Верная жена

В 1722 году в Санкт-Петербурге играли пышную свадьбу. Церемонией распоряжался сам царь Петр I. Вначале он отвез в церковь жениха, потом невесту. Впереди свадебного поезда гарцевали два трубача и двенадцать шаферов - все гвардии капитаны, далее в открытом кабриолете ехал Петр с маршальским жезлом. За праздничным столом он же подавал гостям кубки с вином...

Чем заслужили молодые такую милость государя?

Браком сочетались царская крестница княжна Екатерина Ромодановская и молодой граф Михаил Головкин. Отличал их Петр не только за то, что пара - на загляденье, но и вот почему: жених с невестой принадлежали к семьям ближайших его сподвижников. Дед Катеньки по отцу, князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский, чьи родовые корни восходили к Рюрику, правил при Петре знаменитым Преображенским приказом, ведавшим политическим сыском. Князь не знал жалости ни к уголовникам, ни к инакомыслящим врагам Петра I. После его смерти титул и пост князя-кесаря унаследовал его сын - Иван Федорович, отец Катеньки. Ее мать, боярыня Анастасия Салтыкова, приходилась родной сестрой царице Прасковье, супруге Ивана V - брата Петра. И Салтыковы, и Ромодановские оставили в истории память своей жестокостью.

В математике минус на минус дает плюс. Так и в жизни случается. Княжна Екатерина Ромодановская не впитала семейной черты характера, напротив, с молодости отличалась добрым сердцем, отзывчивостью. Она родилась 22 ноября 1701 года и, хотя росла в доме деда, где царили патриархальные обычаи, образование получила по тому времени отличное: знала французский и немецкий, играла на лютне и клавикордах. Высокая, стройная, блистала на ассамблеях, танцуя менуэты и польский англез... Нередко ее партнером объявлялся сам царь.

Не уступал в знатности и жених. Его отец Гаврила Иванович Головкин занимал пост Государственного канцлера России и состоял с царем в отдаленном родстве - родными сестрами были их бабушки.

Словом, жизнь молодой четы начиналась счастливо. Вскоре после свадьбы Петр назначает Головкина-младшего послом в Берлин, а затем в Париж. Там-то и застает супругов скорбная весть: император умер. Увы, он не успел назначить преемника, и это на долгие годы предопределило жестокую свару вокруг трона. "Бредовыми видениями мелькали дворцовые перевороты, убийства императоров, триумфы и кровавые казни. Слабые женщины принимали полубожественную власть. Из горячих и смятых постелей решались судьбы народов. Приходили ражие парни с могучим сложением и черными от земли руками и смело поднимались к трону, чтобы разделить власть, ложе и византийскую роскошь" (А.Толстой).

Занявшая трон при поддержке князя Меншикова и гвардейцев Екатерина I отозвала Головкина в Петербург, пожаловав ему чин камергера, но дальнейшее продвижение по службе задержалось. И лишь позже, при Анне Иоанновне, доводившейся его Катеньке двоюродной сестрой, Михаил сделался директором Монетного двора, потом сенатором и действительным тайным советником.

Но граф мечтал о большем, заблуждаясь, что обладает теми же качествами, что и отец, который благодаря уму, политическому чутью и хитрости держался у власти при семи венценосных правителях России.

Пока был жив старый канцлер, он и сыну помогал успешно лавировать в круговороте дворцовых интриг. Но когда пришлось принимать решения самостоятельно, Головкин-младший, как говорится, поставил "не на ту лошадь". Он отказался от предложения возглавить заговор в пользу Елизаветы - "дщери Петра" и встал на сторону тех, кто считал преемником престола трехмесячного внука Анны Иоанновны - Ивана VI, за которым стояла "немецкая" партия - та самая "бироновщина", что вызвала у русского общества "колики в печенке".

Тут-то и оказалось, что не по "Сеньке шапка". Стремясь укрепиться у власти, Головкин выступил с манифестом, направленным против Елизаветы Петровны и убеждающим Анну Леопольдовну объявить себя императрицей. Подкупленный курьер доставил пакет с манифестом Елизавете. Ирония судьбы - в роковой вечер 24 ноября 1741 года, накануне дворцового переворота, в роскошном дворце граф Головкин устроил бал по случаю именин своей очаровательной супруги. Съехалось более сотни гостей - цвет петербургской знати. Веселье длилось далеко за полночь, а под утро в дом вошли гренадеры-преображенцы...

На Васильевском острове соорудили эшафот, и 18 января 1742 года осужденных привезли на казнь. Голгофу окружали гвардейцы и толпы народа. Сенатский секретарь громко огласил приговор, и палач уже занес топор над первой жертвой, когда... курьер доставил указ Елизаветы о замене казни на ссылку.

Екатерина Головкина, как утверждает один из ее биографов, в продолжении всей ужасающей церемонии находилась в толпе у эшафота и ловила взгляд мужа, желая "перелить в него часть бодрости, которой заметно недоставало бывшему счастливцу".

Немедля крестница Петра поехала во дворец просить императрицу о помиловании, но не была принята. Ей лишь повелели передать, что преступник будет наказан, но если графиня отречется от него, то, учитывая заслуги ее деда и отца, она лично не потеряет ни родового имения, не поместий мужа и останется по-прежнему статс-дамой императрицы.

Вероятно, Елизавета жаждала испытать графиню: ведь ее беспредельная любовь к мужу была при дворе уже притчей во языцех. Ответ был таков: "На что мне почести и богатства, когда не могу разделять их с другим моим? Любила мужа в счастии, люблю его и в несчастии и одной милости прошу - быть с ним неразлучно".

Елизавета не стала противиться. Закон в ту пору не запрещал жене следовать в ссылку за мужем, но при этом она должна была разделить его участь с лишениями и бесправием. Делая такой шаг, графиня порывала с родными и друзьями, с роскошью, в которой жила, - со всем, кроме, конечно, мужа. И она не колебалась ни минуты. Ее не испугала Сибирь, которая и позже, во время декабристов, казалась людям каким-то "мрачным ледяным адом, откуда, как с того света, возврат невозможен и где царствует произвол".

На сборы отводились считанные часы. Уже на следующий день после "казни" Екатерину, одетую по-дорожному, ввели в крепость. Совершенно обессилевшего мужа вынесли на руках, положили в сани. Разбитый нервным потрясением, он владел только левой рукой, стонал от боли. Графиня ничем не выдала своего волнения, не заплакала в отличие от мужа, который, рыдая как ребенок, припал к ее рукам. Да что говорить, едва сдерживал слезы сам князь Шаховской - начальник петербургской полиции...

Головкиным дали в дорогу тулуп да 22 рубля деньгами, после чего "грустный поезд, сопровождаемый конвоем", тронулся в далекий путь. Императрица позаботилась, чтоб заговорщика действительно отправили к черту на кулички. Местом ссылки был определен поселок Германг, более известный как Собачий острог, о нахождении которого в Питере имели весьма смутное представление. Полагали, что где-то на Оби. Конвой в поисках этого места блуждал по необъятным пространствам больше двух с половиной лет(!), пока не нашел его в двух тысячах верст за Якутском, на Колыме. Среди нескольких изб и землянок, окружающих покосившуюся часовню, Головкиным суждено было прожить до конца дней своих: ссылка не имела срока.

Поселили их в тесной избе с оконцами, где вместо стекол - гладкие льдины. Собачий острог уходил в зиму на девять месяцев, морозы жали до 50 градусов, вокруг - белое безмолвие. Голодали. Мясо, хлеб, соль купить негде. Однако Катерина приспособилась к бедному арестантскому пайку добавлять коренья и всякого рода снадобья, которые находились у шаманов. Научилась печь хлеб, мешая тесто с толченой рыбой. Мужество и неустанные заботы жены постепенно привели к тому, что павший духом Михаил Гаврилович стал поправляться, окреп и даже избавился от подагры.

А тут случилась невероятная история. Однажды Головкины получают с посыльным письмо, из которого явствует, что у графини конфискованы отнюдь не все имения, запрещено лишь пересылать доходы. Так вот, писал графине управляющей Онуфрич, сбежали, дескать, в неизвестном направлении дворовые - "кучер Ефим да двое из выездных - Николай и Сидор. Ефим и Сидорка - с женами, - да еще и Маланью, горничную вашу, сманили, а с ними, чего бы никто не ждал, и старая Арефьевна, ключница ваша, сбежала, и, греха таить нечего, сделали унос: шубы теплые да из серебра кое-чего унесли. Подали заявку в полицию..."

А через два месяца "беглецы" явились пред очи своей матушки-графини, проделав на свой страх и риск немыслимый путь - лишь Арефьевна не дотянула, захворала в дороге и померла. Привезли крепостные своим господам и теплую одежду, и посуду, и "выкраденные" три тысячи рублей денег. "А я, матушка, взяла и башмачки ваши тепленькие, любимые, и душегрейку", - говорила горничная Маланья. Тут уж граф и графиня не выдержали, бросились со слезами обнимать своих крепостных, как родных...

Конечно, это принесло облегчение Екатерине. Уже не надо было самой воду и дрова носить. Прибывшие срубили сдвоенные избы - в одной господа, в другой - их дворовые. Теперь Михаил Гаврилович мог в тепле Горация читать вслух, переводя жене латынь прямо с листа.

Так шли годы, в течение которых Екатерина Ивановна ни разу не посетовала на судьбу и ни о чем не жалела. Жили надеждой - вдруг что-то изменится, как-нибудь придет избавление.

Развязка наступила в ноябре 1755 года. Возвратясь от заутрени, Екатерина увидела мужа мертвым. И теперь, только теперь она дала волю крику и слезам.

Что же дальше? Можно было сразу покинуть Собачий острог, но Головкина не тронулась с места, пока, спустя несколько месяцев не получила положительный ответ на свое прошение похоронить мужа в Москве, в Георгиевском монастыре, где захоронен прах князей Ромодановских. Залив покойника воском, вдова собралась в обратный путь...

После печального обряда Екатерина Ивановна осталась в Москве - в доме, некогда принадлежавшем отцу и деду, где часто бывал царь Петр. Москва, Россия не забыли княжну-кесаревну. "Все ехало и шло к ней, - писали биографы, - и она ласково принимала приходивших, охотно рассказывала о своем времени..." Народная молва славила графиню, о ее милосердии ходили легенды. На нее глядели как на святую.

В сентябре 1762 года, когда в белокаменную для коронации прибыла Екатерина II, она нанесла визит Головкиной и выразила восхищение ее жертвенным поступком. Новая императрица приблизила графиню к своему двору, вернула ей звание статс-дамы и то, что оставалось в казне после продажи конфискованных у нее имений.

Графиня Головкина умерла в глубокой старости 20 мая 1791 года.

Юрий КРЮКОВ.
("Труд-7").