Геннадий Хазанов: Я стал матерым и научился держать удар

- Теперь уже труднее - я набил себе огромное количество шишек, ссадин, рваных ран. Стал матерым. Научился держать удар, хотя это не так просто. Бывало все. У меня лежали работы, мне не разрешали выступать, выходить на сцену, проверяли весь репертуар, закрывали для меня телевидение... Но все это было не в процессе выступления. А вот когда тебя изгоняют со сцены! У меня такое было три раза в жизни: осенью 94-го, в мае 96-го и в апреле 97-го. Правда, в последний раз я не ушел со сцены, дочитал, потому что уже был готов к этому и у меня выработался иммунитет.

- Когда вы готовили себя к этой профессии, вы предполагали, что такое может быть?

- Нет! Никогда! Но я должен сказать, что ни у кого из моих коллег, известных артистов, такого не бывает. Может, они хорошо воспитаны, а может, крайне осторожны. Такой случай был только один раз в бывшем Дворце съездов, ныне Кремлевском дворце. На сцену вышел Михаил Грушевский, который делал пародии на Брежнева, Ленина и других. Это вызвало у сидящих в зале просто невероятную реакцию. Они топали ногами, кричали. А все потому, что в зале сидела научно-техническая элита, которая во времена супердержавы пользовалась огромными льготами и находилась в привилегированном положении. Для них режим прошлой жизни несравним с теперешним. Вот они и высказали вслух свои политические антипатии. Я их понимаю. Они не в состоянии отойти от себя. Им это очень трудно сделать. Но чтобы кричать артисту "Вон!", не дать ему возможность изложить свою точку зрения!..

Мы уже имели все это в 1989 году, когда Андрей Дмитриевич Сахаров, царство ему небесное, стоял на трибуне съезда народных депутатов. Что ж теперь удивляться? Может, вместо того, чтобы расстраиваться, надо радоваться? Хотя смириться с этим очень трудно. Я могу себе представить, как чувствовал себя Андрей Дмитриевич в тот момент - незащищенным и простреливаемым. Я ведь никому не хочу делать зло. Мне кажется, что мой рассказ смешной, интересный, необычный. А выясняется, что это людей обижает.

- А где вы чувствуете себя защищенным? Где вам хорошо?

- Не знаю. Я веду почти затворнический образ жизни. Но добровольный. Я не знаю, да и не хочу знать, какими интересами живет светское общество. Мне это скучно. Единственная проблема - как соотнести свои собственные ощущения интересности с теми, которые существуют в обществе.

- Но если судить по телепередачам, создается впечатление, что вы ведете светскую жизнь. Вы постоянно выступаете на чужих юбилеях, а недавно и ваш собственный показывали. Это было так здорово...

- Ну, я только туда и выползаю. В качестве выступающего. Только один раз не выступал - в Париже на семидесятилетии Ростроповича. Я был просто приглашенным.

Передача, которую вы упомянули, называлась "Чужие юбилеи" и включала в себя запись юбилеев Утесова, Аросевой, Лужкова, Станиславского, театра имени Вахтангова... Но все это происходило в течение многих лет - может быть, девяти. За такой срок не так уж и много. Но ощущение действительно такое, что я бываю на всех вечерах.

- Многие люди предпочитают говорить "мы" вместо "я", как бы желая выступать от имени народа. А как с этим у вас?

- Только "я"! Только персонифицированная ответственность!

- Что она дает?

- Я считаю, что надо говорить только от своего лица, опираясь на свое собственное чувство и мнение. Нельзя выдавать собственное мнение за объективное.

- В чем вы разочаровались?

- Прежде всего - в материализме. В связи с этим мне кажется странной человеческая жизнь. К сожалению или к счастью, но мы в эту жизнь приходим и вынуждены принимать ее условия. Мир насквозь материалистичен. Я часто думаю об истинных причинах массовой эмиграции и распада огромной империи. И прихожу к выводу, что глубинная основа этих процессов - неверный вектор человечества, направленный на обогащение. Обогащение - вещь условная. Одному кажется, что десять миллионов долларов - мало, другому они представляются целым состоянием. Один мудрец сказал, что богатый - это не тот, у кого много денег, а тот, кому хватает имеющихся.

Способность соразмерить свои желания с возможностями - это очень трудная вещь. Мир полон искушений и соблазнов. Научно-техническая революция все время провоцирует человека: "Смотри, какая новая камера! Смотри, какой автомобиль!" И мы, как сороки, падкие на блестящие предметы, вгоняем себя в этот нескончаемый бег. Мы не задаемся вопросом: а что за душой? О душе некогда! Потом! Сначала надо обеспечить себя! Детей! Внуков! Сделать так, чтобы завтра не страшно было проснуться! Рабство. Огромное страшное рабство. Оказывается, свобода - это не только и не столько право произносить вслух то, что ты хочешь. Свобода - это... Я свободных людей практически не знаю - может быть, бомжи. У которых ничего нет. Вот хиппи когда-то были свободными. Начиналось их движение как протест против материализации мира и носило, на наш взгляд, какой-то изувеченный характер. Что это такое?! Они же лежат на асфальте! Это было действительно странно. Нечесаные, грязные, они смотрели на нас, "застегнутых в корсет бытовых удобств" - в парфюме, костюме, машине. И неизвестно, кто был свободнее.

- Воспоминания часто посещают вас?

- Постоянно. В любое время суток. Вспомнил, как двадцать лет назад я приехал в Таллинн впервые. Старая гостиница недалеко от Старого Томаса. Мы приехали с дочерью, которой было три года, и сдвигали кресла, когда укладывали ее спать. Потом я приезжал в рамках декады искусства РСФСР. Мы выступали в образцовом колхозе или совхозе, я вышел на сцену и обратился к зрителям с вопросом, смотрят ли они кабачок "13 стульев". После долгой паузы я услышал: "Ja-ja" - и понял, что люди просто не понимают меня, по-русски не говорят и ТВ не смотрят.

Недавно в "Независимой газете" я прочитал очень интересную статью посла Эстонии. Он пишет о сложной и трудной истории маленькой нации, которая всегда была перешеечком между двумя крупными державами - Россией и Швецией. До XVIII века эстонцы находились под шведами, на Чудском озере бились против Александра Невского, три века существовали под Россией, и это еще не вся история. Что правда. Жалко, что катаклизмы эти коснулись живых людей, однако история всегда проходит по судьбам. И что для нее человеческие жизни? Ничто. Когда-то мне пришло на ум такое сравнение. Писатель пишет повесть или роман. Написал страничку-другую, перечитал, не понравилось - порвал и выбросил в корзину. И это естественно - процесс работы. А что выбрасывают в процессе работы политики? Людей, жизни. Миллионы судеб. У них другой исходный материал. Хозяйка свеколку порезала, морковку почистила, все, что не надо, выкинула, и варит из того, что надо. Так и политики.

- Прогресс ведет к саморазрушению?

- Да. Безусловно. В школах дети работают на компьютере, и им нет смысла знать таблицу умножения так, как знали ее мы. Теперь они считают гораздо быстрее и без таблицы умножения. Но зато у них не тренируется мозг. Человек за рулем автомобиля гораздо быстрей добирается до нужного места. А раньше люди ходили пешком, бегали, были крепче и здоровее. И не дышали выхлопными газами.

- Подаете ли вы милостыню нищим, когда идете мимо них по улицам?

- Милостыню? Да. Но я редко хожу по улицам. Чаще всего подходят к машине. Но я делаю это выборочно и никогда не даю детям. Никогда. Это разврат. Иногда подходит женщина, и я вижу, что она каблуком наступила на свое самолюбие. Как живет мой педагог Надежда Слонова, которой пошел десятый десяток? Я думаю, она бы лучше с голоду умерла, чем пошла просить милостыню. Но таких людей осталось совсем немного.

- Что хочет пожелать себе Геннадий Хазанов?

- Отвечу честно. Не буду истерически кричать, что не успел столько сыграть, столько сделать... Мне кажется, я сделал довольно много. И судьба была ко мне очень благосклонна. Чего бы я хотел еще? Раз уж я с материализмом столько грешил, так уж и быть, погрешу еще немножко. Я хотел бы успеть сделать что-то такое, что облегчило бы моей дочери реализацию ее желания - учить людей современной хореографии. Может быть, мне удастся построить школу. Сегодня, в этом рыночном безумии, молодежи очень трудно. Моя жизнь была другой. Обо мне заботилось государство, которое я любил подначивать. Для меня построили огромное количество Дворцов культуры, театров, учебных заведений. Я не приложил к этому никаких усилий и только пользовался всеми благами. Я не хочу возвращаться во вчерашний день, но считаю, что кто-то должен взять на себя те функции, которые когда-то принадлежали государству. Вот таким функционером я и вижу себя.

Павел МАКАРОВ.