Крепкий ОрешкинРазговор на воле с бывшим начальником самой известной тюрьмы России - "Бутырки"Его любили самозабвенно, ненавидели - люто. И хоть недолго продлилось его царство (1991-1993), имя его уже вошло в анналы истории одной из старейших московских тюрем, Бутырской, как самого передового и своенравного начальника.Геннадий Николаевич Орешкин, ныне пенсионер и ветеран тюремного дела, и сейчас, в свои 53 года, красив, подтянут, гладко выбрит.
Сижу на нарах, как король на именинах- Много уголовных знаменитостей прошло через вас?- Ой много - я же в этой системе проработал 26 лет. В "Бутырке" и Соколов сидел, директор Елисеевского гастронома, и Амбарцумян, директор овощной базы, тоже громкое дело было. По "узбекскому делу" мы организовывали внутренний изолятор в "Матросской Тишине" - через него все арестованные Гдляном руководители прошли. Помню, Адылов в суде сильно матом ругался. Пришлось ему все объяснить - он меня послушался. В виде исключения я разрешил всей их группе зеленый чай передавать. Они нормальные люди были, а Адылов - просто приятный человек. Сейчас все приглашает меня в гости, в Узбекистан. А из современных уголовников Чикатило сидел, недолго правда. Подмосковный маньяк Головкин - такая мразь! Сережка Мадуев опять же, который женщину-следователя в Ленинграде охмурил, - помните фильм "Тюремный роман"? Он только ко мне в Москву ехать согласился. - Интересно, а как он мог отказаться? Будучи арестованным-то? - Запросто. Вены бы себе вскрыл или еще чего сделал. Но я его сразу предупредил: "Мы с тобой договоримся так. Чтоб никаких вопросов насчет побега или там в отношении женщин". У меня же женщины раздают лекарства! - Он действительно был неотразим? - Симпатичный мужик и в общении очень приятный. Он мне два побега готовящихся сдал. А когда его обратно в Ленинград увозили, сказал: "Вот, Геннадий Николаевич, я вам слово давал, и месяц нормально у вас просидел". Когда авторитетные бандиты дают слово, они его держат. Скажут "сделаем" - значит, сделают. - С ними проще? - Безусловно. Тяжелее всего работать с людьми, которые впервые попадают в тюрьму. У них нет ни чести, ни совести, они закона не знают. Зато с рецидивистами, у кого по три-четыре ходки, - нормально. Я захожу в камеру к особо опасным, у них половичок лежит - вытру ноги обязательно. Иначе уважать перестанут. - Не страшно одному в камеру заходить? - Вот вы представьте себе камеру, где 100 человек. Даже если я с пятью контролерами войду - что они смогут с такой оравой сделать? А меня все по шагам знали: Орешкин идет. С начальником должны считаться. Я вызываю, говорю: "Ты вор, что ли? Так вот запомни: вор в законе сегодня это я. Потому что сегодня от меня зависят ваши судьбы". - Говорят, вас любили... - Я не женщина, чтоб меня любить. Для меня все зеки были равны, все они - люди временного хранения, которых я должен напоить, накормить и сохранить им до поры до времени жизнь. Но есть такое понятие - "человеческий фактор". С одним можно на "ты", другого только на "вы", а третьего и на три буквы послать не грех. Человек я жесткий и даже жестокий - семья может подтвердить. Но семья все простит, а тюрьма - нет. Сержант приходит, у него руки трясутся: "Я открыл "кормушку" (маленькое окошко в двери камеры. - Авт.), а кто-то плюнул мне в лицо. Иду в камеру: "Если сегодня же не сдадите того, кто это сделал, головы всем поотрываю". Через десять минут приводят ко мне пацана. Я только глянул: "Нет, ты мне не нужен". Тогда приводят настоящего. Один раз я его сбоку ударил - палец вывихнул. Предупредил: "Еще раз тронете контролера - в карцер сажать не буду. Сразу введу спецназ". Больше такого не повторялось. - Спецназ - это страшно? - Когда начиналась беспредельщина: кого-то опустят в камере, кого-то в карты проиграют, - я вводил спецназ. И давал ему все права. И начинался полнейший шмон: сигареты изымают, деньги изымают, посылки. А потом под дубинками все бегом на сборное отделение и обратно - несколько раз. Четверо остаются, насыпаешь им ведро хлорки - 40 минут драить камеру! Приду проверить: плохо помыли. Опять ведро хлорки, и еще 40 минут. После этого уже идут "дороги" (записки. - Авт.) по ночам: "Орешкин озверел, давайте потише". Уже работая во ВНИИ МВД, Орешкин написал диссертацию по теме "Агентурная работа в тюрьмах". Но защищаться, как говорит, не стал - его рекомендации и так успешно применялись. Зато сам прошел все "горячие точки": Фергана, Цхинвали, Сумгаит, Баку, Степанакерт, Шуша... Пока не вернулся в 1991 году в родную Бутырскую тюрьму, московский следственный изолятор №2, только уже в качестве начальника.
Что же ты, зараза, хвост нам привела?- Зачем вас посылали в "горячие точки"?- Если идет война, нужно понять суть конфликта. Там тоже есть тюрьмы, а я ведь специалист - и неплохой, между прочим, - по внутрикамерной разработке. Милиция кого надо задерживала, я отделял себе часть тюрьмы, собирал всю агентуру, и начиналась оперативная работа. Почему, например, турок-месхетинцев перерезали? Рынки между собой не поделили или вопрос сугубо политический? - Многие презирают агентов, или "стукачей", так же, как проституток... - Агент для меня иногда был дороже жены, потому что у каждого нормального мужика на первом месте работа. Такая моя позиция, я даже опущенных в камерах никогда не презирал. Агентура - это тюремная разведка. Если бы я, начальник, не знал, что делается в камерах, тюрьма бы взорвалась. - А если агента вычислят, его убьют? - Зачем? Как только вычислят, обрадуются - не будут при нем ничего серьезного обсуждать. А другого опять вычислять придется. - Вы известны больше всего своими поблажками заключенным. Наверное, они дались непросто? - Я вернулся в тюрьму из главка и ничего не боялся. Первым начал принимать гуманитарную помощь - время тогда было голодное. Выступал по телевидению и говорил: сегодня вы - крутые бизнесмены, а завтра будете сидеть, поэтому сегодня вы можете оплатить свое же будущее. Меня обвиняли: ты повязан с ворами. Да, я вызывал воров в законе: ваши люди сидят у меня на голодном пайке, помогайте. Но я же не где-то на стороне с ними встречался - у себя в кабинeте, официально, в мундире и в присутствии заместителей. Все собрались: Шакро-старший, Шакро-младший, Дато, Глобус. Все поняли, продуктов прислали кто сколько мог. Тушенки, сыра, овощей. Я этим неделю тюрьму кормил - холодно было, котельная как раз остановилась, но хотя бы не голодно. - И вы потом не чувствовали себя им обязанным? - Ничуть. Они сидели бы потом, как все. Начальник МУРа мне тоже говорил: мол, материал на тебя есть, что ты общаешься с ворами. А я ему: "Ты в тюрьме не сидел и не знаешь, как там. Воры в законе - сегодня мои друзья. Вот если услышишь, что Орешкин лично для себя банку тушенки взял, можешь сажать". Валера Глобус потом приезжал: "Геннадий Николаевич, спасибо, вы накормили наших ребят. Возьмите 2 тысячи долларов". Я ответил: "Купи на эти деньги всем лекарств". Его убили потом. - При вас в камерах появились даже телевизоры... - А что тут такого? Зеку делать нечего, от скуки он может столько дров наломать - так пусть хоть телевизор смотрит. Я передачи увеличил до 15 килограммов, кипятильники разрешил, личную одежду, одноразовые бритвенные станки, а то брились все одной механической бритвой, рожи у всех красные, больные... - Но это же опасно! - Ну порезались пару раз. Если надо, зек стекло разобьет и порежется. Кто хотел покончить с собой, вены перекусывал. Они это поняли и бреются сейчас нормально. Я-то хотел, чтоб было по-людски, чтоб у каждого своя тарелочка, вилочка, салфетка, чтоб не лакали из железных мисок. Все же с мелочей начинается, с элементарных санитарных условий. Пусть они спят по очереди, но должны иметь возможность почистить зубы и сходить в душ, женщины - губы подкрасить (я им косметику разрешил). Но до конца довести не успел. - А знаменитая воровская сходка в "Бутырке", которую РУОП накрыл, при вас была? - Это после. Да какая там сходка? Устроили ворам незаконное свидание - и все. Пришли ночью, принесли "дачку", дали контролерам по бутылке водки. А пришли бы днем - и вопросов бы не возникло. Уголовное дело-то прекращено, никого не судили. - В народе ходят упорные слухи, что в "Бутырке" до сих пор расстреливают. - Я вообще не хочу на эту тему говорить. Но разговор наш продолжился совершенно неожиданным образом. Я пожаловалась Орешкину, что давно хотела познакомиться с палачом, что в конце 80-х, как только расширилась информационная ниша, забросала письмами Бакатина, тогдашнего министра, - и глухой отказ. Орешкин усмехнулся, снял телефонную трубку в своем офисе ассоциации ветеранов спецподразделений "Петровка, 34" и сказал: "Вов, зайди". Так просто? Странный человек с непропорциональной фигурой и глазами все понимающего пса вошел в кабинет, поцеловал мне руку и стал третьим, почти безмолвным, однако участником нашего разговора.
Жизнь моя блатная, злая жизнь моя- Вот сидят у меня в камерах смертников 25 приговоренных - старший по корпусу знает о них все: кто какая мразь. И контролеры знают - есть только несколько человек, которые на 6-м коридоре могут постоянно службу нести, кого точно не подкупишь. Они же, как правило, входят в спецгруппу по исполнению приговоров. Приговоренные года по четыре сидят, пока все суды пройдут и помилование президент отклонит. А когда все документы приходят ко мне, я смертников фотографирую - они внешне меняются очень, снова снимаю отпечатки пальцев. Эксперт подтверждает: да, это он, и ошибки быть не может. Собирается вся спецгруппа: 3-4 исполнителя, прокурор, врач, представитель информационного центра. Зачитывается приговор, человека выводят в соседнее помещение и расстреливают.- Как ведет себя смертник, когда ему читают последний приговор? - Обычно он в этот момент ничего не соображает, да и соображать не должен. Но есть такие, кто сумел убедить себя сам, что невиновен. Тогда сложнее. Человек кричит, что не убивал, бьется в истерике. Мне до сих пор жалко Вадима Берлина - интеллигентный был человек, знал восемь языков. Он убил двоих несовершеннолетних, но потом внушил себе, что все это фальсификация. - Стреляет один человек? - Один. Завели в специальное помещение, отвернули к стене и выстрелили. Подходит врач и щупает пульс. - А если смертник еще жив? "Расстреливать два раза указы не велят"? - А у нас указ - довести дело до конца. Одной пули часто не хватает наркоманам и туберкулезникам - организм, что ли, такой? Тогда стреляют еще раз. Наше дело маленькое - есть приговор, надо его привести в исполнение. - Как подбирают исполнителей? - По 3-5 лет присматриваются. Достаточно ли уравновешен, чтобы не мучился ночными кошмарами? Умеет ли пить (если совсем не пьет, это ненормально) и держать язык за зубами, когда выпьет? Женат ли (холостых не берут) и нормальные ли отношения в семье? А то придет после работы взвинченным, а жена устроит скандал. - Наверное, он придет пьяным? - Конечно, стресс мы снимаем. По полстакана. Но никто не напивается. - Среди исполнителей встречаются верующие люди? - Конечно. И то, что они делают, - не грех. Это должность, работа такая, присяга, наконец. Выгребные ямы тоже кто-то должен очищать. Я смотрю на Вову, сидящего напротив. Теперь я знаю о нем много: он пьет в меру, у него крепкая психика, любящая жена и скорее всего двое веселых детей. А то, что молчалив, давно поняла.
Елена САЛИНА. |