Старые песни о главныхНамедни матадор продал быкаРаньше, говорят, торгашам-спекулянтам, хоть и завидовали по-черному, но не особо их, родимых, почитали. А еще раньше, как мы помним, подобный контингент выставлялся в два счета из храма. Сегодня все не так. Сегодня торгаш называется просто и со вкусом: бизнесмен, маклер, продюсер. Сегодня его любят. Чудны дела твои, Господи!
Вот возьмем для примера хотя бы такую сладкую парочку, как
Леонид Парфенов и Константин Эрнст, которых смело можно
причислить к шустрому племени пионеров-первопроходцев нового
телевидения. Злопамятные языки предпочитают, правда, слово
другого калибра - "первопроходимцы", памятуя кубометры
наломанных от большого старания и любви к золотому тельцу дров
на телевидении, но... собака лает, ветер носит, а караван знай
себе идет, и горбатые верблюды плевавать хотели на эти самые
языки. А вот ежели поскрести зачахшие над рекламным златом души
генеральных продюсеров, потрясти их за лацканы модных
пиджаков как следует, выясняются удивительные вещи. Оказывается,
данные особи рода людского, несмотря на неумеренное и откровенно
нелепое протирание штанов в клубе веселых и находчивых и даже
несмотря на всю прогрессивность и молодежные стрижки, не так уж
и далеко ускакали от мрачной старины. Есть этому объяснение.
Предметы мрачной старины, как известно, всегда в цене. И Эрнст,
и Парфенов с гордостью могут носить высокое звание "страшно
недалекий от народа". Быть человеком толпы во времена победного
шествия массовой культуры безусловно престижно и выгодно.
Кстати, в мрачность старины, то бишь истории, зрителю программы
"Намедни" трудно поверить: история Страны Советов в изложении
Парфенова неизбежно влечет ассоциации с хохломской росписью -
ах, как красиво! Сама собой напрашивается параллель с
заключительным аккордом "Голубой чашки" хорошего писателя
Гайдара, которого почему-то считают детским: а жизнь,
товарищи... была совсем хорошая!
Парфенов, подобно многим знаменитым людям, совершил марш-бросок из провинции в Москву. Начинал рядовым корреспондентом в вологодской молодежной газете. Выгодный переезд в столицу чудесным образом совпал с наредкость удачной женитьбой нашего героя. На голубом экране появилась новая звезда в жилетке и свитере. Успех пятиминутной "Намедни" был во многом обусловлен революционной небритостью ведущего, пижонской легкостью (его же) и мастерством оператора. Через несколько лет мы увидим другого Парфенова - человека с обложки глянцевого журнала в дорогих костюмах от Trussardi и Kenzo на фоне революционных матросов-братишек, партийных вождей, президента Кеннеди и прочих замечательных личностей. Парфенов, сделав программу исторической, придумал очередной трюк: с помощью современных телевизионных технологий "вошел" в кинохронику. Надежды, что он когда-нибудь из нее выйдет и вернется к зрителям, - почти нет.
Забавно видеть погонщика, мало того, что усевшегося не в свои сани, так еще и погоняющего не тройку, как можно было бы предположить, вороных, а хромоногого коня и трепетную лань. Забавно созерцать рядышком бородку Калинина и очки в модной оправе Парфенова, Карибский кризис и водевильно-дурашливая физиономия ведущего. При этом каждое второе явление Парфенова народу сопровождается забубенным комментарием. Иногда о духовности, иногда об элитарности. Когда как. Все, видать, зависит от настроения. Для завершенности образа эстетствующего историка не хватает самой малости, чтобы окончательно закрепить образ гуру-наставника. А что же, спросите, Эрнст? Он обладает теми же бесспорными достоинствами, что и закадычный друг Парфенов. Единственное отличие: Эрнст зачем-то стремится доказать всем, что он-де, эдакий, знаете ли, прогрессивный молодой человек, но из породы жутких консерваторов. Типа "рабочий паренек в законе". Грех, конечно, не самый смертельный. Хочется же человеку хотя бы иногда побыть тем, кем он на самом деле не является! А так - все при нем. И элитарность, и духовность, на которой так настаивает Парфенов. И, что, разумеется, более важно, готовность. Это кто-то, может, служить бы рад, а прислуживать ему, видите ли, тошно. Не таков наш пострел. Оттого и везде поспел. Про Константина Эрнста рассказывают примерно в таком ключе: "Молодой талантливый биолог, кандидат наук - защитил диссертацию уже в двадцать пять лет (надо думать без протекции влиятельного папы-академика), уже было собрался ехать на стажировку в Гарвард (это сейчас наблюдается такое модное поветрие, а лет пять назад подобное сообщение даже в мажорной среде вызывало благоговейный шепоток), но оказался (как?) на телевидении. Его программа "Матадор" стала великолепным визуальным шоу. Не останавливаясь на достигнутом, Эрнст вложил кругленькую сумму (видите, как все, оказывается, просто) в одноименный журнал. И, наконец, стал генеральным продюсером ОРТ. Во многом благодаря Эрнсту у канала появились классные фильмы и, соответственно, высокий рейтинг. К числу наиболее удачных проектов Эрнста в качестве продюсера можно отнести "Русский проект" и две серии "Старых песен о главном" (совместное творчество с Парфеновым). На будущий Новый год телезрителей - ура! - ждет третья часть ностальгического шоу, обязанного своим появлением нетипичному длинноволосому начальнику". В этом рассказе явно есть темные места и до сих пор невыясненные моменты, но никому, включая Генеральную прокуратуру, не позволено даже думать о том, что есть в биографии ученого биолога и другие захватывающие и интересные моменты. Напоследок буквально два слова о "ностальгическом шоу". Своего рода Эрнст и Парфенов - это два изобретателя велосипеда, личным примером доказавших важность оказаться пусть даже и не совсем в своей тарелке, но зато в нужное время. Самый ходовой товар нашего времени - это воспоминания о том, что "у нас была великая эпоха". Программа "Намедни", "Старые песни о главном", космос и шпалоукладчицы ("Русский проект"), черно-белый соцреализм нашего кино и откровенный дебилизм импортных "классных фильмов" - не более чем рынок, на котором по-базарному наглые эрнсты и парфеновы делают свой бизнес, который раньше звали-величали спекуляцией в особо крупных размерах. Сладкая парочка - типичные герои нового времени, свято верящие, что хорошо перекрашенное старое переводится на русский, как "ноу-хау". Сергей КОНЯХОВ.
|