ЭСТЛЯНДСКИЕ БЫЛИ

Очевидные достоинства

Еще одно несомненное достоинство "Эстляндских былей" - весьма добротный в своей основе русский язык, несмотря ни на что сохраняющий и адекватно передающий все тонкости разговорной речи. Это обстоятельство делает книгу исключительно приятной для чтения, поскольку создает иллюзию непосредственного общения с автором.

Мелкие недостатки

Вот примеры, выбранные наугад. На странице седьмой сказано, что Василий Андреевич Жуковский был почитателем "легендарного кельтского барда Оссиана". Известно, что сразу же после опубликования в 1765 году "Сочинений Оссиана сына Фингала" в самой Англии возникли сомнения в их подлинности. Автором литературной мистификации был назван шотландский учитель Джеймс Макферсон. Таким образом, Жуковского вряд ли можно отнести к почитателям Оссиана, скорее он должен быть отнесен к почитателям Дж.Макферсона.

На странице 15 указано, что Елена Полевицкая "снялась в заглавной роли в кинокартине "Пиковая дама". Для читателя остается неясным, кого именно сыграла талантливая русская актриса: саму "пиковую даму", старуху графиню или Лизавету Ивановну.

В эссе "Как хороши, как свежи были розы..." (стр. 116) упомянуто выступление Александра Вертинского в таллиннском кинотеатре "Гранд-Марина", состоявшееся в середине тридцатых годов. В тексте нет ссылки на конкретную дату, хотя творчество и концертная деятельность А.Н.Вертинского изучены достаточно хорошо.

В главе, посвященной Артуру Каппу (стр. 147), отмечено, что он был "сыном кистера кирхи". Читатель, к сожалению, не всегда знакомый с лютеранской практикой, будет раздосадован, не обнаружив в книге и даже в словаре иностранных слов объяснения термина "кистер".

Справочный аппарат - примечания, комментарии и указатель имен - всегда свидетельствует о добросовестности и компетентности авторов.

Особенности стиля

Вот еще пара примеров, взятых наугад. Газетный вариант эссе Ю.Д.Шумакова "Бродячие сюжеты" начинается словами: "В семидесятые годы, во время моих литературных вечеров в Эстонии, России и на Украине я часто затрагивал одну тему и в качестве иллюстрации приводил крылатую строку, прозвучавшую в русской поэзии многократным эхом. Я читал эти живописные строки..." То же эссе в книге (стр. 113) начинается словами: "Есть в русской поэзии крылатые строки, прозвучавшие многократным живописным эхом".

В газетном варианте эссе Ю.Д.Шумакова "Иван Бунин - поэт" читаем: "Высшая награда - Нобелевская премия Бунина. Тая свою радость, я бродил по аллеям холма над центром Юрьева-Дерпта-Тарту..." В главе "Поэт - Иван Бунин" (стр. 73) находим уже нечто иное: "Высшая награда - Нобелевская премия, - рассказывал Юрий Дмитриевич Шумаков. - Тая свою радость, я бродил по аллеям холма над центром Юрьева-Дерпта-Таллина..."

Случай с Буниным

- Он является моим как бы крестным отцом - в прямом православном смысле слова. Он очень много рассказывал, много его записей использовано, поэтому он вполне оправданно присутствует в книге "Эстляндские были" в качестве соавтора.

В самой книге на странице 9 им сказано еще более определенно: "На основании этих бесед, рекомендаций, подсказок и после определенных литературоведческих доработок в библиотеках я писал небольшие литературно-исторические эссе, которые публиковались в еженедельнике "Русский телеграф".

Довольно странно, что все эти эссе публиковались в еженедельнике "Русский телеграф" за подписью Ю.Д.Шумакова без каких-либо указаний на соавторство В.Н.Илляшевича. О качестве "доработки" можно судить по следующему примеру.

В 1984 году ("Таллин", 3, стр. 90-96) было опубликовано эссе Ю.Д.Шумакова о пребывании в Эстонии нобелевского лауреата Ивана Бунина. Та часть эссе, в которой рассказывается о личных встречах с писателем, состоявшихся 8-10 мая 1938 года в Тарту, еще при жизни мемуариста была подвергнута жесткой критике. В литературе о Бунине существует довольно подробное описание этого турне и, в том числе, подробности его пребывания в Тарту, в которых 8 и 9 мая нет места прогулкам писателя с молодым эстонским литератором Ю.Д.Шумаковым по городу, на почту, на кладбище и в университетское книгохранилище. А 10 мая на вокзал Бунина провожала семья доктора Бежаницкой, в которой он провел весь день исключительно в обществе дам.

Публикуя в 1995 году в "Русском телеграфе" эссе о Бунине, Ю.Д.Шумаков значительно сократил первоначальный текст и убрал часть сомнительных подробностей, заменив их на новые. Так, в тексте 1984 года нет упоминания о том, что у памятника Барклаю де Толли Бунин декламировал стихотворение А.С.Пушкина "Полководцу", но зато оно есть в тексте 1995 года. В тексте 1995 года есть якобы запомнившаяся Шумакову ремарка Бунина "Всю свою жизнь я думал, что мой любимый поэт - Пушкин, а теперь убедился - особенно мне близок Лермонтов", упоминание о которой отсутствует в тексте 1984 года.

За основу эссе, помещенного в книге "Эстляндские были", В.Н.Илляшевич взял текст 1995 года, лишь незначительно изменив и обобщив его. Мотив, по которому в результате "литературоведческих доработок" он принял на себя всю ответственность за публикацию крайне сомнительных, с точки зрения достоверности, воспоминаний Ю.Д.Шумакова о его встречах с Буниным, так и остался неясным. В любом случае, В.Н.Илляшевич сам захотел, чтобы это было именно так, а не иначе.

Нет повести печальнее

Незадолго до своей смерти, 20 октября 1997 года Юрий Дмитриевич написал завещание. Через три дня к нам приезжал нотариус, который это завещание оформил. А несколько дней спустя к нам должен был приехать Володя Илляшевич. Юрий Дмитриевич сказал мне, что у него с Володей будет очень серьезный разговор:

- Меня, наверное, скоро не станет. Если я разрешу Володе печатать эту книгу, то он должен поклясться, что ты получишь гонорар.

Вечером вместе с Людмилой Ивановной пришел Илляшевич. Юрий Дмитриевич стал ему говорить:

- Я хочу с тебя взять клятву, что ты моей вдове выплатишь гонорар...

В этот момент я заплакала и вышла за дверь - не надо мне никаких гонораров...

Евгения Алексеевна кладет на стол четвертушку стандартного листа бумаги, на котором рукой Ю.Д.Шумакова написано: Вам, глубокоуважаемый и дорогой доктор А.К.Клетт, вернувшему мне зрение, посвящает эту книгу эстляндских былей автор.

Вслед за этим посвящением вдова достает из папки рукописный план книги "Островки памяти", насчитывающий 34 главы. Среди них главы об Игоре-Северянине, Бунине, А.Х.Тамсаааре, Оскаре Лутсе, Георге Отсе, Элле Ильбак, Софье Бюнтинг, С.Виноградове, Богданове-Бельском, Варесе-Барбарусе, "Крестничество", "Бродячие сюжеты", "Mania grandioso", "Чрева ради юродивые", "Татьянин день", "На Волге". Именно эти главы составляют основу книги "Эстляндские были".

В шумаковской папке с рукописью "Эстляндских былей" отсутствуют лишь две главы - "...и мне припомнился Ревель" и "Ваятель", первую из которых некто В.Ивлев опубликовал в 35-м номере "Русского телеграфа" за 1994 год в качестве самостоятельного эссе, а вторая без сомнения написана самим В.Н.Илляшевичем.

Случай с Гоголем

Когда вскрыли могилу, то оказалось, что череп писателя уже украден. Руководивший работами по перезахоронению молодой комсомолец по фамилии Аракчеев снял с трупа хорошо сохранившиеся писательские башмаки на высоком каблуке. Советский писатель Владимир Лидин взял из гроба кусок гоголевского сюртука, который впоследствии вправил в футляр первого издания "Мертвых душ". Другой советский писатель - Александр Малышкин был скромнее и взял на память только кусочек фольги из гроба, но зато автор "Бронепоезда 14-69" писатель Всеволод Иванов без всякого стеснения выломал ребро.

Примечательно, что эти кладбищенские мародеры никогда даже не порывались присвоить себе авторство "Мертвых душ" или "Вечеров на хуторе близь Диканьки", хотя то, что они сделали с останками великого русского писателя, и банальный плагиат - это явления одного порядка: можно украсть череп или присвоить ребро, а можно присвоить и чужой литературный труд. Присвоить вместе с опечатками, случайными ошибками и безудержным полетом буйной авторской фантазии. Если можно взять чужие башмаки прямо из гроба, то присвоить труд крестного отца и вовсе не зазорно.

Прискорбно, что мы вынуждены размышлять о допустимых пределах литературного редактирования, в результате которого автор "вполне оправданно" становится соавтором литературного редактора, а были превращаются в небылицы "литературоведческой доработки".

Михаил ПЕТРОВ.