Разрушение, или БОЛЬНИЦА БЕЗ БОЛЬНЫХ

Любовь ТОРШИНА.

КАК БЫЛО

Так что проще - создать или поддерживать в форме? С той поры близких дел с диспансером, ставшим Эстонским онкологическим центром, у меня не было. И вот беседую с доктором Вескимяэ, тринадцать лет работавшим здесь заведующим II хирургическим урологическим отделением. Он - врач, сражаться привык только с болезнью, и потому из его рассказа сразу и не понять - что же все-таки случилось?

Пришел в онкологический диспансер в 1986 году. После первых восьми лет работы хирургом на острове Сааремаа и года в Таллиннской скорой помощи. Заметьте: Энн Вескимяэ не навязывал своих услуг - его пригласили в урологическое отделение. Все это время работалось нормально.

Но вот года три назад поползли слухи, будто в Таллиннской Центральной больнице не хватает больных, и потому онкоцентр собирается поставлять коллегам "операционный материал". Не все в это верили, особенно старые врачи, которые создавали основу онкологического диспансера: может ли такое быть?

МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ, РАЗЪЕДИНЯЙТЕСЬ!

Но почему надо давать работу чужим в ущерб своим? - висит в воздухе до сих пор. А там, где нет ясности, начинаются домыслы. Стали поговаривать о женах-мужьях, друзьях-приятелях, разделенных ведомственными перегородками, но встречающихся под домашней крышей. И, конечно, о деньгах - коммерция, как известно, ныне опутала и здравоохранение.

А тем временем из урологического отделения онкоцентра один за другим ушли сразу три уролога. Одного уйти фактически вынудил главврач. Он уехал в Пярну, и за ним потянулись больные.

Однако волевое решение о переводе урологических пациентов в центральную больницу мало что дало. Там надо платить, что не каждому по карману, и люди по-прежнему обращаются в государственный онкоцентр. Но здесь, к сожалению, им вынуждены отказывать в помощи, так как фактически урологии больше нет, осталась лишь химиотерапия.

Что касается эффективности лечения раковых больных в Таллиннской Центральной больнице, то не мне, конечно, о том судить. Но логика всегда остается логикой. Если здесь никогда не было онкологии, если в неделю оперируют лишь двоих-троих больных, то откуда быть практике, без которой, как известно, теория мертва?

ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Когда произошла "реформа" в урологическом отделении, больше других сопротивлялся заведующий Энн Вескимяэ. Он написал министру, высказав тревогу: если и дальше так пойдет, то в онкологии вообще не будет специализации, не будет онкохирургии - системы, десятилетиями создаваемой в республике. И это в то время, как в Эстонии каждый год берется на учет примерно 5 тысяч онкологических больных.

Непокорных редко кто терпит. Хотя бывает. В длинной череде врачей и организаторов здравоохранения, с которыми я разговаривала, встретился собеседник, сказавший: "Я принимаю на работу лишь тех, кто со мной спорит и не соглашается". Бывший главврач (на днях на конкурсе его не переизбрали) Эстонского онкологического центра Вахур Валвере явно не из таких. Когда доктор Вескимяэ попытался долечить своих больных в другом отделении, то уже через месяц главврач вообще запретил принимать пациентов.

- Если работы нету, тогда сократите меня, - предложил хирург.

- Нет. Делаешь маммологию и делай.

- Но тогда буду делать и пластическую хирургию. Это тем более важно, что люди не будут бояться лечь на операцию, если знают, что последствия будут незаметны. И силиконовые протезы можно поставить.

Энн Вескимяэ доказывал и экономическую выгоду для онкоцентра. Если, скажем, они вдвоем с коллегой в год делали операций на 3 млн. крон, то в Таллиннской Центральной больнице 8 урологов "зарабатывали" в год 5 млн. крон.

Никакие доводы не помогали. Главврач решил разжаловать заведующего урологическим отделением в рядовые хирурги, написав ему: если не желаете быть переведенным простым хирургом с зарплатой вдвое меньше, чем у заведующего, то с 15 января 1999 года расторгаем с вами трудовой договор. Э.Вескимяэ, естественно, не согласился, и 16 января появился приказ о его увольнении за... утрату доверия!

ПАЦИЕНТ КАК ФУТБОЛЬНЫЙ МЯЧ

Поводом для увольнения Энна Вескимяэ послужил случай с пациентом Индреком Л. из Хаапсалу. Почувствовав недомогание, он обратился в портовую больницу. Там, решив, что это воспаление, две недели лечили антибиотиками, а когда не помогло, направили в Центральную больницу. Оттуда переадресовали в онкологический центр. Однако на тот момент главврач уже решил, что оперировать (а у пациента в конце концов обнаружили рак) мужчин надобно только в центральной больнице. На этом этапе вышла путаница. Помощник заведующего II хирургичуским урологическим отделением, выслушав больного, заключил: раз его столько гоняли - примем. Но не успел или забыл испросить позволения у главврача. Тот же, узнав о крамоле, снял больного почти что с операционнного стола.

Словом, увольнение состоялось. Доктор Вескимяэ обратился в суд. И на суде обе стороны затаскали туда-сюда разнесчастного пациента. Вначале Индрек рассказал (и написал), как его гоняли по городам и весям, потом вдруг намекнул, что не знал, чем объяснить нежелание делать ему операцию, и решил, что врачи хотят получить с него деньги. Да и какой объективности ждать от человека, которому все-таки сделали операцию и он остался на лечении в том же онкоцентре. Вот, господа медики, во что выливаются незначительные, на первый взгляд, конфликты!

Так почему все-таки главврачу невыгодно было держать в своих стенах прибыльное урологическое отделение, в котором было 9 врачей - всего сорок человек на 55 коек. И это в то безденежье, когда онкоцентр задолжал внушительную сумму даже за воду? Этого ни один из моих собеседников объяснить не мог или не хотел. Сказал один: а может, главврач получил полтора миллиона за то, что направлял больных в Центральную больницу?

ПЕРЕД ЗАКРЫТОЙ ДВЕРЬЮ

В конфликте всегда виноваты обе стороны. И, естественно, я выстроила длинный список людей, с которыми хотела бы поговорить. Конечно, прежде всего с главным врачом.

Вахур Валмере принял мой звонок доброжелательно. Долго думал, когда удобнее встретиться - в 10.00 или в 10.30. Остановился на десяти тридцати. Погода в тот вторник стояла поистине ужасная: с неба лил холодный дождь, на земле - снег со льдом. И тем не менее за пять минут до назначенного времени я стояла у его кабинета. Дверь была закрыта. Не открылась она и через пять минут, и через десять.

Естественно, все мы смертны, и я пошла узнавать, не случилось ли чего с доктором Валмере? Мужчина за дверью с надписью "директор" с ходу на меня накинулся:

- Да, он у себя, но ему некогда.

- Но мы договорились.

- Ну и что?

Представляете? Цивилизация! Все же рискнула постучать в дверь. Неожиданно она приоткрылась. На пороге стоял высокий мужчина средних лет. Я представилась.

- Не могу вам дать интервью.

- Но ведь вы назначили мне время!

- Назначил, а теперь не могу.

- Можно же было позвонить и отменить встречу! К тому же Хийу - не центр города.

- Ну ладно, десять минут...

Почему я так подробно? Не только от сожаления о потерянном времени. На заре туманной юности, когда благоговела перед медиками и медициной, герой моего очерка, врач, сказал: "Только люди двух профессий умеют слушать и никогда не позволяют себе хамства. Это священники и медики..."

Конечно, накануне доктор Валмере не был переизбран главврачом Эстонского онкологического центра, хотя сказал мне, что конкурс еще не закончен. Конечно, это удар. Даже освободить апартаменты, более похожие на будуар, чем на кабинет главврача, - несомненно, потеря. Но как же насчет совета тех же медиков - учитесь властвовать собой?

Утонув в роскошном кресле, попросила ответить лишь на два вопроса, чтобы уложиться в отпущенные десять минут:

- Почему надо было урологических больных отправить в Центральную больницу, а не оперировать в специализированном онкологическом центре?

- Да, мы заключили с ними договор, потому что у нас нет квалифицированных урологов.

- Но, наверное, надо было их найти, нежели расписаться в беспомощности?

- Я не буду обсужать эту тему.

- А доктор Вескимяэ?

- Он любит маммологию, а не урологию. Мало ли что я люблю? Например, писать статьи в "Молодежь Эстонии". Но ведь я писать не буду, потому что не умею.

С этими словами доктор встал, давая понять, что разговор закончен.

ДВА МИНИСТРА - ОДНО МНЕНИЕ

- Для меня было неожиданностью, когда узнал, что доктор Валмере заключил договор с центральной больницей об оперировании у них наших урологических больных. Не понимаю. От нас ушли три прекрасных хирурга-уролога. Почему так случилось? Я сейчас просто консультант и не могу вмешиваться. Но грустно становится. Этак скоро онкологический центр превратится в обычную больницу. Главное - нет стратегии развития онкологического центра. Деталей с доктором Вескимяэ, естественно, не знаю, но слышал, что от него взяли больного почти что с операционного стола. А он хороший хирург.

Отыскала другого бывшего министра здравоохранения, очень заинтересованного в развитии онкологической службы. Ныне доктор Андрес Эламаа - заведующий нейрохирургическим отделением Мустамяэской больницы:

- По-моему, онкология - отдельная дисциплина, и ее нельзя делить: что-то оперировать в одном месте, что-то - в другом. Рак - это болезнь, и ее надо лечить, а не только резать. Нынешняя тенденция растащить онкологию - это нехорошо. Когда, к примеру, говорят: а в Париже нет онкологического центра, для меня такое мнение - не авторитет. Если нет, значит надо сделать. Я надеюсь, что доктор Оров- новый главный врач - попытается продолжить работу, начатую доктором Гавриловым и много сделавшим для онкологии доктором Рятсепом. Мне кажется, хорошо, когда больного лечит одна команда. Когда есть преемственность. В онкологии контакты между врачами особенно необходимы. Онкология должна быть единой.

Мне эти два мнения показались весьма и весьма убедительными. Может, еще и потому, что я видела онкологический диспансер в его расцвете. И результаты.

P.S. Все же не могла поставить точку, пока не разыскала документ, на основании которого онкология стала распадаться на составные. Думаете, решением министерства? Ничего подобного! Оказывается, рекомендацию делать онкоурологические операции не в онкоурологическом центре дало... правление общества урологов. Кому бы вы думали? Больничной кассе! Сообщив ей о своем решении.

Но это уже следующая тема. Больничная касса должна быть не источником финансирования больниц, а институтом страхования пациентов. Пока же нет критерия, который ложился бы в основу заключения договора между больничной кассой и лечебным учреждением. Что фактически ограничивает желание пациента идти в определенную больницу и финансовыми возможностями этой больницы. Сегодня деньги идут впереди лечения. Эта система уже не работает. Она ограничивает свободу выбора.

Л.Т.