НЕ ПРО УРОДОВ, НЕ ПРО ЛЮДЕЙ, А ПРО ПАЦИЕНТОВ

Если проследить только за первополосными анонсами газет, то мир предстанет в еще более странном ракурсе. То узнаешь о самом маленьком человечке в мире, достигшем в росте всего лишь пятидесяти трех сантиметров, однако исправно состоящем в браке с высокой женщиной. То читаешь о кандидате наук, оставившем занятия над докторской диссертацией и спившемся, поскольку подружка оказалась недовольной длинной его детородного органа. То на развороте помещаются фотографии голых мальчиков, втянутых в порноиндустрию, руководство которой осуществляется знаменитыми дирижерскими палочками...

Во времена Французской Революции, когда гильотина трудилась безостановочно и гражданам не возбранялось наблюдать за ее работой, существовала особая категория женщин, старавшихся не пропустить ни одной казни. Они приходили загодя и часами сидели на площади, заняв лучшие места, а чтобы не терять времени даром, они судачили и вязали. Их так и прозвали вязальщицами...

Вязальщицы вспомнились мне, когда чуть больше года назад фильм Алексея Балабанова "Брат" с Сергеем Бодровым в главной роли съездил и на Каннский фестиваль, и побывал в Американской киноакадемии, и участвовал в Московском юбилейном фестивале. Фильм рассказывал о молодом человеке, вернувшемся из армии и как-то естественно, легко, просто ставшем киллером. За выбором профессии персонажем не стояло ничего: не было ни сюжетной, ни жанровой, ни условной, ни эстетической, ни хоть какой-нибудь мотивировки. Просто вернулся мил-человек из армии, да и стал убивать.

Это был не триллер - в триллере мы сочувствуем герою и солидарны с ним в его борьбе за справедливость.

Это была не психологическая драма - в драме мы понимаем героя, ибо видим, что именно привело его к убийствам, и, главное, видим пути, по которым он пойдет к наказанию-исправлению.

Это был не фильм-метафора, ибо не было ни одного художественного приема, переплавляющего фотографию, факт, документ в пространство субъективного творческого видения.

А что же? А просто холодное,спекулятивное зрелище для вязальщиц, не устающих от все новых и новых убийств, от запаха крови, от голов, брошенных в корзину. Я намеренно говорю "не устающих", ибо бессмысленно в этих обстоятельствах поминать жалость и сострадание.

В Москве завершился IV Международный кинофестиваль "Лики любви". Лучшей режиссерской работой был признан новый фильм Алексея Балабанова "Про уродов и людей". Сергей Маковецкий за главную роль в этом фильме был назван лучшим актером.

...В мертвом городе, в котором можно узнать Петербург, живут, одетые в одежды начала века, персонажи, одержимые садо-мазохистскими сексуальными отклонениями. Они вынуты из времени, из пространства, из человеческого общежития своим бледным, вялым, декадентским существованием на грани сна и яви. Иоган (Сергей Маковецкий) был в детстве порот няней, находит в этих воспоминаниях главный сладострастный момент своего бытия и держит тайное фотоателье, где выжившая из ума старенькая няня бьет розгами перед фотографом голых девиц. В свободные вечерние минуты няня бьет и самого Иогана для отправления его сексуальных надобностей. У Иогана эпилепсия, слабоумие, и еще он стреляет в людей и убивает их, если они ему мешают. Помощник Иогана Виктор Иванович (Виктор Сухоруков) сбывает фотографии, а также открывает свое дело: его садо-мазохизм усугублен склонностью к лицам с физическими дефектами; перед камерой порют слепую женщину (Лика Неволина), а также сиамских близнецов (Алеша Де и Чингиз Цыдендамбаев). Главная героиня Лиза (Динара Друкарова) тайно скупает фотографии из ателье Иогана, а потом выходит за него замуж и снимается сама. Фотограф Путилов (Вадим Прохоров) увлекается Лизой, но страсть снимать оказывается сильнее. Фотографии, а потом и немые фильмы Путилова пользуются большим спросом, они перестают быть тайными и становятся явными, из подполья они выходят на официальные киноэкраны и собирают полные залы. Сиамских близнецов спаивают, селят в одной комнате с Лизой; в Лизу влюбляется один из близнецов (второй пьет); к тому же близецы прекрасно поют, и их показывают за большие деньги и в этом качестве. И так далее, и так далее. А когда персонажи могут все начать сначала, уехать на Восток и Запад, то оказывается, что никакой другой жизни они не знают и знать не желают; Лиза за деньги находит мужчину, готового стегать ее плетью; близнецы поют для желающих их слушать, пока один из них не умирает с перепоя. Иоган-Маковецкий плывет в тихом помешательстве на льдине по Неве-реке.

Уродами в этом фильме называют сиамских близнецов, а все остальные, значит, зовутся людьми. В резонерском беспамятстве можно было бы утверждать, что, мол, уроды как раз не те, кто страдает физическими дефектами от рождения, а уроды как раз те, кто окружает сиамских близнецов. Но, во-первых, даже эта простенькая мысль в ленте не прослеживается, а во-вторых, в ленте вообще нет здоровых людей, на которых можно было бы публицистически возложить ответственность за происходящее. На самом деле, нам показали серое, скучное и блеклое отделение психиатрической клиники, где находятся не уроды, а пациенты, страдальцы, не могущие отвечать за свои поступки, ибо нет у них ни здравого ума, ни твердой памяти.

Дом скорби. Кладбище интеллекта. Не дай мне Бог сойти с ума. Наблюдать все эти картины - фактически издеваться над несчастными. Страшно. Очень страшно. Как страшно, если вы не палач и не относитесь к компании вязальщиц, наблюдать смертную казнь. Как страшно, если вы не психиатр, наблюдать за сумасшедшими. Как страшно, если вы не хирург,наблюдать операцию на сердце. Но главное, не только страшно, но и совершенно бесполезно. Мы ничего не узнаем о жизни и смерти, следя за ножом гильотины. Мы ничего не узнаем о воображении, наблюдая за помешанным. Мы ничего не узнаем о любви и печали, глядя на операцию на сердце. У искусства другие законы, другие привычки и другие методы.

Это не фильм-метафора, ибо здесь нет ни одного художественного приема, переплавляющего наглядное пособие для студентов-медиков третьего курса в пространство творческого видения.

Это не художественный диалог с "Ночным портье" Лилианы Ковани, где она показала непреодолимую страсть жертвы к палачу. (Мне невыносим и этот фильм, доказывающий соучастие жертвы в любом преступлении, но я не смею ему отказать в яркой образности, которой принципиально лишен фильм Алексея Балабанова).

Это картонные фигуры картонной действительности, где нет любви, добра, теплоты, приязни, дружественности, жертвенности. Картонной действительности, которую выдают за единственную реальность, за нашу жизнь и за нашу смерть, за наш талант и за нашу судьбу, за книги, которые мы прочитали, за мечты, которые не сбылись, за наших близких, которые украсили наше существование, за тех, кого мы любили, и за тех, кто разлюбил нас...

Никто не может лишить нас права мыслить и страдать. Но мы сами можем уступить это право, если будем бояться. Алексей Балабанов пугает, и я не могу сказать, что я не боюсь. Но еще страшнее для меня - плата за страх. И потому я нахожу в себе мужество с отвращением отвернуться от этой ленты, отвернуться от тех взрослых людей, полагающих себя художниками, которые заставили двух мальчиков сниматься в омерзительных сценах, и, наконец, от фестиваля, дающего награды такому кино.

...Но я вовсе не удивлюсь, если, включив завтра телевизор, я наткнусь на дискуссию на каком-нибудь престижном канале о том, можно ли мучать жертву перед убийством или этичнее убивать мгновенно, коль уж вам непременно этого хочется...

Елена СКУЛЬСКАЯ.

На снимке: Сергей Маковецкий - лучший артист.

Фото Николая ШАРУБИНА.