Низкие истины

Наши государственные чиновники любят поговорить насчет эстонского феномена в постсоветском пространстве. Вообще-то любая власть, как кулик свое болото хвалит. Но тут, действительно, есть повод. Правда, не совсем тот, который имеют в виду начальники. Эстония удивляет не столько быстротой развития рыночных отношений и связанными с этим показателями; не столько даже ценой, которую заплатило большинство населения за темп реформ - они, чуть быстрее, чуть медленнее идут у соседей, и прогрессирующая бедность с параличом целых секторов экономики есть везде. Особенность эстонского пути ускоренного построения капитализма в непоколебимом долготерпении народа. Вот что отмечают и чему больше всего поражаются исследователи социально-экономических перемен на пространстве бывшего СССР и Восточной Европы.

У нас тут все спокойненько

По классификации Всемирного банка в мире пять экономических зон: "старая зона процветания", "новая зона процветания", "старая зона догоняющего развития", "новая зона догоняющего развития" и "центрально-африканская зона бедности и застоя". Почти все государства Восточной Европы попали в четвертую зону.

Несмотря на более или менее схожие условия, в настоящее время они проводят различную социально-экономическую политику. Хотя начинали одинаково, но по-разному повели себя люди, когда разобрались, что к чему. Под давлением быстро левевших массовых движений политические элиты постсоветских государств либо быстро уступали позиции партиям социалистической ориентации, либо основательно скорректировали размер вычета из национального накопления на социальные нужды. Тем самым образующиеся средства накопления (независимо от того, у кого они образуются) не идут полностью на рост экономики, а частично проедаются (потребляясь в разных странах в разных формах).

Правительства некоторых восточноевропейских стран уже в прошлом году вынуждены были произвести "социальный трансфер" примерно в тех же долях, что в странах первых двух зон. Многие из них начинали либеральной "шоковой терапией", но для собственного сохранения, чтобы не допустить социального взрыва, сдвинулись влево. По данным д.э.н. А. Улюкаева, Польша, Чехия, Венгрия, Словакия вычитают из национального накопления на душу населения суммы, соотносимые с размерами вычета у "абсолютно богатых" стран. Он пишет: "В этих странах общество как бы вступает в негласный договор с национальной политической и деловой элитой: мы согласны на денежно-финансовую жесткость при высокой социальной нагрузке на экономику".

В некоторых бывших советских республиках тоже довольно осторожно сокращают социальные расходы, а кое-где вынуждены пересмотреть политику реформ. Мы сейчас свидетели последней отчаянной попытки ельцинского режима в России удержать капитал в руках финансовой олигархии и не допустить увеличения социальной нагрузки на экономику богатых. Но, похоже, и российский корабль медленно, но неотвратимо сворачивает влево.

На фоне этих перемен оказалось всего несколько государств на постсоветском пространстве, где исследователи отмечают крайне низкий уровень социальных обязательств властей. У одних по причине военной разрухи (Армения, Грузия, Азербайджан), у других, потому что общество не оказывает противодействия. Среди них Эстония, где произошло обвальное снижение одного из наиболее высоких в СССР уровня социальных обязательств государства.

По оценкам экономистов и социологов, занимающихся постсоветской проблематикой, общество здесь оказалось готово терпеть социально неоправданную жестокость по отношению к старикам, молодежи и, вообще, большинству населения как плату за достижение иных, более важных, по мнению большинства, приоритетов. Правящая элита может реализовать такую (чрезвычайно труднопроводимую в нормальных условиях) политику по отношению к населению, когда у большинства на уме другие цели, кажущиеся им более важными, или - по крайней мере - равнозначимыми с уровнем жизни.

Не будь здесь русских, их надо было выдумать

Обретение государственной независимости и национальная проблематика стали темой, которая занимала и продолжает занимать людей в Эстонии, Латвии, Литве, Словакии, Хорватии, не давая им сосредоточиться на социальных требованиях.

Все постсоветские государства начали реформы по одному сценарию, а часто с одними и теми же консультантами. Для всех проблема сокращения государственных социальных обязательств стала условием реального выхода из социализма. Поскольку социализм был системой масштабных государственных обязательств при наличии сильной государственной руки, отнимавшей у производителей ресурсы для финансирования этих обязательств. Минимизация обязательств и ослабление государственного регулирования позволили новой элите накапливать капитал с последующим саморегулированием инвестиций. Специалистам понятно было, что все это приведет к огромным социальным потерям, но такова плата за последующий экономический рост.

Автор идеи "шоковой терапии" Л. Бальцерович называл ситуацию после краха коммунизма "окном политических возможностей и периодом особой политики", который через некоторое время под давлением масс уступит место периоду "нормальной политики". В Польше держать несколько лет "окно" открытым помог антикоммунизм. У нас - национальная проблематика. В Польше "окно" захлопнулось, и нормальная социальная политика пришла с победой социалистов. У нас на политической сцене социалистов еще даже не видно, поскольку живет и плодоносит идея "внутреннего врага". Для большинства - в виде русских, немногим по численности уступающего меньшинства. Острота противостояния, конечно, не та, что пару лет назад, но для совместных выступлений на общественной арене обедневших слоев населения разных национальностей дело пока не доходит. И потребность в политических силах, отражающих тот или иной полюс национального противостояния, пока превалирует над необходимостью в политической силе, отражающей идею экономической справедливости.

Чего здесь ждать?

В экономическом плане будут у нас растущие инвестиции, низкая среднегодовая инфляция, быстрый рост капитала у экономической элиты. В социальном плане: ускоряющаяся дифференциация со взрывным ростом благосостояния узкого слоя элиты и еле-еле заметным, статистическим, не имеющим практического значения повышением обеспеченности работающего по найму или ведущего малое предпринимательство подавляющего большинства; с неминуемым дальнейшим расслоением оставшегося от советских времен среднего слоя, из которого считанное число представителей будет переходить в верхний элитный эшелон и большая часть опустится в среду осуществляющих ежедневную борьбу за человеческие условия существования.

Серьезным экономистам было ясно то, что становится сейчас понятно основной массе образованных людей: без социального трансферта, то есть организованного государством перераспределения национального накопления (ценой снижения темпов роста инвестиций) не решить обеспечения массовых социальных программ: сохранения средней продолжительности жизни, поддержания (не говоря об увеличении) рождаемости, сохранения достигнутого уровня образования, сохранения уровня развития культуры, минимально-реального прожиточного уровня пенсионеров. Сросшаяся с только что возникшим капиталом политико-финансовая элита сама себя ограничивать не станет, тем более что структурированные политические силы этого не требуют. Один из наиболее динамичных эстонских политиков Эдгар Сависаар ощутил некоторое изменение в настроениях массы и первым робко и непоследовательно выдвинул идею экономической справедливости в форме изменения налоговой системы. Но существующими партиями поддержан не был.

Национальная проблематика выводит в политику партии-близнецы, говорящие на разных языках с одних и тех же праволиберальных позиций. Различие единственное: русскоязычные партии могут позволить в период выборов больший уровень социальной демагогии, потому что формирование правительства им не угрожает и выполнения лозунгов от них не потребуется. Зато в Рийгикогу их депутаты исправно голосуют за крайне правые законы, так же, как вполне правыми оказываются их посланцы в местную власть. А может измениться ситуация? Пока в стране сохраняется демократия, может. Одним путем. Небогатое большинство должно голосовать на выборах, исходя из своих коренных экономических интересов. Хотя бы за Союз пенсионеров. Они пока единственные на эстонском политическом поле не очень последовательно, но все-таки отражают общую для большинства населения боль. Может быть, сумеет обрести конкретность требований Партия труда. Имеет возможность принять левую ориентацию Русская партия. (Если не растворится ее левое крыло при ожидаемой партийной интеграции с другой, праволиберальной ОНПЭ.) Но пока не осознали свой интерес, не появятся политические представители этого интереса.

Максимум, что может сделать в этой ситуации порядочный человек, послать подальше всех нынешних фигурантов политической сцены, призвав "чуму на оба Ваши дома". И подождать до лучших времен. В конце концов, тенденция понятна. Рано или поздно, мифы уступают место трезвому взгляду на действительность.

Владимир ВАЙНГОРТ