Русская классика: миф или торжество

Второе "пришествие" русского, вернее уже советского балета, произошло ровно полвека спустя, когда Запад, с уже достаточно окрепшей и интересной культурой танца, вновь был восхищен и повержен искусством Большого балета с его несравненной и гениальной Галиной Улановой. Удивительно прекрасен тогда был не только балет Большого, но и Кировского театра, на весь мир знаменитыми становились киевская, одесская, пермская, тбилисская труппы. И все они, наследники, были обязательны старому академическому классическому балету, созданному полувековым трудом и заботами, прежде всего, Дидло и Петипа, а также Иванова, Горского, Лопухова. Выросли в маститых балетмейстеров их последователи - Голейзовский, Чабукиани, Лавровский, Бурмейстер, Григорович. Тогда-то и появились сакраментальные строки: "И даже в области балета мы впереди планеты всей", что было абсолютной истиной. Это сегодня кликушествующие "веды" превратили гордость в издевку, в насмешку. А всемирно любимый и знаменитый танцовщик Михаил Барышников в одном из интервью несколько лет назад предрек классике скорое забвение, никчемность, как архаичной, лишенной на сегодня какого-то ни было интереса. Но ошибается звезда, сам неоднократно переставлявший русскую классику на сценах многих престижных театров мира, сам снискавший славу прежде всего исполнением ведущих партий классического репертуара, впитанного им еще в стенах знаменитой ленинградской школы.

Не менее яркая звезда мирового балета Екатерина Максимова в одном из недавних интервью сказала о классике и русском балете совершенно иначе. На реплику корреспондента: "В те времена вся страна была уверена, что "в области балета мы впереди планеты всей". Но теперь и это утверждение попало под общую волну отрицания, преимущество советского балета названо мифом", - с большим достоинством и просто ответила: "Это был не миф. Русский балет и был впереди, и остается впереди. Другое дело, что когда в 1956-м "занавес" открылся, Запад это все очень быстро впитал. И новое поколение хореографов - и Аштон, и Макмиллан, а Кранко - развивалось под влиянием того, что было в русском балете. А у нас была установка, что "это западное влияние нам не нужно". Сегодня ситуация обратная: легко отбрасываем все хорошее, что у нас было, и признаем только западное - как в балете, так и в обществе".

Простите, но с радостью поверю Максимовой и не поверю Барышникову. И не потому только, что ее позиция мне гораздо ближе. Вот еще один интереснейший факт, заставивший не только о нем рассказать, но и задуматься над тем - что создано, кем и как, что это дало мировой балетной культуре, какой след оставило и можно ли этим гордиться. Судите сами.

В прошлом сезоне в стенах знаменитой парижской Grand Opera развернулась нешуточная дискуссия о том, чью постановку или редакцию "Лебединого озера" взять в обновляющийся репертуар. Известно, как щепетильно относится к этому вопросу совет директоров всемирно известного театра. Престиж, он на Западе ближе матери родной. После смерти Рудольфа Нуреева, несколько лет правившего лучшим балетным театром Франции, по словам коллег, твердо и порой деспотично, репертуар постепенно стал ветшать, потому-то и встал вопрос о его обновлении. И если "Баядерку", поставленную Нуреевым 8 октября 1992 года ровно за 3 месяца до смерти маэстро решили в репертуаре пока сохранить, то "Лебединое озеро", ставшее одним из любимых спектаклей парижан, но потерявшее былой блеск, а значит и кассу, решено было заменить на новую постановку. И что бы вы думали, какую выбрал видавший виды совет директоров? Трудно в это поверить, но "хозяева" предпочли при всем обилии вариантов редакцию маститого советского балетмейстера Владимира Павловича Бурмейстера, поставившего "Лебединое озеро" для труппы Grand Opera еще в 1960 году. No comments, как говорим мы теперь на западный манер.

Своими постановками 40-60-х годов Владимир Бурмейстер не только обогатил советский балет, приумножив отечественный репертуар. Его талант танцовщика и хореографа, незаурядный дар балетного режиссера во многом раздвинули сюжетные рамки танца, оживили его лексически. Он создавал комедии - "Штраусиану", "Виндзорские проказницы" и трагедии - "Лола", "Жанна д'Арк", многоактные спектакли и миниатюры. Он бережно реставрировал и обновлял старую классику - "Лебединое озеро", "Тщетную предосторожность", "Эсмеральду". Подобная широта творческого диапазона, интереса к поиску была воспитана в нем учителями, с которыми Бурмейстеру необычайно повезло. Он встретился с Касьяном Голейзовским, будучи еще молодым танцовщиком, и затем в совместной работе как балетмейстер. Немало сотрудничал с Федором Лопуховым. Голейзовский и Лопухов вышли из "серебряного века" с особым вкусом культурных пристрастий, ощущением театра и, в частности, танца. Они мечтали о танцующем актере. Поэтому основой их поисков было не только доскональное знание и владение всем арсеналом танца, но и глубокая, впечатляющая режиссура. Отсюда, такой громкий успех "Лебединого озера" Владимира Бурмейстера, которое украшало репертуар московского, парижского, лондонского театров, а с 1954 года и "Эстонии".

История создания этого спектакля на эстонской сцене по-своему интересна. К этому времени балетмейстеру была знакома труппа театра, знал он и не очень высокие ее возможности, особенно технические. Ведь до "Лебединого озера" Владимир Бурмейстер в 1951 году поставил великолепный, захватывающий своей драматургией балет "Эсмеральда" по роману "Собор Парижской богоматери" В.Гюго.

Когда два года спустя Бурмейстеру предложили вновь поработать с эстонской труппой, но уже над созданием "Лебединого озера", классики самой высокой пробы, перед балетмейстером встала весьма трудная задача найти исполнительницу главной роли.

В 1953 году вышли на сцену первые выпускники созданного 7 лет назад Таллиннского хореографического училища. Но среди них исполнительницы роли Одетты-Одиллии не нашлось. И Владимир Бурмейстер предпринимает поездку в Ленинград, где вагановское училище заканчивала еще одна эстонская девушка Хельми Пуур, будущая звезда эстонского балета. Вот как вспоминает сама балерина первую встречу, а также совместную работу и годы долгой сердечной дружбы с Владимиром Бурмейстером.

"Когда Владимир Павлович приезжал в Ленинград и приходил к нам в класс или на выпускные экзамены, я не знала. Да и о постановке "Лебединого озера" услышала лишь в первые дни нового сезона, начавшегося для меня, как и полагалось, с кордебалета. Как-то в начале осени на уроке появился Бурмейстер, где и состоялось наше первое знакомство. Несколько позднее я узнала, что уже тогда, в Ленинграде, он решился на постановку. Конечно, мне невероятно хотелось получить эту прекрасную роль, но пугали робость, неопытность. К тому же и я, и балетмейстер понимали, что роль черного лебедя как бы не "моя", не очень схожа с моим артистическим темпераментом, волей. Поэтому Бурмейстер предложил начать репетиции именно с 3-го акта. Будучи сам отличным танцовщиком, он в деталях, со всеми нюансами показывал мне эту партию с ее сложнейшей техникой, пластикой рук, корпуса, головы. Он старался изо всех сил "вытянуть" из меня требуемые темперамент, напор, бравурность. Правда, с годами, перетанцевав этот спектакль много раз, я поняла, что такие роли должны показывать и репетировать только женщины. Ведь только их пластика может быть вполне органичной.

Бурмейстер был высококлассным профессионалом, работал спокойно, вдумчиво и на удивление просто. В то же время требовательность его была жесткой, он не любил, когда даже на репетиции кто-то позволял танцевать, как мы говорим, "в полноги". В труппе все его очень любили. В нем, как и во многих моих ленинградских педагогах, я видела русского аристократа, в высшей степени интеллигентного и одаренного человека.

Благодаря этой работе мы быстро и на многие годы стали друзьями. И когда я приезжала в Москву, первым делом шла в его театр имени К.Станиславского и В.Немировича-Данченко, а затем, как всегда, он приглашал меня к себе домой, где в кругу его семьи я чувствовала себя счастливой. Когда же после тяжелой травмы спины я многие месяцы провела в одной из московских клиник, Владимир Павлович вместе с женой, тоже балериной, часто приходили меня проведать. Человек он был необычайно сердечный, казалось, что абсолютно всем он хочет добра, хочет помочь. С тех давних лет я на всю жизнь запомнила одно его наставление. "Никогда в театре не обсуждай коллег по сцене, не сплетничай по гардеробам, - говорил он мне. - Театр и сцена - вещи жестокие". И я всю жизнь придерживаюсь его совета. Эту нашу, теперь уже 35-летней давности, работу я вспоминаю с особой теплотой и нежностью и счастлива, что работала и была знакома с этим замечательным человеком".

Позднее об этой постановке и юной Хельми Пуур вспоминала восторженно театровед Леа Тормис. "Постановка В.Бурмейстера соединила драматически-выразительные традиции эстонского балета с той широкой танцевальностью большого дыхания, которая до сих пор была еще малоизвестна эстонским балетным спектаклям, - писала она. - "Лебединое озеро" заняло особое место в развитии балета театра "Эстония". И продолжала: "Хельми Пуур показала особое умение превратить каждое маленькое движение, каждый жест в танец. Трудно сравнивать дебютантку с мастером, но все же уже в первом выступлении молодой балерины можно было ощутить в складе ее дарования некоторые черты, родственные с Галиной Улановой... Худенькая, угловатая девочка, которая в 1945 году пришла с рабочей окраины Таллинна в учебную студию театра "Эстония", превратилась в прекрасного грациозного лебедя. На примере Хельми Пуур с особой наглядностью выявились широкие перспективы, открытые советской властью для талантливой молодежи, такие отличающиеся от тех тяжелых и часто унизительных условий, с которыми встречались, вступавшие на балетную сцену, танцовщицы буржуазной Эстонии".

Вот теперь и Париж соскучился по русской классике, по творчеству советского хореографа Владимира Бурмейстера. Да и театр "Эстония" пополняет свой классический репертуар. На этот раз "Эсмеральдой", существующей на мировой балетной сцене с 1844 года. И вновь для эстонской труппы этот балет связан с именем Владимира Бурмейстера, подарившего театру "Эсмеральду" в 1951 году. Нынешнюю новую постановку старой классики представит ленинградец Никита Долгушин. Так что живет она, эта классика, волнует публику и сейчас. Думаю, что востребована будет и завтра.

Игорь ГРОМОВ.