Давайте смеяться над тем, чего боимся

В минувшую субботу мы рассказали читателям о последней премьере театра "Ванемуйне" - спектакле по пьесе Сухово-Кобылина "Смерть Тарелкина". Тогда же пообещали вам встречу с постановщиком, московским режиссером Владимиром Байчуром. Сегодня Владимир БАЙЧУР - наш собеседник.

- Спасибо.

- Как вам жилось-работалось в городе Тарту?

- Жаловаться грех. Это были восемь недель напряженной и интенсивной работы. Я очень доволен тем, как проходил сам репетиционный процесс. Главное, в нем была продуктивность. У театра эстонского и театра русского, без сомнения, есть свои национальные особенности: порой приходилось искать точки соприкосновения, о чем-то договариваться. Однако не могу сказать, что это была кровавая борьба. Когда мы сговорились с актерами о главных принципах, они с удовольствием выполняли поставленные задачи. Понимаю, это потребовало немалого труда. И я благодарен артистам за то, что они его не пожалели. А те, кто поймал кураж, как говорится, получил удовольствие от работы, - они и сыграли прекрасно.

- Возникновение самого названия - "Смерть Тарелкина", - на первый взгляд, может показаться неожиданным.

- Да нет, ничего особенно неожиданного я в этом названии не вижу. Как и любая классическая пьеса, комедия Сухово-Кобылина - произведение вечное, и темы, к которым обращается драматург, тоже вечные. Сколько будет существовать государство как институт власти, сколько в нем будет существовать человек, столько будет жить конфликт между ними - между властью и личностью. И эта тема проходит, протаскивается, если хотите, красной нитью и в нашем спектакле. Понимаете, каким бы ни было государство - демократическим, авторитарным, богатым, бедным, - самым главным в нем все равно должен оставаться человек.

- Почти 130 лет назад, 31 октября 1868 года, Сухово-Кобылин, обращаясь к читателям своей новой комедии, написал буквально следующее: "Если сцены эти доставят Публике несколько минут простого, веселого смеха и тем дадут случай на время забыть ту злобу, которая, по словам Писания, каждому Дневи Довлеет, то я сочту себя вполне удовлетворенным". Насколько вы здесь совпали с автором?

- Нам тоже хотелось, чтобы зритель смеялся. Вопрос только - над чем? Мне кажется, в нашей жизни есть достаточно драматические мотивы, под прессом обстоятельств можно согнуться, но над обстоятельствами можно и посмеяться. Хотелось второго, хотелось увидеть то, что поможет не опустить руки. Посмеяться хотелось как раз над тем, чего люди больше всего боятся, перед чем обычно робеют.

- Вы не впервые приезжаете в Тарту, года полтора назад были здесь участником лаборатории, посвященной искусству великого русского актера Михаила Чехова. Вы исповедуете его творческие принципы, считаете себя его последователем?

- Возможно, и ученик в какой-то степени, хотя учились у него только по книжкам. Но несомненная связь присутствует. Действительно, в прошлом году мы провели в театре небольшую лабораторию и уже тогда попытались начать разговаривать на том театральном языке, который хотим сегодня озвучить в своем спектакле. Тогда мы говорили об определенных принципах, а теперь в работе стали к ним пробиваться. Ведь одно дело что-то определить, другое - реализовать в конкретной сценической работе, в спектакле, в этом и состоял труд. Любая школа, технология, актерская система без труда не постигается...

- Хорошо известна актерская психология, состоящая в том, что победа спектакля - это победа артистов, а поражение - неудача режиссера.

- Вообще-то я с этим согласен: побеждает всегда актер, а проигрывает режиссер. Актер - на последнем рубеже, ему выпaдает представить суть спектакля, его идею. Режиссер собирает, высказывает свое видение, концепцию, пробивается к артистам с идеей. А дальше наступает предел режиссерской компетенции. Тем более что наш спектакль не режиссерский. Во всяком случае, я этого не очень хотел, при том, что требовал от артистов исполнения моих задумок, замыслов. Но все равно для меня это актерский спектакль: все, что я замысливал, могло быть услышано только через артистов. Но мне хотелось, чтобы каждый занятый в этом спектакле высказал свою собственную позицию, свой взгляд на тему, проблему. И в этом смысле наш спектакль можно назвать авторским с позиции актера, а не режиссера. Рад тому, что результатом наших общих размышлений стали индивидуальные точки зрения артистов. Для меня всегда это самое ценное в театре, когда в какой-то момент режиссер уходит на второй план. Побеждать должны артисты.

- Вместе с вами в Тарту, можно сказать, высадился целый десант.

- Из Москвы со мною приехали режиссер по движению сценическому и режиссер по сценической речи. Татьяна Федюшина занималась с хором, Володя Ананьев - специалист по пластике. А музыкальное оформление принадлежит тартусцу Тоомасу Лунге. Что же касается Володи Аншона из таллиннского Русского театра, то с ним мы работали идеально. Могу сказать, что в моей творческой биографии это была самая интересная встреча с художником. Мы мгновенно нашли общий язык и стали подкидывать друг другу разные идеи, взаимно заводились от этих идей, что мне кажется самым оптимальным вариантом.

- К русской классике вы обращаетесь не впервые. В Москве делали "Дачников" у Петра Фоменко, в Тарту поставили "Тарелкина", в Русском театре в Таллинне собираетесь вскоре приступить к "Бесприданнице".

- Наверное, русская классика - это единственное, что я чувствую. Считаю ее фундаментом, базой. В ней, по-моему, есть все. Есть абсурд - вот вам, пожалуйста, "Смерть Тарелкина", которая, на мой взгляд, может называться предтечей и Йонеско, и Беккета, и всех западных абсурдистов. Русская классика сильна и психологией, и сатирой. В ней присутствует абсолютно все. Только бери, пробивайся, прорывайся. Не зря же мы договорились с Русским театром именно о "Бесприданнице". Я уже видел артистов, уже есть распределение, надеюсь, что зимой нас будет ждать интересная встреча. И хотя речь о пьесе Островского, говорить все равно будем о наших днях.

Вел беседу
Виталий АНДРЕЕВ.