"ЭМОЦИИ ЗАХЛЕСТЫВАЮТ МЕНЯ И В РАБОТЕ, И В ЖИЗНИ"

Единственное украшение квартиры - великолепный камин. Сидит дама в своем доме у камина и говорит о балете... Чем не мечта?

П.М.: Май, вы как-то сказали, что в движении выражается сущность человека. Причем это касается не только балета. Вы научились определять людей по движениям?

М.М.: Это профессиональное качество, которое пришло с опытом. Психологию человека и его духовное состояние сцена выявляет совершенно откровенно. Скрыть это невозможно. Я вижу, что сегодня танцует человек духовно чистый и открытый. Но прихожу на следующий спектакль - и все меняется. На его совести какая-то подлость, которая изменила его физическое состояние. Поэтому я убеждена, что духовную чистоту может выразить на сцене только тот человек, кто остается таким и в жизни. Здесь все очень тесно связано. Теперь, с опытом, я умею "читать" людей по походке и по жестикуляции, а иногда могу даже узнать какие-то тайны и раскрыть интриги. Я смотрю, как человек входит, кладет свои вещи, как двигается и как смотрит на меня, и понимаю, о чем он думает в это время. Все это очень интересно, потому что люди у меня, как на ладони, но сами они об этом не догадываются.

П.М.: Чужого человека вы тоже можете "прочитать"?

М.М.: С чужим человеком сложнее, ведь я не знаю, как он двигается в разных ситуациях. Но если постараться, можно определить тип, психологию, характер. Глаза тут тоже играют свою роль, но движение для меня важнее.

П.М.: Вам как главному хореографу театра "Эстония" приходится иметь дело с танцовщиками и балеринами. На сцене они играют какие-то роли и тем самым "обманывают" зрителей. Разве они не могут обмануть и вас?

М.М.: Я бы не сказала, что на сцене происходит обман. Для этого нужно быть поистине великим актером. Уланова, например, была ангелом в жизни и гением на сцене. Но не все актеры столь безупречны в жизни и не все способны на полное перевоплощение. Человек не однозначен. Он может переходить из одного состояния души в другое. Сложные люди обладают сложной психикой, которая имеет множество граней. И только сам человек способен определить, в каком именно состоянии ему лучше сейчас находиться.

П.М.: Что вы предпочитаете в хореографии - модерн-танец или классический балет?

М.М.: Можно сказать, что у меня сейчас "переходный период". Поначалу я любила только модерн. Бывая в Америке, я подолгу просиживала в библиотеках и читала все об американском модерне. Могу с уверенностью сказать, что изучила его досконально. Наверное, в самой Америке немного найдется людей, которые знали бы модерн так же хорошо, как я. А теперь я на распутье: хорошо знаю модерн, но не уверена, что хочу его делать. Сейчас мне нравятся такие танцовщики и балерины, которые способны сделать и модерн, и классику. Я хочу творить, не думая о стиле и отталкиваясь только от актера и музыки.

П.М.: У вас на счету много постановок с самыми популярными и великими танцовщиками.

М.М.: Да, особенно в Москве и Ленинграде: Миша Барышников, Наталья Макарова, Никита Долгушин... Раньше я была для них просто популярным хореографом. Барышников приезжал сюда каждый год, почти на каждую премьеру. С Тимофеевой у меня был хороший творческий контакт. В Америке я работала с Синди Грегори. И всегда получалось так, что самые близкие и тесные связи складывались у меня именно с крупными мастерами. Причем друзьями мы остаемся на всю жизнь, даже если у нас за спиной только один спектакль. Творчество сближает и роднит. Миша принимает меня в Нью-Йорке, как мать или сестру, хотя мы сделали с ним только одну постановку. Так что правильно найденная творческая атмосфера представляет для актера определенную ценность. И он не забывает это ощущение.

П.М.: Способность отдавать себя целиком - это свойство таланта?

М.М.: Но не все его признают. Иногда наши актеры смотрят на меня так, что вряд ли можно говорить о хорошем контакте. И от этого очень больно. Миша Барышников, например, всегда показывает мне свои новые работы и прислушивается к каждому моему слову. Обычный контакт профессионалов. А вот в театре "Эстония" с моим мнением считаются не всегда. Иногда кажется, что мы просто говорим на разных языках - так велико бывает непонимание.

П.М.: Какими качествами должен обладать человек, с которым вам хорошо работать? И какие знания - жизненные, духовные, интеллектуальные - ему нужно накопить?

М.М.: Главное, чтобы он хотел танцевать и быть художником. Я всегда требую, чтобы момент творчества был чистым и честным, чтобы актер был открыт и откровенен. Я всегда спрашиваю: "Как ты это чувствуешь? Нравится ли тебе?" И к замечаниям актеров отношусь с большим терпением и вниманием. Без этого ничего не получится. Мне не нравится балетмейстер-диктатор. Мы делаем общую работу и должны идти к цели вместе. Черты характера должны уйти на второй план. Они - личное дело человека. А творчество - дело общее и оно требует чистоты и открытости. Здесь я очень чувствительна ко лжи. Она сразу выводит меня из себя, и я не могу работать. С неоткровенными людьми в творчестве очень трудно.

П.М.: Что, кроме любимой работы, вам еще нужно для жизни?

М.М.: Чего мне не хватает? Иногда мне трудно справляться с собственными эмоциями и кажется, что их у меня больше, чем нужно. Они мешают удерживать равновесие и захлестывают меня и в личной жизни, и в работе. Я моментально вспыхиваю, и мне трудно овладеть собой, абстрагироваться от ситуации. Эмоции, конечно, находят потом выход в искусстве. Но мне бы хотелось научиться быть стабильной и уравновешенной. Пока у меня это не очень получается.

П.М.: А где же холодный эстонский характер? Говорят, что прибалты неэмоциональны, а вы - сплошная эмоция.

М.М.: Я не чистокровная эстонка, во мне смешались несколько кровей - французская, польская и цыганская. Мы жили бедно. Отец погиб, и нас осталось четверо: мама и мои братья. В доме у нас царила хорошая творческая атмосфера, очень эмоциональная, доброжелательная. Жили мы дружно. В доме всегда было много людей, им нравилось у нас бывать, потому что они здесь что-то приобретали. В нашей семье были свои представления о порядочности, вежливости, честности, и никому не дозволялось нарушать их. Нас учили так: если у тебя есть кусок хлеба, а ты и твой друг голодны, разломи хлеб и отдай большую половину другу. С такими идеальными понятиями я выросла, и, естественно, в жизни мне было не очень легко. Но я приспособилась. Может быть, теперь я не всегда отдаю другу больший кусок, но отдаю обязательно. Моя семья, бабушка, мама, братья дали мне очень много, и я благодарна им.

П.М.: Мы сидим в вашем доме и говорим уже почти час. За это время за окном не проехала ни одна машина. Очень тихое место. Скажите, Май, это ваши эмоции требуют уединения или ваш характер - одиночества?

М.М.: Мой характер. Многие мастера работают в репетиционном зале. У меня это никогда не получалось. Я могу работать только в уединении. Я словно отрекаюсь от всего, мне хорошо и спокойно, у меня появляются интересные мысли.