего хотелось бы выступать в клетчатой фланелевой рубахе, а то пиджак сковывает. Ну, как некоторые мои вещи читать в галстуке? А вот если человек в фуфайке на эти темы будет говорить, это уже ближе, теплее. Не в смысле ватина, а в смысле души. Им галстук и белая рубашка вообще не подходят.
- Заставляют надевать?
- Нет, конечно. Но существуют не до конца мне понятные вещи типа закона сцены и прочее. А мне пиджак с галстуком порой просто двигаться мешает. Детали одежды, они ведь очень многое определяют в таком театре, как мой.
- А вы - театр?
- Получается, да. Театр имено моего имени.
- С режиссурой, со всеми прочими атрибутами?
- Я никого не привлекал в качестве режиссера, просто сам делаю, как это чувствую - и все. И очень рад, что мой зритель меня понимает, что я никого не подвел, как говорится. Если в зале нет пустых кресел, это же радость для любого актера.
- Зрители вам что-нибудь диктуют?
- Нет, за исключением того, что вдруг начинают кричать: "Баню" давай!" И как правило, как раз в тот момент, когда я настроен совсем на другое.
- Даете "Баню"?
- А как же! Куда денешься? Сам виноват.
- Вы не похожи на послушного человека.
- Этого я и не сказал.
- Собаке своей шалить позволяете?
- Позволяю. Но в меру. У меня с Корнетом было два серьезных мужских разговора, когда он себе особенно позволил. С тех пор все нормально.
- То есть попросту врезали Корнету?
- Врезал. Конечно. Они, как я понимаю, во всяком случае далматины, такие вот ребята: все секут, очень хорошо уясняют, кто главнее, и хорошо умеют этим пользоваться. Но тут уже в ход идет все, особенно кокетство! Галина моя страшно хохочет, когда я его изображаю.
- А кто в доме хозяин?
- Я. Честно, я. Вошел в дом - все. Всем все ясно.
- Все по углам?
- Ну, не в такой же степени. Я же не какой-нибудь деспот. Наоборот, люблю всех очень. Можно через вас, через вашу газету обращусь к своим зрителям?
- Конечно! Им будет очень приятно.
- Если бы от меня зависело, чтобы им жилось лучше, я бы все сделал. Я и так все делаю. Жаль, от меня мало зависит. Я желаю всем счастья и терпения, которое обязательно будет вознаграждено, будем на это надеяться. Хочется очень, чтобы все уважали друг друга. Самое замечательное человеческое качество - сопереживание. И если все мы будем чувствовать чужую боль, это облегчит наши собственные страдания. Поверьте, я не кривляюсь и не кривлю душой. Я всех вас очень люблю и всегда буду с радостью к вам приезжать, говорю это от всего сердца.
- Остается лишь добавить, что этим обещанием вы действительно обрадуете своих зрителей, потому что редкий артист собирает сегодня у нас полный зал.
- А иначе я бы этого и не сказал. До скорой встречи!