|
|
Ты меня уважаешь?С писателем-сатириком Прийтом АЙМЛА беседует Татьяна ОПЕКИНА.- Через пару недель наступит 2000 год. Вас завораживает эта цифра? Пугает? Радует? Вообще, какие эмоции она у вас вызывает?- То обстоятельство, что вот-вот наступит новый год, удивляет меня прежде всего тем, что в последнее время это событие случается все чаще и чаще. Детям и молодым людям не дано этого ощутить. И слава Богу. Что касается смены всех четырех цифр сразу, то это, конечно, интересно и примечательно. Некоторое раздражение вызывают у меня заявления о том, что 1 января 2000 года мы вступаем в новое столетие и новое тысячелетие. Но это же не так! До нового столетия должен пройти - пролететь еще целый год. Столетие - это разрыв времени в 100 лет. Если мы ведем отсчет с первого года, то и заканчивать надо сотым, который и станет последним годом столетия. А в нашем случае и тысячелетия. Не надо путать календарь со спидометром. Когда спидометр показывает 100, значит, сотня километров позади. А если сорвать листок календаря ранним утром, то это еще не значит, что день прожит. - В последнее время мне довелось прочесть мемуары двух известнейших женщин века - Агаты Кристи и Марлен Дитрих. "Могу сказать со всей определенностью: мне выпало жить в плохие времена", - написала актриса, чья жизнь началась как раз в самом начале века, в 1901 году, и закончилась в 92-м. А что вы можете сказать про наш век? - Конечно, мы не выбираем себе время. И если мне было суждено родиться в 41-м, с этим ничего не поделаешь. Это надо принять как факт и не печалиться, что не жил раньше, одновременно с Юханом Лийвом или Александром Пушкиным, что не буду жить позже, когда электроника, похоже, окончательно поработит человека. У каждого времени есть свои победы и свои потери, свои преимущества и свои недостатки. Я доволен своим временем и веком. Уже сам факт, что мы пересечем одновременно столетие и тысячелетие - а я надеюсь дожить до 2001-го, - можно считать везением. Печально, конечно, что в нашем веке все время кто-то с кем-то воюет, но человек почему-то так создан, что уже малые мальчишки легко ввязываются в драку друг с другом. По натуре я человек миролюбивый, для меня самое важное - мир. - Все мы родом из детства. Тянем, часто неосознанно, через всю жизнь его первые опыты, накладывающие отпечаток на все последующие этапы нашего бытия. Что дало вам ваше пайдеское детство? - Людям нередко свойственно считать детские годы самыми счастливыми. Я так, увы, никогда не считал, хотя никаких особых несчастий в то время у меня не было. За исключением советского строя, конечно. Почему же я не чувствовал себя полностью счастливым? Об этом я недавно рассказал в Пайде на праздновании 75-летия местной гимназии. Учась в этой школе, я был лишен маленьких радостей, доступных моим сверстникам, по той простой причине, что мои родители - и мама, и папа - сами здесь преподавали. Вы только подумайте: ребята иной раз пропускали уроки абсолютно безнаказанно, потому что родители считали, что они в школе, а учителя, видя пустующее место за партой, предполагали, что ученик приболел. Я же был вынужден отдуваться каждый день. - Охотно верю, что это серьезно омрачило ваши школьные годы... - Пайде - город маленький. Все знают друг друга. Это вам не Таллинн, где школьники покуривают тайком от родителей и учителей. В Пайде беспроволочный телеграф работает молниеносно. Но... шутки шутками, а жизнь тогдашнего Пайде была достаточно монотонна. Все радости - только от общения друг с другом. Правда, спортивная школа тогда начала функционировать. - Эстонцы, как и немцы, народ серьезный, основательный. Ирония и самоирония им, похоже, не очень-то свойственны. Они все больше горазды посмеиваться над русским Ваней или чукчей, или армянским радио. Правда, есть и черный юмор про самих себя: "Лучшее блюдо для эстонца - другой эстонец"... - Да, это, скорее всего, собственное творчество. Но я уверен, что эстонцы - люди с большим чувством юмора, правда, достаточно глубоко упрятанным, и потому их рассмешить намного труднее, чем, скажем, зал, где собралась русская публика. Тех, кто напрочь лишен чувства юмора - про некоторых начальников так говорят, - очень немного. Такие люди - достаточно грустное явление. - Кем вы себя сейчас, после шести с половиной лет пребывания в Рийгикогу, ощущаете - писателем-сатириком или политиком? - Сатирик по природе своей человек активной жизненной позиции, он всегда недоволен глупостью, беспорядком и т.п., старается акцентировать на этом внимание общества. И потому звание сатирика нисколько не мешало мне в Рийгикогу, где я работал в двух составах. Не мешает оно мне и в Таллиннском горсобрании, где я работаю сейчас. Разумеется, я не ощущаю себя профессиональным политиком, да и не мог бы им стать, обладай я профессиональными знаниями в той или иной сфере. Потому что я не люблю власть как таковую, хотя некоторой толикой власти когда-то обладал, будучи директором Таллиннского бюро путешествий и экскурсий (бюро находилось в самом центре города возле Ратушной площади, так что кое-какие причины поважничать все-таки были). А также мне посчастливилось быть даже президентом: в 1991 году 13 января ровно в 13.13 мы создали Эстонское общество юмористов, президентом которого меня избрали. Общества давно нет (хотя официально его никто не распускал), потому что интерес к юмору в последние годы как-то иссяк. Раньше публике было интересно со сцены слушать о том, что она и сама знала, только боялась высказать вслух. А тут какой-то идиот лезет на сцену и режет правду-матку. Это было неожиданно и смешно, нам аплодировали, и были аншлаги. Было ли это искусством? Не знаю, ведь главную роль там играло не мастерство и даже не остроумие, а смелость. - Когда в 92-м году вы окунулись, будучи роялистом, в парламентскую деятельность, что вами двигало, что привлекало на Тоомпеа больше всего? Политический азарт, все та же смелость говорить правду с самой высокой трибуны или элементарная необходимость прокормить семью, решить финансовую проблему? Ведь интерес публики к сатире, как вы только что сказали, упал, а уже случившаяся к тому времени денежная реформа раздела нас догола... - Все было гораздо проще. У меня есть давний друг и соратник, то бишь напарник по эстраде, Юри Аарма. Он был роялистом. И остается им до сих пор. Весной 92-го юная партия праздновала свою первую (или вторую?) годовщину. Не то в Рапла, не то под Рапла. Юри Аарма должен был приехать на праздник не один, а захватить с собой какого-либо гостя. Он пригласил меня. В одной машине с нами ехал и ныне покойный международный обозреватель Вамбола Пыдер. Он приветствовал собравшихся как знаток истории роялизма, я выступал как писатель-сатирик. Там же я познакомился с лидером роялистов Калле Кулбоком... - ...который красовался потом на Ратушной площади, картинно заковав себя в цепи? - Да. Чуть позже именно Калле Кулбок прислал мне на Сааремаа, где я всегда провожу лето, письмо с предложением участвовать в выборах в Рийгикогу по списку партии роялистов. Я дал согласие, но при условии, что моя фамилия будет замыкать список. На том и порешили. Каково же было мое изумление, когда, будучи в Штутгарте в Германии, где мы выступали на вечере, организованном местным эстонским обществом, я узнал, что прошел в Рийгикогу! Ибо набрал личную квоту, которая открывала мне двери парламента безотносительно к порядковому номеру в партийном списке. Так я оказался на Тоомпеа. И не жалею об этом. Работал в правовой комиссии, и был увлечен этим настолько, что захотел продолжить это занятие и дальше. Но у партии роялистов к 95-му году уже не было шансов на победу, ее экзотическое название и содержание уже мало кого привлекали. Я решил прислонить голову к тому, кто первым мне это предложит. Первым предложил Сависаар. Позже группа депутатов, и я в том числе, откололась от центристов, создав новую Партию развития. Увы, она не сумела развить и укрепить свои позиции в обществе и не попала в Рийгикогу в марте этого года. А я и вовсе не баллотировался. Работая в правовой комиссии, я ставил своей целью борьбу с преступностью, но, к великому сожалению, убедился в том, что большинству народных избранников эта проблема безразлична. Теперь я на пенсии, но не в стороне от общественной жизни. Партия умеренных предложила мне баллотироваться в Таллиннское горсобрание по их списку. Я согласился. И я там. - Вы прогулялись, однако, по многим партиям... - И не испытываю по этому поводу никакого стыда или неудобства. Проведу параллель. В прошлом году дочери подарили мне на день рождения мобильный телефон (наверное, в отместку за то, что я все время издевался над этими мобильными-дебильными разговорами с невидимым абонентом в трамвае, на улице и т.д.). Но если на Сааремаа, где я бываю летом, Q GSM оказался непригоден, я перешел на Radiolinja. То же и с партиями. Гуляй из одной в другую, ведь все они наши, эстонские, все хотят добра эстонскому народу. У меня на этот счет только один принцип: никогда не вступать в коммунистическую партию. Я и не был никогда ни коммунистом, ни комсомольцем, ни пионером, ни октябренком. - Но у всех эстонских партий разное мировоззрение... - Я не вижу особых различий между ними. Все они хотят одного и того же: чтобы не было бедных, чтобы у людей была нормальная зарплата, хорошее здоровье и самочувствие. Только пути к этому идеалу у них различны. В данный момент я состою в Партии умеренных и поддерживаю механизм достижения целей, разработанный этой партией, ее программу. Вот вам еще одно сравнение. Человек любит один сорт вина, но хочет попробовать и другой. А может, он не хуже? Вот и я - люблю путешествовать по разным странам, пить разные напитки. Только вот один сорт сигарет предпочитаю - "Winston". - Выходит, в курении вы более последовательны, чем в мировоззрении? - Выходит, что так. Поскольку никотин вредит здоровью меньше чем политика. - В русском фольклоре есть знаменитая мужская фраза: "Ты меня уважаешь? - Она мне хорошо знакома. - В таком случае хочу спросить, кого из эстонских политиков вы уважаете? - Видите ли, в Эстонии немало гениальных представителей медицины, астрономии, физики, но нет гениальных политиков. Наука движется вперед благодаря своим гениям. Так же и с общественной жизнью. У нас немало интересных политиков, рейтинги которых постоянно замеряют социологи, но гения... Гения нет. Иначе не было бы столько просчетов, низкого уровня жизни, высоких цен на коммунальные услуги и т.д. Пусть политики на меня не обижаются, но раз есть в государстве такие большие и больные проблемы, значит, не все в порядке. -С каким чувством вы покинули Рийгикогу? - Если коротко, то с грустным чувством, ибо многие избранники народа, увы, одержимы личными мотивами и действуют в собственных интересах. И только малое их количество думает о народе. - Вы мастер слова, но ваш голос был слабо различим в Рийгикогу... - Вы ведь судите по передачам телевидения, публикациям в средствах массовой информации, а их всегда интересует популярная тематика - пенсии, зарплаты, жилье, собственность, а не такие скучные темы, как полиция, прокуратура, адвокатура. Наши миленькие маленькие журналистки вечно что-то путали или ошибались, сворачивая на эту тематику. Когда я - и довольно часто, скажу я вам, - защищал с трибуны парламента материалы правовой комиссии, пишущую братию словно ветром сдувало из ложи прессы. Журналисты ищут скандала, ждут скандала и ухватываются за него, если "повезет". Если бы я дал кому-нибудь по морде, вы об этом сразу бы услышали. А депутатская работа, настоящая депутатская работа вашим братом-журналистом мало отражается. - Как вам понравилось, что портрет лидера "умеренных" Андреса Таранда красовался на мусорных ящиках нынче осенью перед муниципальными выборами? - То, что он красовался на мусорных ящиках, меня не раздражало по той простой причине, что до поры до времени я не догадывался, что это мусорные ящики. Вообще-то это была ошибка. Партия доверилась какой-то рекламной фирме, поручив ей свою предвыборную пропаганду. Надо было думать своей головой. По крайней мере надо было взглянуть в календарь и помнить, что это за выборы: ведь не президентские же... - Про Париж говорят, что это город, который всегда исполняет то, что обещает. Чего не скажешь о Таллинне, вернее, о таллиннских депутатах, которые перед муниципальными выборами клялись в любви к горожанам, били себя в грудь, представляясь радетелями их интересов. И вот прошли первые заседания volikogu. И что же? Первым делом поднимаются цены - на воду, на тепло, на пятое, на десятое. Один пенсионер-электрик недавно поделился со мной опытом: чтобы сэкономить на зубной пасте, он чистит зубы солью. Может, и у вас есть какие-то рецепты на этот счет? - А чему вы удивляетесь? Ведь все заранее известно: и то, что предвыборные лозунги будут самые пламенные, и то, что после выборов народ будет недоволен. Это просто укрепляет меня в мысли, что в нашей политике нет гениев. Ведь главная проблема в чем? Мы ведь бедны ресурсами и к тому же почти ничего не производим. Да, у нас есть горстка миллионеров, но их мало. А людям негде работать, негде зарабатывать. Так что и до выборов, и после выборов нас мучают одни и те же проблемы. Никто не знает, как сделать лучше. Это я вам говорю и как бывший парламентарий, и как свободный художник, и как гражданин. Во всяком случае мне неизвестны новые, нестандартные идеи. Я о них не слышал. Поэтому любой политик в духе своем готов к деятельности в оппозиции: все наши общие недостатки известны уже наперед. А власть требует великих, остроумных открытий. - Могут ли богатый и бедный понять друг друга? Могут ли они петь в общем хоре? Как вам нравятся пресловутые рассуждения нынешнего таллиннского мэра Юри Мыйза о том, что его удивляют люди, которые в наше благословенное время не могут заработать в месяц каких-то пару десятков тысяч крон? И стоит ли, считал Мыйз-министр внутренних дел, регистрировать как преступление тот факт, что вор украл у старушки всего лишь 400 крон?.. - Богатый и бедный могут петь в общем хоре только на Празднике песни. Только там. Потому что если у тебя есть миллион, то тебе, действительно, глупцом представляется тот, кто не может добавить к нему еще 20 тысяч. А 99 процентов жителей Эстонии вообще не знали бы, что и ответить, если бы их спросили, что бы они сделали с миллионом? У богатых и бедных, конечно, различные понятия о многих вещах. Но что поделаешь, мир так устроен, что в нем всегда были, есть и, наверное, будут богатые и бедные. - Психологи много пишут о том, что человек должен по-настоящему любить себя сам, тогда его и другие полюбят. Как вы сами к себе относитесь? - Да я как-то об этом не задумывался. Мой образ жизни с возрастом, как и у всех, менялся. В молодости - в Пайде, в армии, в Тарту - на первом плане были друзья-приятели, дружеские, а потом семейные контакты, бесконечные споры-разговоры о жизни, о судьбе, о профессии. Было много работы - в турбюро, на радио, на эстраде. Шесть с половиной лет в Рийгикогу. И надо потихоньку привыкать, что теперь ты не очень-то кому-либо нужен. Интерес к юмору, повторяю, падает, выступать на вечерах отдыха никто особенно и не приглашает. Скорее позовут молодых и пляшущих певцов. Но у меня есть чем заняться. Заседаю в горсобрании. Пишу пьесы, рассказы, не задумываясь над тем, будут они востребованы или нет. - Пенсия парламентария дает такую возможность... - Это так. Пенсия мне нравится, хотя я понимаю, что она многократно больше, чем у остальных пенсионеров, и что это несправедливо. Появилось время для чтения. Читаю много и с большой охотой. Дети уже взрослые, они определились. А самая большая моя радость - внуки. Если за детей мы в ответе, должны руководить их воспитанием, нести ответственность за все хорошее и плохое, что с ними происходит, то внуков можно просто любить. - Спасибо за беседу.
|