"...Мы лучше верной смертью оживем..."

В 1980 году Высоцкий не умер, он просто вытек из мира фактов, суеты, социальных потрясений и бесстрастного движения времени в сторону печальных изменений ветшающего мира. Мы продолжаем елозить по времени без видимых результатов. Предполагаемое накопление опыта оборачивается захолустьем вчерашнего дня. Итоги прожитого никак не влияют на будущее, которое уже никто не предполагает светлым. Течение времени в этом процессе удобно как способ хранения прошлого в строгой хронологической последовательности. Оно распределяет места пророков с невостребованными пророчествами в формально обустроенном благодарными потомками почетном карауле национальных достояний на безопасном расстоянии от стихийного потока истории. Печальной приметой их вклада в культуру, к стыду традиционно нелюбопытного современника, является всеобще-почтительное равнодушие к припыленным рядам собраний сочинений. К счастью, Высоцкий не пророк, он гениальный сожитель и потому в актуальности своего творчества не истребим. "Очень просто выбрать жизнь, когда не притягивает к себе смерть", написала Марина Влади в воспоминаниях, интуитивно угадывая закономерность трагической трансформации Высоцкого. Его действительно притягивала смерть как событие, после которого можно осторожно упомянуть бессмертие.

Обронзовев на Ваганьковском кладбище, Высоцкий представил возможность соотечественникам перевести дыхание от обвальной эмоциональности творчества и войти в его мир осознанно, в стиле постепенности, не прерываемой суетой и спокойно перетекающей в будущее.

Все сущее безусловно подчиняется неведомым нам закономерностям. Судьба предохраняет себя от неудобных ракурсов в истории и если собственное стремление в будущее обрывает точкой, значит так и должно быть. Говорить о том, что не пропето, бессмысленно. На первый взгляд не законченное, на самом деле в расчет жизни не входило. В ее расчет входило то, что он успел сделать. Объем созданного Высоцким поражает. Привычное, несколько легковесное, представление о его творчестве, которое мы, между делом, познавали через магнитофонные записи, мешает видеть в нем серьезного поэта, имеющего все основания считаться классиком всенародно-всеохватного жанра.

К шестидесятилетию со дня рождения Высоцкого в Москве издано собрание его сочинений в четырех томах, которое предоставляет возможность упомянутого постепенного и неторопливого погружения в его мир, который выстроен, как выяснилось, добротно и до конца. Мир, обогащенный внутренним, зафиксированным в памяти, устойчивым воспоминанием его голоса с грубой вибрацией мощной и раздраженной глотки. Издание четырехтомника Высоцкого - факт, достойный его посмертной биографии, выбивающийся из череды неуклюжих попыток придать поэту несвойственную роль раннего реформатора, разрушенного и спившегося в неравной борьбе с бездушным тоталитаризмом. Если профантазировать судьбу Высоцкого, мысленно удалив из нее досадный факт смерти, то трудно будет сломать безупречную, трагичную и совестливую логику жизни. Его трудно представить в череде социально активных героев, протерших дыру на экранах телевидения, проталкивающих в жизнь ценности, ничтожность которых оттеняет творчество Высоцкого. В процессе сверхъестественного расслоения общества, когда в месте желанного среднего класса растет и ширится, отчеркивая высший класс от низшего, черная линия, по величине и непреодолимости напоминающая пропасть, его место определено им самим. Оно там, где еще срабатывают законы человеческой логики и архаичной морали, где последствия не опережают их причин, где за преступлением следует наказание и неловкие поступки вызывают нормальную реакцию здорового организма - стыд, покаяние, желание искупления. То есть, его место в той среде, которая отсечена от новых ценностей убогим уровнем экономического благосостояния и где продолжают жить его бесчисленные герои.

И, естественно, он никуда бы не уехал, потому что биологически врос в эту несчастную страну с непредсказуемой пляской хаотических изменений:

"Развитье здесь идет не по спирали,
И вкривь, и вкось, вразрез, наперерез..."

Но, кроме того:

"...Из всех известных ностальгий
Всех сильнее тоска по России".

И, наверное, Высоцкий по-прежнему жил бы в состоянии затянувшейся "склонности к смерти". Однако "в гости к Богу не бывает опозданий", и он исполнил свои сроки.

У русского писателя Татьяны Толстой есть забавная фантазия с названием "Сюжет". По этому сюжету, в черный для русской культуры день, пролетавшая над Дантесом птичка капнула ему на руку. Рука дрогнула, и Пушкин был ранен настолько легко, что сумел убить Дантеса, затем поправиться и жить дальше. В глубокой старости он посетил по литературным делам Симбирск и имел случай огреть палкой местного мальчишку, обозвавшего Пушкина обезьяной. Мальчишка устыдился, поумнел и пошел другим путем, оставшись навсегда убежденным монархистом Ульяновым, даже не подозревая о том, что мог быть Лениным. Естественно, паралельно этим событиям протекала история, освобожденная от перспектив глобальных потрясений мира.

Такая вольная фантазия на тему гения русской поэзии привлекательна как ненавязчивое развлечение изощренного интеллекта, ибо в данном сюжете роль случайности отчасти приравнивает жизнь Пушкина к жизни птички.

Пушкин, во власти более суровой реальности, ушел в срок.

Высоцкий, избавленный судьбой от возможности созерцать сегодняшний день, тоже ушел в срок. Возможно, это и есть проявление высшей, недоступной нашему пониманию, логики закономерностей. И, наверное, это к лучшему.

Александр БОРИСОВ.