ПОСЛЕДНИЙ ВАГОН

Правдивая новогодняя история

Особенно любит Лукашка в память о трех волхвах, отправившихся вслед за Путеводной звездой, чтобы поклониться младенцу Иисусу, "водить за нос" путников. Иной заплутает в трех соснах на знакомой дороге и, обмороженный, выйдет под утро к человеческому жилью невредим, а другого утром найдут окоченелым в сугробе под собственным забором - в двух шагах от калитки.

Несколько лет назад вместе с коллегами из Эстонского телевидения я был в рождественские дни в Мюнхене. В сочельник мы вдоволь потусовались на старейшей в Европе "Ярмарке Христа-младенца", отогреваясь горячим вином. Вечер провели в мюнхенской штаб-квартире "Радио Свобода", а на следующий день были в гостях у продюсера Дениса, угостившего нас на славу.

26 декабря мы отправились поездом в Берлин, где вечером, имея на руках билеты до Риги, пересели в поезд Берлин - Санкт-Петербург. Вагон на Ригу находился в конце состава. Благополучно миновали Польшу, но на белорусской границе начались неприятности.

- Очень сожалею, но я не могу впустить вас на территорию Содружества Независимых Государств, - торжественно объявил мне страж границы. - У вас в паспорте нет штампа о том, что вы выехали из Эстонии. Мне придется вас задержать. На сборы - пять минут. - Завладев моим паспортом, он важно удалился.

Две дамы, с которыми я путешествовал, были в шоке. Однако мы быстро сообразили, что под Новый год со мной никто не станет возиться - задерживать, высылать обратно в Германию и т.п. Не прошло и пяти минут, как пограничник вернулся.

- Считайте, что вам очень повезло: я разрешаю вам въехать на территорию Эс-Эн-Ге, поскольку вы путешествуете транзитом, но в следующий раз я буду вынужден вас задержать. Счастливого пути.

Я хотел запомнить название полустанка, но память его не удержала: на языке вертится, а не выговорить. Что-то, связанное с историей. Кажется, это были Барановичи, но я могу сейчас ошибиться.

Смеркалось, когда состав пересек литовскую границу. После таможни и паспортного контроля мы решили отпраздновать возвращение небольшим товарищеским ужином. Проводница, ни слова не говоря, заперла за нами дверь купе, и мы отправились в вагон-ресторан.

С помощью повара я соорудил приличный омлет с колбасой, далеко выходивший размером и содержанием за пределы железнодорожного прейскуранта. Омлет мы "уговорили" под бутылку коньяка, но все пришлось повторить, когда к нам присоединился какой-то немецкий студент. Странно, но теперь я никак не могу вспомнить, о чем мы так долго, забыв обо всем на свете, беседовали с этим странным очкариком.

Когда мы уже подумывали о том, чтобы заказать еще одну бутылку коньяка, Ирина решила вернуться в купе. Не успели мы откупорить новую бутылку, как она вернулась назад, отменно трезвая, но белая, как полотенце.

- Нашего вагона нет, - сказала Ирина, и это обстоятельство нас очень позабавило. Особенно смеялся студент-очкарик.

Выпили. Ирина отогрелась, и щеки ее порозовели. Минут через пять она снова откланялась, а мы продолжили застолье.

Когда Ирина вернулась во второй раз, то на глазах у нее были слезы:

- Нашего вагона нет.

Официантка, зачем-то выглянув в окно, сказала нам, что мы уже довольно давно едем по Латвии.

- Вот и славно: нам как раз нужно в Ригу, - говорит Женя.

- Вы туда не попадете, потому что состав идет в Санкт-Петербург, а ваш вагон на Ригу отцепили еще в Литве. Через час российская граница.

Немецкий студент тихо слинял в туалет и больше не вернулся. Коньяк допивали втроем, но уже без шуток и без веселья.

На латвийскую землю, кажется, станция называлась Карсава, мы ступили, являя собой весьма живописную группу. Поздним вечером 27 декабря на перрон, задуваемый метелью, из вагона-ресторана выходят трое: Женя, одетая в спортивный костюм и пляжные тапочки на босую ногу, зареванная Ирина в юбке и кофточке, но без колготок, и я - в джинсах и легком свитере на голое тело. Вещей нет, денег нет, документов тоже нет.

Холодно. Женя молчит. Ирина рыдает в голос, размазывая по щекам обильные слезы. Смешно и одновременно жутко.

По счастью, станционный смотритель вошел в наше положение и уговорил какого-то мужика отвезти нас до Риги. Сговорились на 150 немецких марок, если поспеем к поезду вовремя. В результате мы попали на рижский вокзал на три часа раньше своего вагона.

Первый и, вероятно, последний раз в жизни я встречал поезд, в котором должен был приехать сам. Проводница едва не хлопнулась в обморок, когда увидела нас на перроне. Она забыла про нас, и наше отсутствие обнаружилось только на латвийской границе, когда таможенники напоролись на закрытое купе: вещи и документы на месте, а пассажиров нет. Вместе с нами вагон встречала полиция с собакой и следователем в очках.

Теперь мне кажется, что в облике немецкого студента было что-то демоническое, да и исчез он подозрительно тихо и быстро. Уж не с самим ли Лукашкой мы отужинали в тот вечер?

Михаил ПЕТРОВ.