Птичье счастье зависит от людей

Лет тридцать назад появились в Кадриорге изящные металлические кормушки для синиц. Развесили их в парке ночью. Сделать это, конечно, мог только очень добрый человек и, конечно, романтик. Иначе - зачем же ночью? Звали этого доброго мастера Адольф Энке. В расчищенном им от вековых наслоений монастырском подвале на улице Мюйривахе, 33, он создал свою мастерскую, в которой под его умелыми руками рождались кованые фонари, подсвечники. Вдобавок еще и кормушки для птиц.

Давно ушел из жизни старый мастер, исчезли и кормушки в парке. И не только созданные Энке, но и примитивные деревянные домики для скворцов. Заметно меньше слышно птичьего пения, и совсем пропали белки, наши милые Мики.

Просматривая подшивку "Молодежи Эстонии" за 1973 год, натолкнулся на статью известного ныне радиожурналиста Герберта Цуккера, чьи передачи на "Радио-4" о природе пользуются у слушателей неизменной популярностью. 25 лет назад он писал о птицах и лесных зверях, обосновавшихся в городе, и особенно в его парках, где можно встретить синиц, черных дроздов, зябликов, чижей и других представителей пернатого царства. В Кадриорге жили совы. Там же гнездились сокол-чеглов и ястреб-перепелятник. "А разве не дрогнет сердце фотоохотника, - писал Цуккер, - узнай он, что черту города пересекли два медведя, что лоси посягают на какие-то экзотические растения в Ботаническом саду? Или, скажем, кому не интересно понаблюдать за чайками, которые охотятся не за морской рыбой, а за карасями в пруду у Балтийского вокзала?"

Кто из таллиннцев не помнит белок, которые прекрасно себя чувствовали не только в Кадриорге, но и в центре города, у того же Балтийского вокзала? Одно время их развелось так много, что вступили в свои права законы равновесия, продиктованные природой, ведь эти симпатичные зверьки разоряли птичьи гнезда. И тут появилась в парке... куница, а другая хищница обосновалась в дупле старой ивы напротив гостиницы "Таллинн". Белок стало несколько меньше, но они по-прежнему прыгали среди деревьев и доверчиво брали корм с рук человека. И по-прежнему пели весной и летом птицы, доверчиво садились на вытянутую ладонь сторожкие синицы. Газеты сообщали о том, что в городе появилась лиса с выводком из четырех лисят. Объектом их охоты стали голуби, и один из лисят так увлекся, что был пойман. В районе "Русалки" голубями промышлял ястреб...

...Минуло четверть века, и нынешние дети не знают, кого в Таллинне звали Мики. Исчезли в городе белки, а значит ушли в леса или погибли куницы; не видно голубей, а с ними лисиц и ястреба; не забегают в город лоси и зайцы; нет в прудах Кадриорга и у вокзала ни карасей, ни карпов. Казалось бы, некому теперь разорять птичьи гнезда. Но и птиц, даже воробьев и голубей, в городе и в парках стало заметно меньше. Уже не сидят на ветках синицы в ожидании протянутой ладони с кормом, не прилетают на подоконники поклевать кусочек сала. Середина апреля, весна, а в Кадриорге почти не слышно птичьих голосов. Что же случилось?

По-моему, основных причин две - вороны и люди!

И хотя вороны относятся к отряду воробьиных, их образ жизни и методы существования отличаются от воробьиных так же, как образ жизни современных банкиров Эстонии отличается от существования бомжей, роющихся в помойках. Хотя те и другие относятся к виду "Homo sapiens".

Ворона, ворон, сорока, галка - птицы особые, серьезные, если хотите, "исторические". Еще у древних ворона считалась мудрой птицей-прорицательницей и в качестве таковой была посвящена Аполлону, а скандинавскому верховному богу Одину служили две вороны Хугин (думающая) и Мунин (помнящая). Они сидели на его плечах, слетая с них каждый день, чтобы следить за временем, и были символом всеведения Одина. Ни одна птица не имела такого значения для римских авгуров - жрецов, которые по полету птиц определяли волю богов, как ворона. Викинги постоянно, отправляясь в дальние плавания, брали с собой несколько ворон, которых время от времени выпускали, чтобы определить близость земли. По преданию, именно при помощи птиц была открыта Гренландия. В своих разбойничьих походах норманы носили перед собой в качестве боевого знамени изображение ворона. И в то же время у многих народов эта птица олицетворяла несчастье. Если мы говорим "иди к черту", то древние греки посылали "к ворону". И мудрые греки были правы: при всех своих "исторических заслугах" эта птица - настоящий и беспощадный хищник, к тому же еще и всеядный, питается и флорой, и фауной. Охотится за мелким зверьем, разоряет птичьи и беличьи гнезда, не брезгует падалью и отбросами.

Как раз в это время, в марте-апреле, вороны откладывают яйца, к лету выводят по пять-шесть птенцов и никогда их не бросают. Не имея естественных врагов, вороны быстро размножаются. А уж о сообразительности ворон и их повадках ходят легенды и вполне правдивые истории.

Покойный хранитель Пушкиногорья С.С.Гейченко в своей книге "У Лукоморья" рассказывал, как вороны "помогают" любителям подледного лова: "Сидят вороны весь день, безмолвно и зорко наблюдая за рыбаками. Но вот рыбари сворачивают снасти, опускают жерлицы в проруби, подвязывая концы к колышкам, и уходят. И тут сразу же, как по команде, на их места прилетают вороны... и начинают таскать из воды жерлицы. Схватят за конец у колышка и тянут, пока не покажется живец. Знает ворона, что вкусный живец на крючке, потому расправляется осторожно, чтобы самой не попасть в беду. Много раз наблюдал я за этими птицами, но ни разу не видел, чтобы хоть одна попалась на крючок".

Сходите в Кадриорг, и вы увидите, как много там развелось ворон: черных и серых, старых, матерых, и молодых, деловито осваивающих свои владения. Сегодня в парке слышны только их уверенные голоса. Они чувствуют себя здесь полными хозяевами. И если раньше в густой зелени крон старых деревьев и в зарослях кустарника мелкие певчие птицы еще могли укрыть свои гнезда от вездесущего воронья, то сегодня в сильно прореженном после трехгодичной рубки парке ни белкам, ни птицам укрыться негде.

А прорубки делали и делают люди, делали с благими намерениями, но для тех, кто жил на этих деревьях и кустах, это была дорога в ад.

В конце нынешней зимы в Кадриорге под обрывом Ласнамяги вдоль улицы Куристику пылали костры. Лесорубы старательно прореживали густые заросли деревьев и кустов, которые летом пышной зеленью закрывали подножие глинта и прилегающую к нему полосу земли. Рубили и жгли сучья. Смотрел на огонь и думал, сколько погибло при этом птичьих гнезд в привычных для пернатых обитателей парка местах гнездования? А сколько уничтожено другой живности, для которой эти заросли были родным домом? Тот же Семен Семенович Гейченко не раз писал и говорил, что не только в лесу, но и в парках обязательно должны быть заросли, где могли бы найти себе укрытие птицы и мелкое зверье, без этого парк будет мертвым и скучным.

От людей зависит птичье, а значит и собственное счастье, зависит от готовности прийти на помощь всему живому. Думать следует при необходимых порубках не только о "красоте паркового ландшафта", но и о тех, кто может при этом погибнуть. Если у ворон нет врагов, подумать надо о том, как во имя жизни других птиц и белок ограничить численность этих хищников. Подумать о скворешниках, дуплянках, кормушках, о корме. Сделать все, чтобы в Кадриорге, в Оленьем и Тооме парках, в других зеленых местах города вновь зазвучало пение птиц.

В стихотворении Александра Сергеевича Пушкина "Разговор книгопродавца с поэтом" есть такие строки:

В гармонии соперник мой
Был шум лесов, иль вихрь буйный,
Иль иволги напев живой...

Прекрасная песня иволги, услышанная Пушкиным в Михайловском, показалась ему достойным соперником его гармонии. Птичий хор - одно из величайших наслаждений, какие доставляет человеку природа. И он нужен нам, этот хор, если мы хотим остаться людьми.

Леонид СУРКОВ.

Фото Василия ШАЛЯ.