Курортный роман с выходом в вечность"Они простили друг другу то, чего стыдились в своем прошлом, прощали все в настоящем и чувствовали, что эта любовь изменила их обоих".(Антон Павлович Чехов).
Дверь в Зеркальное фойе забита досками, и стрелка лаконично указывает: "Вход со двора". "Со двора" - это через пустой зрительный зал и через дыру в забитых досками дверях. Святая святых, скрытое от посторонних глаз пространство, тщательно оберегаемое от нескромных взглядов, - вот где происходит действие чеховской "Дамы с собачкой". Здесь человек становится самим собой, каков он есть, и может признаться себе в том, в чем нипочем не признается на людях. Исповедальня, в которой хранится все, что дорого памяти, - и набережная в Ялте, и номер в гостинице, и станционный колокольчик, давший сигнал к отъезду поезда, означавшего конец курортного романа, а означившего - начало любви... Исполнитель Николай Хрусталев. Постановка и музыкальное оформление Эдуарда Томана. Художник Владимир Аншон. "Дама с собачкой" в Русском театре прочитана бережно, искренне, с вниманием к деталям, за которыми и скрыт ключ к главному в жизни. И получился спектакль с точным решением и отношением к чеховскому тексту. Именно спектакль, а не вариант чтецкого исполнения. ...Человек выходит на игровую площадку, бубнит под нос себе какие-то стихи (иногда сквозь ритм прорываются понятные слова "в городском саду... разрешите..."), поднимает крышку рояля, зажигает свечу - и вспыхивает свет, и итальянская ария уносит далеко-далеко, и поднявшийся ветер начинает трепать белый газовый шарф, как паруса на горизонте моря... Гаснет свеча - и гаснут воспоминания, чтобы потом вновь ожить от какой-то детали, и терзать душу, и согревать ее... Очень точно найдена исполнителем интонация спектакля (а это самое трудное в такого рода постановках, когда на сцене один артист) - интонация искреннего размышления. Что же все-таки произошло, как стало реальностью то, в существование чего герой не верил вообще, - любовь? На мой взгляд, самые дорогие минуты этого спектакля - минуты признания, когда не герою, от чьего имени ведется этот рассказ, не Гурову, а самому Антону Павловичу Чехову становится нестерпимо ясно, что в жизни его случилось великое чудо любви, но это никак не меняет самою жизнь, что так и будут любящие люди несчастны, будут прятаться, обманывать, жить в разных городах, не видеться подолгу... Николай Хрусталев раскрылся в этом спектакле действительно неожиданно, искренне и глубоко. Постановщик Эдуард Томан, по собственному его признанию, "зараженный" актерским замыслом перенести на сцену чеховский рассказ, сумел найти нужную форму и музыкально его огранить, а художник Владимир Аншон пространственно точно "привязал" его к трудной сценической площадке. В Зеркальном фойе появилась еще одна значительная для театра работа, сделанная по русской классике. Этэри КЕКЕЛИДЗЕ. Фото Василия ШАЛЯ. |