Месть голой медсестрички

Шесть уколов в сердце

- Сестра, а может, в реанимацию? - с надеждой спрашивает больной.

- Раз доктор сказал в морг, значит, в морг! - слышит он суровую отповедь.

По существующей и, к слову сказать, свято выполняемой инструкции после смерти пациент, прежде чем оказаться на металлическом столе морга, как минимум два часа вылеживается в отделении - а вдруг оживет?

В первую же ночь обозреватель "М-Э" Виктор Логачев стал очевидцем совершенно невероятной истории. Под утро в одной из палат обнаружил покойницу - восьмидесятилетнюю бабушку. Сколько она пролежала в таком виде? Последний раз ее видели курившей в коридоре часов в девять вечера, а в три утра менявший капельницу медбрат случайно обратил внимание на то, что пациентка отнюдь не спит, а мертва.

На пару положенных часов каталку с трупом бабушки оставили в коридоре у двери буфета. Делать врачам в этот утренний час было особенно нечего, у нас же была водка, так что компания сколотилась быстро. Решили еще позвать девчонок из гинекологии, и минут через десять нас стало шестеро - подошли две милые медсестрички.

Пирушка была веселой, с откуда-то появившейся гитарой. И как-то постепенно, после второй или третьей бутылки, разговор зашел о внутрисердечных уколах. Это когда в последней надежде запустить остановившийся "мотор" медики прямо в сердце колют адреналин.

Выяснилось, что, кроме врача-реаниматора, таких уколов не делал никто. Словом, все горели желанием попробовать, благо было на ком - бабушка все еще лежала под дверью буфета, где и разворачивались события.

- А как же вскрытие - обнаружат следы уколов?

- Какое вскрытие - ей же восемьдесят! - со знанием дела зашумели все.

Попробовали, сели пить дальше.

Через полчаса высунувшийся в коридор реаниматор остолбенел. Трупные пятна куда-то исчезли, а на шее покойницы явно билась жилка.

Медицинское сообщество вмиг протрезвело, дело принимало нешуточный оборот. Бабушка уже была официальным трупом, и этот печальный факт никакими силами невозможно было стереть из истории болезни.

Более того. Теперь следовало продолжать реанимацию, запускать дыхание. Это когда рот в рот вдувают воздух в легкие.

В тайной надежде, что сердце побьется-побьется, да и перестанет, в буфете среди некогда дружной компании стал разгораться спор на тему, кому именно "дуть".

Девчонки из гинекологии упорхнули, их это не касалось. Медбрат резонно утверждал, что реанимация - дело врачей. Его горячо поддерживал дежурный врач, особенно упиравший на то, что проводить реанимацию должен врач-специалист.

Реаниматор категорически отказывался "целоваться" с покойницей: умерла так умерла.

Каждую минуту украдкой все посматривали на оживавшую и на глазах розовевшую покойницу. Сердце мстительной старушки не оставляло никаких надежд. Реаниматору пришлось "дуть".

К всеобщему изумлению минут через пять его усилия увенчались успехом. Бабулька задышала самостоятельно.

Правда, через неделю чья-то добрая рука ночью отключила поддерживающие искру жизни приборы, и бабушка благополучно дошла в мир иной, откуда ее неделю назад столь бесцеремонно вернули лошадиной дозой адреналина.

Дежурный врач и реаниматор схлопотал по выговору от главврача.

Разделяй и властвуй

- Ну так киньте в него свой, - советует врач.

- Не могу, у меня - жидкий!

При поступлении новой больной, прежде чем разместить пациентку в одной из двенадцати восьмиместных палат, медсестры детально выяснили, любит ли новенькая свежий воздух или боится сквозняков. Если они имели дело с любительницей свежего воздуха, то отправляли ее туда, где большинство обитательниц-старожилок до исступления боялись сквозняков. Соответственно "сквознячек" отправляли к не менее оголтелым поклонницам открытых форточек.

- А не проще ли разделить и тех, и других по отдельным палатам? - наивно полюбопытствовал как-то обозреватель "М-Э" у жгучей блондинки Леночки, проработавшей в отделении целых четыре года.

Вопрос возник не случайно. День за днем наблюдались жуткие словесные перепалки по поводу открытия-закрытия окон в палатах. Пару раз дело доходило до драк, и потом поцарапанные старушки довыясняли отношения перед дверью перевязочной.

- С ума сошел? - удивилась Ленка. - Им же здесь делать нечего, и они от скуки начинают гундеть, что их плохо лечат. А потом жалобы пишут. А так и они при деле - ругаются, дерутся, и нам хорошо - разнимаем, лечим, наводим порядок. Всем нужны.

Девочки-нимфеточки

- Девушка, если вы слезете с моих колен, я обязательно запишу это в вашу историю болезни.

Кстати, в больнице молодых и симпатичных пациенток почему-то медперсонал предпочитал размещать в нескольких имевшихся двухместных палатах, причем всегда - поодиночке.

- Почему?

- А трахать вы их где будете, в восьмиместных палатах с бабками? - ехидно и цинично полюбопытствовала Ленка.

Намек был понятен - в отделении работал медбрат по кличке Леша-триппер. Он настолько искусно охмурял нечасто попадавших в отделение шестнадцати-двадцатилетних девчонок-пациенток, что обычно уже в первую ночь оказывался в их постелях, даже не дождавшись результатов обязательных в любых больницах анализов.

В общем, за каких-то полгода лихие девчонки четырежды награждали его той самой болезнью, которая легла в основу прозвища. И Лешку, и девчонок лечили прямо в отделении, не отходя от рабочего места.

Все-таки Ленка была не совсем откровенна, "переводя стрелки" на мужиков-медбратьев. Сама она с большой симпатией и заметным женским интересом поглядывала на красивых девчонок и пару раз вполне открыто провела ночь в постели одной из пациенток.

Но особенно отличился медбрат по имени Саша. Обычно в свободное время ночью он молча играл сам с собой в шахматы или спал.

Он никогда не принимал участия в попойках, ссылаясь на склонность к жуткому и мучительному похмелью. Как-то, заглянув в процедурную, я увидел Сашу с закатанным рукавом халата мастерски делающим себе укол в вену. Рядом лежали пустые ампулы омнопона и димедрола. Саша оказался тихим морфинистом. Другой его страстью, по моему разумению, плохо сочетающейся с пристрастием к наркотику, были медсестрички из других отделений. В каждом у него была своя постоянная подружка, поэтому Сашу можно было совершенно неожиданно и в любой день недели встретить в самых разных местах. То он в свободное от дежурства время коротал ночь в гинекологии, то в хирургии, то в урологии.

Видимо, любовником он был отменным, потому что, когда Сашу главврач с треском выгнал из больницы и запретил впредь переступать ее порог, девичий плач разносился по многим отделениям.

Случилось же вот что. Саша пришел на ночь в отделение неврологии к своей подруге Олесе. Подмечено, что бабушки в неврологии обычно бывают довольно нервными и особенно склочными.

Саша же с Олесей в ту ночь решили себе ни в чем не отказывать и занялись любовью на каталке в коридоре. И случайно оттолкнулись ногами от стены. С жутким грохотом металлическая каталка со слившейся в экстазе голой парочкой неслась, гремя колесами, по кафельному полу коридора.

Проснулось все отделение. И, конечно же, возмутилось. Одна бабулька даже пыталась усовестить бесстыдников. Она имела неосторожность сказать, что они, вместо того чтобы вынести из-под нее "утку", занимаются черт-те чем.

Рассерженная и совершенно голая Олеся немедленно вытащила "утку" из-под кровати и невозмутимо вылила ее содержимое на голову ошарашенной бабульке. Потом стянула женщину вместе с изгаженной простыней на пол и затолкнула под кровать. И ушла с Сашей продолжать заниматься любовью. Там, под кроватью, утром врачи и обнаружили трясущуюся от страха и холода старушку. И хотя перепуганное такой решительностью Олеси неврологическое отделение молчало и не спешило "закладывать" медсестру, правда как-то выплыла наружу.

Олесю и Сашу немедленно уволили.

Смерть доносчикам

Обладатель белого халата интересуется ростом, весом и объемом груди Смирнова. Записывает все данные в блокнот и идет к двери.

- А как результаты анализов, доктор? - кричит ему вслед Смирнов.

- Я не доктор, я - плотник!

Доносчиц в больнице не жаловали.

- Может, дать ей "коктейля"? - неспешно обсуждали план мести ябеде за вечерней бутылочкой упоминавшийся уже Леша-триппер и медсестра Светлана, которую все в отделении называли "наш Светик".

Проблема на самом деле назрела. Одна из вновь поступивших в отделение бабулек развила неумеренную активность да еще была уличена в стукачестве. Она донесла заведующему отделением, что в прошлое дежурство Светик привела из соседнего, мужского, отделения пациента-азербайджанца, и, по ее словам, из палаты, где они уединились, "всю ночь неслись стоны и скрипы, не дававшие спать всему отделению".

Завотделением не поощрял интимных отношений на работе и взгрел Светика по полной программе.

"Коктейль", который предложил использовать против строптивой старухи Леша-триппер, состоял из лазикса и аминазина в больших дозах. Собственно "коктейлем" назвать его нельзя - компоненты колют разными шприцами. Использовали столь радикальное средство редко - от силы пару раз в год и только для особо "понравившихся" пациенток. Словом, медперсонал надо было изрядно "достать", чтобы нарваться на "коктейль".

Для непосвященных читателей объясню, в чем заключалась дьявольская сила "коктейля". Лазикс - сильнейшее мочегонное средство, а аминазин в больших дозах отрубает сознание, вгоняя пациента в глубокий и долгий сон.

После того как вредная бабка-лидер получала "коктейль", она засыпала дня на два-три и просыпалась на насквозь промокшем и пропахшем мочой матраце. Ни о каком лидерстве после этого уже речь не шла. Другие бабки презрительно удостаивали вчерашнюю грозную старуху кличкой "зассыха" и переставали ее замечать. Обстановка в отделении разряжалась.

- Ни хрена, никаких "коктейлей"! - мстительно возразила Светик, - это она легко отделается!

"Военный совет" после тщательного изучения истории болезни назначил ябеде страшную кару.

- Посадим ее на пенициллин и магнезию! - вынесла приговор Светик.

В истории болезни Светик вычитала, что каждые шесть часов ее личному врагу кололи пенициллин и через сутки - магнезию.

Исполнение приговора Светик решила начать немедленно. Она добрых полтора часа бегала по всей больнице в поисках очень болезненного при уколах калиевого пенициллина, обычно почти не используемого. С огромным трудом ей удалось собрать десяток флаконов. Если колоть его без обезболивающего новокаина, память об уколах остается надолго. Мстительная Светик стала проводить курс лечения бабки-стукачки не то что без новокаина, а разведя чудовищный препарат физраствором. Другими словами - раствором соли.

Утром она сделала ябеде еще и назначенный врачом угол магнезии. Чтобы уменьшить боль, магнезию разогревают и медленно вводят в мышцу. Светик долго и тщательно охлаждала ампулу в холодильнике, а потом ввела послойно, то есть все время чуть перемещая иглу шприца в мышце.

Наказанная ябеда сутки истошно орала в своей палате, а на дальнейшие "пенициллиновые процедуры" ее водили под руку. Сама она ходить уже не могла, едва приходя в себя от укола до укола. О доносах ябеда больше не помышляла.

Бабушка без задницы

- Доктор, дайте мне таблетку от жадности. Только побольше, побольше, побольше!

Осенью, зимой и ранней весной в больницах наплыв больных. Летом отделения полупусты. Москва на дачах.

Зато как только кончается сезон, пенсионеры отправляются болеть. Букет из десятка хронических заболеваний позволяет пожилым людям практически в любое время получить направление на госпитализацию и месяц - другой пообсуждать с такими же дачниками-садоводами результаты летнего сезона и рецепты разносолов.

Медики уверяют, что причина осенне-зимнего наплыва пенсионеров прозаична: люди экономят пенсии. Питание в больнице хоть и скудное, но зато бесплатное. А еще и лечат. Так что своих "профессиональных больных" врачи знают поименно и относятся к ним снисходительно. Хотите полежать в больнице? Пожалуйста.

Бабулька Мария Митрофановна была как раз из таких экономных старушек. Я внимательно прочитал ее историю болезни - в год она болела ровно по четыре месяца. Два - весной, два - осенью. Она как раз долеживала свои два весенних месяца, когда в отделении появилась новая медсестра Юлька, прошлым летом окончившая медучилище.

Юлька медицину не любила и работать не хотела. Проболталась с друзьями-мальчишками несколько месяцев, но мать заставила-таки ее устроиться на работу в больницу. Но мыслями Юлька витала где-то далеко.

Перед выпиской Мария Митрофановна пошла на хитрость - попросила назначить ей курс хлористого кальция - это означало дополнительные десять дней до выписки. Не почуявшая подвоха врач назначила уколы, и Мария Митрофановна помчалась в процедурную, где, на ее беду, витала в облаках Юлька.

Не долго думая, Юлька по безграмотности вкатила в бабушкину задницу десять кубиков хлористого кальция. Вообще-то его колют только в вену - попав в мышцу, хлористый кальций всегда вызывает некроз, омертвение и гниение тканей.

На лекциях в медучилище столь ценная информация пролетела мимо Юлькиных ушей.

Дня через три Мария Митрофановна стала жаловаться на боль. Когда болят места от уколов, там рисуют йодом сеточку, чтобы инфильтрат быстрее рассосался. На свою беду, Марию Митрофановну нелегкая опять принесла к Юльке.

Не обнаружив в процедурной йода, Юлька без колебаний замазала больное место зеленкой. Какая разница?

Зеленка удачно скрыла и припухлость, и красноту, на которые ветреная Юлька не обратила внимания.

И лишь когда через неделю бабулька окончательно слегла с высокой температурой и сильной болью, ей вызвали специалиста-хирурга. Врач пришел в ужас: одна половинка задницы раздулась, как баскетбольный мяч, и расцвела всеми цветами радуги.

На операционном столе Марии Митрофановне полностью удалили злополучную половинку задницы. И она на полном законном основании провела в больнице еще один месяц. Экономия в триста рублей.

А Юльку серьезно пожурили за легкомысленность. Что с нее еще взять?