Бессилие бесстилья

"Вопрос о хорошем вкусе - вопрос весьма мучительный...", учит нас не обремененный гениальностью российский поэт Дмитрий Александрович Пригов. Поэтому не стоит напрягаться в критике, не надо чрезмерно морализировать. Конец стиля, объявленный и философски обоснованный бесстильным мудрецом Борисом Парамоновым, модным в российских интеллектуальных кругах, освобождает современника от тягостного груза опостылевших традиций. Художники могут пренебречь огрузневшей во времени гармонией манерных баб и мужиков в исполнении древнегреческих ваятелей. Человек сложнее и интересней и, помимо высоты и ширины, имеет массу других достойных параметров, направленных в его глубину.

В Таллиннской Городской галерее на улице Харью я с интересом наблюдал журчащую композицию Илмара Саабаса с укрепленными в каркасе прямоугольниками литой стеклянной массы. Чуть ли не художественной. Как принято говорить, без пяти минут. Другие представленные работы тоже были не лишены очарования своей оригинальной стеклянностью. А если, скажем, в них многослойно проглядывал некий колорит, то и своей многослойной колоритностью. Сюжетами Илмар Саабас свое творчество не обременял, поэтому дополнительно очаровывал еще и бессюжетностью.

Пока я с любопытством созерцал итоги непростых самопогружений Мастера, женщина, призванная стеречь шедевры, разглядывала меня, пытаясь постичь мой интерес к представленному творчеству. Должно быть, по замыслу Мастера, одиночный посетитель удачно дополняет композицию представленных произведений как некий сибиоз, символ единения искусства и его потребителя.

Лелея невостребованную, успевшую заскучать эмоцию, припасенную на случай ожидаемого душевного отклика, я зашел в Художественную галерею на площади Свободы, и тоже, как и в предыдущем случае, окунулся. Передо мной предстало два внутренних мира. Один мир был миром Анники Тонтс, второй - Кадри Кангиласки.

Не могу сказать, чтобы я понял эти миры. Почувствовал слегка, может быть. Но чтобы понять - этого не было. Во-первых, я не сразу понял, что смотреть, а интерьер был лишен надписей на родном мне русском языке (кстати, к счастью для русскоязычного зрителя, этим недостатком страдают все галереи). Во-вторых, см. во-первых, так как процесс затянулся. И, наконец, в третьих, на сервированном столике от чашечки кофе к сахарнице ползла снабженная хитроумной творческой изощренностью кофейная ложечка. Маленькая и беззащитная, она изредка бессильно замирала и опадала. "Вот так и я, - подумалось мне, - ползешь-ползешь, а потом бессильно опадешь. Так и Анника Тонтс. Да что там! Так и все мы..."

В той же галерее, в соседнем зале, грустили реликтовые животные немалых размеров, изваянные из полевых трав. Они как бы разглядывали небольшие живописные полотна, развешанные на стенах, и как бы находчиво решали вопрос о зрителях. Меня увлекла эта фантазия. Художник для каждого произведения искусства должен сам ваять своего зрителя, и тогда продолжительность неослабевающего интереса, а то и зрительского восторга будет зависеть лишь от долговечности выбранного материала.

Может быть, эти экспозиции и не характерны для здорового в целом процесса развития современного эстонского искусства, но в том-то и прелесть присущего дню сегодняшнему бесстилья, что поиск тенденций, увязывание причин с результатами, желание видеть в грядущем прошлое - занятия до смешного смешные. Все не характерное может быть характерным. И наоборот. Кстати, сам факт существования описанных выставок говорит в пользу вышеприведенной мысли. Которую, в общем-то, мыслью можно и не называть. Так, баловство одно.

В Таллинне проходят Дни Старого города. Приятно выйти из галереи на улицу и убедиться, что мир по-прежнему ярок, красив, многообразен и прост. Рядом с Ратушной площадью идет бойкая торговля предметами прикладного народного искусства. Того, которое не успело рухнуть и утонуть в болоте интеллектуального переосмысления.

Александр БОРИСОВ.

Рис. автора.