Мария КЛЕНСКАЯ: "Лучше всего я себя чувствую в театре"

- В последнее время я думаю о том, как и когда человек попадает к морю и в какой мере это ему необходимо? Я родилась в Тарту, но довольно скоро оказалась в Таллинне, у моря. Наверное, у реки, у озера люди живут по-другому, а я могла бы жить только в Таллинне или на Сааремаа, у моря. Кому-то нужен огонь, эти люди сидят у камина, жгут свечи; кому-то - воздух, кому-то - земля, а я из четырех стихий ближе всего к воде. Морю. Океану. Океан я видела дважды - во Вьетнаме и в Индии. Мне достаточно видеть - этой энергии хватает надолго. Тяга к морю - с детства.

Детство у меня было счастливое. У нас была хорошая семья, где мама была мамой, а папа - папой...

- Вы собирали в детстве фотокарточки кинозвезд?

- Признаться, да. Моим кумиром был Смоктуновский. У меня было много его снимков и даже редкое фото из спектакля "Идиот".

- А теперь вам самой нравится фотографироваться?

- Не люблю, просто ненавижу, особенно, когда снимают вне сцены. Знаете, есть такие традиционные снимки артистов: я и зонтик, я и перила, я и ручка. Вспоминаю Раневскую, которая говорила: зачем это женщины Востока, идиотки, отказались от чадры! Наступает возраст, когда о чадре думаешь с теплотой.

- При вашей популярности думать о чадре?

- Какая чушь! Моя популярность - вымысел, на сей счет есть даже анекдот. Я вам его расскажу. Я даже вам расскажу три истории, но не только о популярности, а больше о пустых бутылках, которые мы все раньше сдавали в магазины. Вы не сдавали? Вам повезло. А мы сдавали. Так вот, лет десять назад, когда в Таллинне снималась Маргарита Терехова, Лембит Ульфсак загрузил машину молочными бутылками и поехал сдавать их в магазин. А Терехова страшно удивилась: "Лембит, ты куда везешь бутылки?" - "В магазин. А ты сама разве не сдаешь?" - "Нет". - "А что же ты с ними делаешь?" - "Я бедным отдаю..." Такая история.

Потом есть история со сдачей бутылок у Юлле Кальюсте. Она побывала с мужем в Америке. Там познакомилась с одним респектабельным эмигрантом-эстонцем. Спустя какое-то время она идет в Таллинне сдавать бутылки. В руках у нее две огромные сумки, надеты на ней спортивные старенькие штаны, растянутые на коленках. И надо же - навстречу тот самый эмигрант. Узнал. "О, у вас, наверное, тут съемки?" - "Именно. А это наш Голливуд", - и Юлле указала рукой на маленький павильон на улице Пегельмана.

И, наконец, моя история. Мы переехали в Ыйсмяэ. Вы, может быть, не только про бутылки, но и про переезд ничего не знаете? Переезд - катастрофа: идут дни за днями, а вещи все не расставляются, все не находят себе места, кругом все навалено... Я зачуханная, на велосипеде, в тех же растянутых на коленках тренингах отправляюсь к магазину сдать бутылки и купить первые фрукты. И тут у магазина обращается ко мне какой-то мужчина: "Ну что, маленькая, устала?" И так мне хорошо стало от его теплоты, я решила все деньги потратить на зелень и фрукты. Для дочки. Подхожу к тетечкам у магазина. Говорю: "Мне клубнички". А мужичок уже стоит тут же, пиво пьет и добавляет: "Ты ей побольше клади!" А тетенька парирует: "Я и так ей больше кладу!" Он удивился: "А что это ты ей больше кладешь?" - "А потому что я ее люблю!" (Тут на одну секунду я почувствовала, что моя популярность - не миф!) А мужичок: "А чего это ты ее так любишь?!" А она отвечает: "А потому, что она у нас в домоуправлении работает!" Вот так!

- Маша, вы считаете актерскую профессию мужской, женской?

- Наверное, нельзя сказать, что в театре вообще не существует пола - ни мужского, ни женского, это прозвучало бы обидно. Но... но мне больше всего нравятся люди, сохранившие в себе детство, ребячество. Ибо мы - люди, которые любят играть и которые верят в эту игру. В разных языках слова "артист", "актерство" происходят от разных корней. В эстонском - от слова "показывать", в русском - от "искусство", в немецком - от "игры". И это определение мне ближе всего. Но я люблю порядочную игру и с порядочными партнерами.

- Во что вы играете сейчас?

- В новой работе моя героиня вызвана из Японии XIII века. Она была наложницей или возлюбленной императора. Это высокое положение в обществе. Ей позволено было носить восьмислойное кимоно. Ее разговор о нарядах - не кокетство, а осознание достоинства, особенного уклада жизни. Потом она стала монахиней. А женщины-монахини почитались меньше мужчин. Она побывала в одном мужском монастыре и на дереве оставила им на память стихи. Когда они прочли эти замечательные стихи, они вернули ее с почестями. Я сейчас не хочу говорить ни о пьесе, ни о спектакле, он пока не вышел, а просто встреча с Востоком для меня всегда праздник, подарок.

Я была совершенно потрясена Вьетнамом. У меня было ощущение, что оживают книжки, которые я читала в детстве. Равнина, потом утес, на горизонте бухта, в бухту входит кораблик с парусом-драконом. Мы страшно обгорели на солнце, под глазами у меня было два аквариума - вспухшие прозрачные мешки. Как-то на утесе я вдруг почувствовала, что сейчас я закрою глаза и полечу, и больше ничего не нужно. Я даже разревелась...

- И восточная философия, религия вам близки?

- А любая религия должна быть человеку близка.

- И язычество?

- И язычество.

- Потому что все игра?

- Не игра, но не нами придумано, не нами создано... В Архангельске я побывала в тюрьме, где сидел мужчина, по законам своей религии приносивший в жертву богу каждого третьего своего ребенка. Советская власть посадила его в тюрьму за убийство. А я читала письма к нему жены и двенадцати (!) живых детей. Более любящего отца я не знаю! И все дети любят его и жена любит, и вся семья его боготворит и ждет.

- Но каждого третьего убивал?

- Да, убивал. И отец его убивал, и прадед его убивал, и сын его будет убивать. Это их жизнь, их обычаи, их религия. И какая власть имеет право их судить? После писем его родных я пришла к такому выводу. А до писем, до Вьетнама, до Индии я думала, как вы... Нет справедливости и несправедливости. Есть история, есть культура, есть правила. И не нужно лезть со своими правилами "старшего брата" к другим. Я никого не оправдываю, но я никого и не берусь судить.

- А в театре?

- А в театре хороший актер вовсе не обязательно хороший человек.

- Но и здесь ведь есть своя религия, свои правила?

- Но они довольно быстро меняются. Когда я пришла в театр, то считалось, что мы не должны рожать детей, делать ставку на семью. А сейчас, и это нормально, рожают и в студенческие годы... Я даже не была в декрете. Я родила в июне, а в августе уже была на работе. И я в жутком долгу перед дочерью... Мы были неустроенными... Но что было - то прошло. Я не могу и не должна упрекать свою дочь за то, что она не знает чувства голода, не знает, что такое очереди.

- Сейчас у артиста есть возможность принять душ после спектакля, привести себя в порядок?

- Сейчас - да. И я пользуюсь такой возможностью не только после спектакля, но и перед ним. Я мерзну, согреваюсь под душем.

- А после спектакля хочется смыть с себя чужую жизнь?

- Нет. Знаете, 9 сентября исполнится тридцать лет моего, как я говорю, свободного брака с эстонским театром. (Сразу после школы я пришла реквизитором в ТЮЗ, годы учебы, потом уже сцена, все вместе.) И вот тридцать лет - игра, игра, игра, и в театре я себя чувствую лучше всего. Представляете, какой я подарок близким? Я в постоянном долгу...

- Вы постоянно в форме!

- Быть в форме - это когда тебе судьба что-то дарит, а ты готов к этому. Я знаю много талантливых актеров, которые пропустили свой случай, потому что не были к нему готовы. Это не значит, что я сама совершенно готова к такому подарку...

Вела беседу
Елена СКУЛЬСКАЯ.

Фото Николая ШАРУБИНА.