Угол зрения

Три события последних недель невольно привлекли к себе внимание: выставка в Музее театра и музыки "Семь веков прибалтийских немцев, музыка и культура", открытие XII Международного фестиваля органной музыки и сообщение о ходе реставрации немецкими мастерами органа Домского собора, созданного 85 лет назад в немецком городе Франкфурте-на-Одере. В связи с этим появились публикации о немецкой культуре и ее влиянии на формирование первого поколения эстонской интеллигенции.

Читая некоторые из них, невольно вспоминаю великолепный рассказ Яана Кросса "Час на стуле, который вращается" - монолог сына издателя первой эстонской массовой газеты "Ээсти постимеэс" Иоганна Янсена, Эугена, который вращаясь на фортепьянном стуле от инструмента к письменному столу, пишет ответ на обвинение в продажности, брошенное его отцу. Оказывается, человек, основавший первую крупную газету и создавший стиль эстонской печати, имел письменный договор с неким господином Виллегероде, и этот немец за деньги, которые он передавал Янсену, контролировал общее направление газеты. Старый Янсен позицию своих обвинителей считал вздорной. Да, брал! Ибо "у газетчика никогда в жизни руки не бывают свободными! Во всяком случае под крылом благословенного царского орла! Да едва ли и еще где-нибудь..." Когда-то сын бросил отцу: "Господи, Боже мой!.. Ты предал, опозорил нас!" И вот пятьдесят лет спустя, вращаясь на стуле от клавиш к бумаге, уже старый Эуген Янсен пишет письмо в защиту отца.

Что же произошло? Перемена позиции? Заблуждение? Нет, это перемена угла зрения. Только доля градуса разделяет оценки. Чуть изменились обстоятельства, чуть сместился угол зрения - и картина предстает в ином свете. Кажется, что, комментируя те или иные факты или события прошлого, мы порой забываем историческую действительность, конкретную обстановку и жизненные условия, в которых эти факты имели место.

Мазинг, Фельман, Крейцвальд, К.Якобсон и другие представители первого поколения эстонской интеллигенции получили образование на немецком языке, просто потому, что среднего образования на родном эстонском не существовало. Уже в уездные училища принимали учеников, умевших говорить, читать и писать под диктовку по-немецки. Эстонский язык ни в училищах, ни в гимназиях не преподавался, а Тартуский университет перестал быть немецко-русским учебным заведением только после создания самостоятельного Эстонского государства.

Можно сказать, что идея национального самосознания эстонского народа и просветительской деятельности зародилась у Мазинга и других на основе полученного ими немецкого образования, на основе немецкой культуры? Можно! Изменим угол зрения и посмотрим на события первой половины прошлого века глазами Карла Якобсона, который в одной из своих патриотических речей говорил: "...вторжение в XIII веке немецких крестоносцев в Эстонию знаменовало конец периода света и наступленья тьмы", а Фельман писал: "Эстонец знал, что немцы отняли у него волю и счастье,и завещал своим сыновьям унаследованную от отцов ненависть к угнетателям".

Скудны и односторонни дошедшие до нас сведения той далекой поры, когда пришли в эстонские земли крестоносцы, и перспективы пополнения наших знаний о том времени малообещающи, особенно о том, как оценивали и принимали новую для них христианскую веру эстонские крестьяне, рыбаки и охотники, как воспринимали они дома с крестами, где звучала чужая непонятная речь, но звучала и музыка.

В изданной в 1846 году брошюре на эстонском языке "Держи, что имеешь..." в защиту лютеранского вероисповедания среди прочих обличений католицизма говорится: "...в продолжении трехсот лет (с 1230 по 1530 годы) народ ничего не знал о своей вере, потому что богослужение совершалось на совершенно чуждом для нашего народа латинском языке. Библии не было, катехизиса и псаломников (книг песнопений) тоже, не было и обучения детей...".

И все-таки на эту безрадостную картину можно, сместив угол зрения, посмотреть по-другому.

...Много лет назад в парке-музее народного быта и зодчества Рокка-аль-Маре зашел в только что воссозданную сельскую часовню Сутлепа из Ноароотси. Внутри было светло и тихо, простые скамьи, скромная кафедра и распятие, маленький орган-позитив. Вот, пожалуй, и все, но душу охватило ощущение отдохновения. Невольно представил, как сотни лет назад после тяжкого труда в поле или на путине приходили в воскресные дни в такой светлый и чистый дом из своих задымленных жилищ крестьяне и рыбаки, садились чинно на скамьи, отдыхали и слушали. Слова священника на чужом языке были непонятны, но после них звучала музыка. Из похожего на комод инструмента лились удивительные звуки, подобные то шуму ветра, то горестным вздохам, то шелесту листвы, то грохоту и гулу обвала. Звуки проникали в глубь душу, предупреждали и успокаивали, грозили и вселяли надежду, уводили от повседневности и взывали к борьбе. И пусть не было в сельских храмах многотрубных органов, украшенных резьбой, позолотой, скульптурой, а священники или кисторы играли на скромных органах-позитивах, именно они были первыми инструментами, донесшими до эстонских крестьян великую музыку Генделя и Баха. Да и сам Себастьян Бах играл в Новой церкви в Армштадте на таком домашнем органе, который сохранился до наших дней. Старейший из известных в Эстонии позитивов сделан местным мастером Иоханном Таллем в 1795 году. Инструмент принадлежал композитору П.Сюда и его можно увидеть в Музее театра и музыки.

При церквах и церковных школах возникли и первые эстонские хоры. Под руководством кистеров (понаморей) их создавали уже в начале прошлого века. И хотя эти священнослужители носили немецкие фамилии Глезер, Вильберг, Нилендер и др. и пели эти хоры духовные песни немецких авторов, именно они послужили толчком к широкому распространению хорового пения эстонского народа. А хоровая песня таит в себе удивительную, не объяснимую словами тайну единения, когда это неодолимое чувство охватывает человеческие души и певцы в едином порыве сливают свои чаяния и надежды. И на то, что произошло вслед за этим, вряд ли рассчитывали немецкие создатели первых церковных и школьных хоров. Одно за другим возникали певческие общества "Ревалия", "Ванемуйне", "Койт" и другие, сыгравшие немалую, если не основную роль в становлении национального самосознания народа, зарождении эстонской культуры, появлении первых профессиональных композиторов и органистов...

В июне 1870 года Карл Якобсон, выступая в зале общества "Ванемуйне", сказал: "События жизни народа находят отражение в созданиях искусства, и эти явления духовной жизни народа неминуемо сплачивают его в такую силу, перед которой отступают все недуги, ибо взлеты в области духа и свободы народа нерасторжимы".

Вся последующая история эстонского народа, его культура, его песни подтверждают эти мудрые слова. Так что прошлое - это не застывшая лава имен и дат, а живая ткань истории, во взгляде на которую нужно выбрать верный угол зрения.

Леонид СУРКОВ.