"Бросить атомную бомбу в мужской туалет Кремля"

Когда Республиканская партия выдвинула своим кандидатом в президенты Барри Голдуотера, дав ему возможность сразиться с демократом Линдоном Джонсоном в избирательной кампании 1964 года, общественность растерялась. Голдуотер был по-настоящему удачным кандидатом. Его послужной список в политике изобиловал скандалами. Защищая суверенитет федеральных штатов, он критиковал решение Верховного суда о десегрегации школ. Когда сенат проголосовал за смещение Джозефа Маккарти, он открыто расхваливал этого общепризнанного негодяя. Голдуотер оказался среди 18 сенаторов, выступивших против ратификации договора о запрете ядерных испытаний, который подписали Соединенные Штаты, Великобритания и Советский Союз.

Даже вступив в борьбу за Белый дом, он не поступился своим отнюдь непрезидентским экстремизмом. Он отказался, например, взять в партнеры более умеренного политика, чтобы успокоить встревоженных либералов, и однажды выразил намерение "бросить одну такую штучку (атомную бомбу) в мужской туалет Кремля". Выборы он проиграл с треском: 27 миллионов против 43 миллионов голосов. Своим поражением Голдуотер, подобно демократу Джорджу Макговерну, поверженному Ричардом Никсоном в 1972 году, преподал своей партии важный урок. Отныне обе ведущие партии Америки выбирали себе более уравновешенных кандидатов для захвата власти.

"Не позволяй мерзавцам стереть себя в порошок" - этот латинский девиз, выведенный черной тушью и взятый в рамку, висит на стене в вашингтонском кабинете Голдуотера: "Noli Permittere lllegitimi Carborundum". Сенатор неуклонно следовал этой ценной рекомендации. Проиграв президентскую гонку, он вернулся в сенат, чтобы завоевать не просто уважение, но любовь многих американцев и оказаться в одном ряду с влиятельнейшими политиками правого крыла.

Будучи философствующим консерватором (патриот, сторонник финансовой экономии, либерал в социальных вопросах), он не имел ничего общего с теми демократами-расистами южных "хлопковых" штатов, которые перебежали накануне в Республиканскую партию. Цвет кожи его не волновал. В детстве он дружил с чернокожим боксером, чемпионом мира в легком весе Джоном-Генри Льюисом. Голдуотер был также сторонником свободного рынка; он требовал субсидий и защиты для всех предпринимателей.

Такая щедрость уживалась в нем с суровым индивидуализмом первопроходца. Барри Голдуотер вырос в семье, одну ветвь которой представляли еврейские иммигранты, прошедшие тернистый путь от придорожной торговли семечками до крупнейшей сети бакалейных складов в штате Аризона, где они считались образцовыми работодателями. Ему было не по пути с либералами, добивавшимися создания более эгалитарного общества. Идеи либералов о введении прогрессивного подоходного налога и прочие новшества он считал не просто чуждыми американскому духу; по его мнению, они противоречили самим законам природы.

Мировоззренческие ценности Голдуотер позаимствовал у своего отца Бэрона, но в целом он был мамин сын. В трехлетнем возрасте он наблюдал, как мать сняла с флагштока звездно-полосатый американский флаг, развевавшийся над их домом, и пришила к нему две новые звезды - в честь новых штатов Нью-Мексико и Аризоны. Вместе с кумачовым американским патриотизмом он впитал с молоком матери ее суровую христианскую веру. Джозефина Голдуотер (урожденная Уильямс) привила также сыну любовь к подвижному образу жизни. Она сама учила его стрелять из ружья и не идти на поводу общепринятых воззрений. Она курила сигареты и неистово играла в гольф, хотя оба занятия считались тогда неприличными для женщины. Ее Барри был таким же отщепенцем - в политике, особенно в зрелые годы, когда преодолел амбициозный барьер. Он вводил в смущение своих коллег-консерваторов в сенате, призывая покончить с запретом на призыв в армию гомосексуалистов. От судьи Кеннета Старра, занимающегося делом "Уайтуотер", он сурово требовал: "Слезь со спины Клинтона и дай ему побыть президентом!" У сенатора Джесси Хелмса, по его мнению, "разъехались шарики", а христианам-фундаменталистам он велел не смешивать религию и политику. Даже для идола республиканцев экс-президента Рональда Рейгана у него не нашлось добрых слов: "Я думаю, что он ни одну мысль не додумал до конца". Поэтому Голдуотер решительно отказал ему в праве называться истинным консерватором.

Этот человек, которого Линдон Джонсон с негодованием называл "хамоватым демагогом... который хочет разорвать на части наше общество", стал для американских "левых" самым предпочтительным пугалом из среды "правых". Но когда Барри Голдуотер скончался, Билл Клинтон охарактеризовал его как "великого патриота и истинно прекрасного человека". Президентам так положено говорить об усопших политиках, но на сей раз эта оценка была, по-видимому, искренней.