Их Пушкин

Великие тусовщики из сферы хлеба и зрелищ вкупе с теми, кто располагается повыше (там, где кончается Беня и начинается полиция), уже подсчитывают барыши от массовых гуляний. Шоу, увы, не сравнится по последствиям с Ходынкой, но грозит переплюнуть памятную давку во время и после представления заморской звезды Жарра. А как же! Народ должен, да что там должен - обязан, проникнуться лестным осознанием собственной духовности, об утрате которой так много и так скорбно говорят в последнее время. Ведь в самом деле, не хоккеем единым жив человек. И не только на хоккеистах можно заработать. Пушкин тоже ничего, годится. Люди, знающие Пушкина исключительно как автора "Однажды в студеную зимнюю пору сижу за решеткой в темнице сырой, гляжу - поднимается медленно в гору вскормленный в неволе орел молодой", прекрасно это понимают и уже сейчас громоподобно, помпезно и надрывно несут околесицу о том, как Пушкин яростно бился за демократию, страдал за простого человека и любил родную природу. То, что любил Пушкин, в год его юбилея будет использоваться в качестве оправдания любой глупости.

Попробуем представить себе, как это будет. Так, поэт любил народ? Однозначно! Хоровод крестьян под предводительством Надежды Бабкиной вдоволь голосит перед камерами телевизионщиков. Так, народ и армия - едины? Естественно, просто не разлей вода! Хоровод откормленных мальчиков-зайчиков из ансамбля песни и пляски им. Александрова зычно дает отповедь клеветникам России. Что там еще поэт любил? А, ну так уже готовится к выходу академическое издание полного собрания сочинений анекдотов о поручике Ржевск.., тьфу, к черту, поручика! Сей момент, конечно! О страстях и страстишках камер-юнкера (выдержать паузу!) Пушкина! Отдельным изданием - библиографическая редкость, откопанная как раз по случаю двухсотлетия пиита. Автор - например, некто Барков(ский). Называется "Тень Пушкина". Оч-чень, знаете ли, пикантная книжица. И тонны исписанной - поэт любил много писать! - бумаги о невольнике чести, ветерок от массового качания (навроде китайских болванчиков) головами по поводу свинца в груди и жажды мести, а на заборе патриотические шизовки: "Спартак" - чемпион, Дантес - козел!". Любил ли Пушкин отдыхать? Вне всякого сомнения! По телевизору покажут, как отдыхают простые русские ребята, которых заждалась простая русская земля Сибирь, как лихо они отмечают юбилей и тоже любят Пушкина. Пушкин был патриотом? Кто сомневается - тому глаз вон! Все, включая таких ценителей поэзии, как президент и собака Шарик, тоже будут наперегонки брехать о безответном чувстве любви к Родине.

И СМИ не отстанут: красноречиво и патетично умиляясь республиканцу Пушкина, чье республиканство заключалось, положа руку на сердце, в исключительной любви к жженке и обществу гвардейских офицеров, сказочной (пока свет не решил, что ша, хорош) популярности в сочетании с отвратительными манерами.

Отвратительными, разумеется, только с точки зрения этикетной культуры, которую во все времена непонятно почему одинаково обожают при дворе и в казарме. Да, Пушкин с высоты шестка, на котором восседал двор, был крайне неприличным человеком. Одет Бог знает как, каблуки стоптаны, воротнички нестираны, волосы всклокочены, небрит и вдобавок его - кошмар! - читает вся Россия. Вольнолюбие вышло в свое время боком, а двести лет спустя - юбилеем. Лично я не стал бы утверждать, что второе лучше первого.

Будем честны: в сентябре 1826 года Пушкин попался. Поэт оказался в ситуации, когда любое движение относится к разряду неловких и неминуемо означает только одно: мышеловка непременно захлопнется. Вернуться в северный уезд - значит замариновать себя до смерти в целебном псковском климате. И никакое мифическое заболевание сосудов ноги (аневризм) не помогло бы поменять глушь святой Руси на, скажем, Италию, а пообещать царю стать новым, измениться - обречь себя на упреки в сближении с властью. Пушкин, тем не менее, пообещал стать новым. Прецедент страшный, много раз с тех пор повторившийся и аукнувшийся. Идеалист, он думал, что ему дадут печатать "Годунова"! Но царь-цензор с большим вкусом, задолго до Цветаевой решил, что теперь это его Пушкин! Он мнил получить свободу, вырвавшись из Михайловского, - за ним до конца жизни ползал негласный надзор, благодаря которому потомки получили исчерпывающие сведения о том, с кем и сколько он пил. Гению тяжко в забвении, гению тяжко сидеть в оппозиции, расплачиваясь за грехи молодости. У гения есть сильнейший соблазн помириться с властью и стать ее орудием. Пушкин вел себя достойно, но и он не устоял - пришлось писать "Стансы" и еще более унизительные "Друзьям": "Нет, я не льстец, когда царю хвалу... слагаю... Его я просто полюбил". Пушкин полюбил царя... Верзила с оловянными глазами, "убийца гнусный" Николай умел давить и ломать.

Поэты, парадокс, склонны к союзу с властью: ради народа, разумеется, ради читателя. И согласны терпеть все - жить в чуждой среде двора, исповедующего, как мы сейчас бы сказали, стиль "хайлайф", быть в этой среде посмешищем, белой вороной, терпеть унижения, но иметь возможность отыграться на своем поле - "Медным всадником", "Историей пугачевского бунта", статьей о Радищеве - ан нет! Этого поля уже как бы и не было - "Годунова" обругали, окончание "Онегина" вообще пропустили мимо ушей. Поэты склонны тешить себя иллюзиями - ведь народ оценит, поймет, а свобода встретит радостно у входа... Самое время вернуться в день сегодняшний.

Нынешняя власть хороша, за нее держатся, за нее бьются насмерть. Нынешняя власть не упустит шанса использовать имя Пушкина корысти ради. Например, как символ. Пушкин - символ государственности, символ примиренчества, символ кроткости и покорности, символ отступничества. Именно такой Пушкин выгоден, поскольку нет ничего бессмысленней, нет, не русского бунта, а потери власти - в том числе и над умами. Поэтому самого талантливого писателя России безбожно используют самые бездарные властители ее, которые готовы из человека, ненавидевшего любую власть - и себя за минуту слабости в отношениях с ней, - сделать нечто карикатурно-карманное, которое по-ельцински "любило нас, сегодняшних". По понятиям (словосочетание, характерное для политиков, крупных бизнесменов и бандитов средней руки) нынешнего истеблишмента, Пушкин - это кто-то вроде ничейной бабушки из "Вороньей слободки", которая отличилась при порке интеллигента Лоханкина. Пушкин в этом качестве тоже неплохой пример и средство для укрощения строптивых. Александра Сергеевича, раздергав на цитаты, удобно представить персоной, находящейся с властью на дружеской ноге. И вообще, ближе к выборам олигархия приплетет в свою обойму кого угодно, хоть Астафьева (любимый писатель президента России), хоть Руставели (соответственно любимый писатель президента Грузии), хоть неизвестного автора "Слова о полку Игореве". Что сказать? Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь. А что же народ, для которого и устраивается грандиозная по своим масштабам акция прикрытия темных дел под названием "День рождения нашего любимого поэта Пушкина"? Как что? Безмолвствует - на его улице, говорят, праздник. И неизвестно, чему тут больше дивиться - цинизму властей или пассивности общества, которому предстоит съесть и не подавиться Пушкиным-юбиляром!

Сергей КОНЯХОВ.