Отдана в залогОна спросила: "А ваша фамилия - как?" Я сказал. И на тягостное мгновение она задумалась над листком. Наконец смущенно призналась: "Извините, я забыла, как пишется буква "Г". И тут же почти радостно продолжила: "Вспомнила!" И стала записывать мои координаты, телефон.Что делать, Таисия Михайловна Гарина (прим.: фамилия изменена) - старая. И одинокая. И бедная. В прошлом учительница. И плохо ей сейчас, просто край. Ее сын предал и обменял. Что? Вы не слышали, как можно обменять или продать старенькую маму? Так я вам расскажу. Андрей, как говорит Таисия Михайловна, всегда был мальчиком с характером. Все - так, а он - эдак. Им трудно было. Сколько Гарина помнит, всегда жилось трудно. Они ведь из репрессированных, из раскулаченных, из сосланных. А за что раскулачили давным-давно, в 28-м году, ее отца? Позавидовал сосед тому, что у них дом под Псковом крепкий да лошадь. Ну и отняли, выгнали. Судьбу семьи поломали навсегда. С этим клеймом Гарина так всю жизнь и прожила, хоть и пробилась из крестьянства в интеллигенцию, в учителя. Семья у нее распалась, детей, как могла, воспитывала одна. Андрей был старшим. После школы он пошел в военное училище, стал офицером. Поначалу, похоже, среди молодых был одним из лучших. Как же! На полк начальники прислали две медали к празднику. Одну получил полковник, другую - он, лейтенант. Многие, в общем, тогда позавидовали. И служить бы Андрею, расти в чинах, да что-то там не выслужилось, не получилось. К 32 годам он все еще был старшим лейтенантом. Тут его и выгнали. Выпил крепко, командир увидел, внушение сделал. Андрей послал командира куда подальше... И стал до срока, без пенсии, гражданским. Было это в 86-м. Семью свою он также не сохранил. Один к матери вернулся. Она уже несколько лет в Таллинне жила. А куда ему еще было ехать? У Таисии Михайловны - двухкомнатная квартира, которую она получила в Таллинне в обмен на свой псковский дом с земельным участком. Единственное ее богатство, не считая детей, конечно. Но дочка уехала далеко, а сын - опять рядом, все не одна. Андрей, походив, подумав, сказал в начале девяностых, что будет лесом заниматься. Лес, сказал, всегда прокормит. Ну и стал предпринимателем. Начал что-то там по лесу предпринимать, с матерью особо и не делился. Так, случайно, из обмолвок она узнала, что, конечно, кое у кого пришлось на обзаведение деньжат попросить, но это - мужики абсолютно надежные, да он и расплатится тут же, только на ноги встанет. Они жили вдвоем. Никого в дом Андрей не приводил. Вечно занят. Уезжал часто в Питер, туда и лес гнал. На чужой машине. Своей машины так и не было, но он готовился купить. И склада своего не было, но он объяснял, готовился его взять. Он долго к этому готовился. Шесть лет прошло, а не разбогател Андрей на лесе. "Ну, выпивал, конечно, - вздыхает Таисия Михайловна. - А скажите, кто сегодня не выпивает, совсем больные?" Все рухнуло год назад, весной. Андрей, и прежде не особо разговорчивый, вовсе замолчал. Сидит дома и молчит, никуда не ходит. Наконец Таисия Михайловна поняла: он боится из дома выходить. И тут звонки пошли. Грубые голоса Андрея спрашивают. А он из угла машет - мол, нету меня дома, уехал я. Потом раза четыре они приходили домой. Молодые, крепкие, упитанные. Таисия Михайловна ихних бесед не слышала - Андрей гостей на площадку уводил и дверь закрывал. Потом еще раз пришли. Гарина, наученная, сказала, что Андрея нет, в Латвию уехал. Тогда они сообщили: "Вот что, старая. Будешь его скрывать, и тебе ребра переломаем". Хорошо, хоть драться не начали. Тут Андрей и признался, что влип. Задолжал. Не знает, как расплатиться. Никак не получается долг вернуть. Когда у 40-летнего мужика дрожат губы, это плохой знак. Еще Андрей сказал: "Помоги". Ну какая мать своему ребенку не попытается помочь? А если нет, то мать ли это? Сегодня Таисия Михайловна нерешительно, но уточняет: "Имейте в виду, он меня силой не заставлял. Просто пять месяцев я видела, как он изводится, как мучается. И не кричал на меня. Он объяснял, правда, все чаще, сколько ему надо бы денег, чтобы долги вернуть, "раскрутиться" и вновь спокойно зажить". На пятый месяц она сдалась. И согласилась под новый долг отдать квартиру, как бы в залог - единственное, что у нее, кроме детей, было. И Андрей стал почти счастлив. Правда, ни про обстоятельства долга, ни про его размер он маме так и не рассказал. А она верила: кому ж еще верить, если не детям? Сын привел кредитора - Николая Валериевича. Толковый, обходительный. Оказалось, им, чтобы получить требуемый залог, необходимо выписаться из квартиры. Обоим. - А не выписываться нельзя? - растерянно уточнила Таисия Михайловна. - Нельзя, - ответил за Николая Валериевича сын. - Он же, мать, лучше знает. И они выписались. Когда сын повез Таисию Михайловну к нотариусу, ей стало плохо. Она говорит, что не помнит, не знает, за что, собственно, расписывалась у нотариуса. И потом за что-то еще в машине Николая Валериевича. Все было как в тумане, как в бреду... В конце концов расписка Николая Валериевича оказалась единственным документом, который видела Таисия Михайловна. Тем более что все деньги сразу забрал Андрей. Выглядит документ с некими купюрами так: "Я... Николай Валериевич... обязуюсь продать... Таисии Михайловне квартиру по адресу Мустамяэ... не позднее... за семьдесят пять тысяч крон". - Что означает это странное обязательство? - спрашивал я Таисию Михайловну. - Почему так дешево? Что может быть "не позднее"? - Я не понимаю... Я не знаю, - растерянно твердила она. - Андрей обещал, что все будет хорошо. Обратите внимание: такая квартира, как моя, стоит минимум сто пятьдесят тысяч крон. Невысокая цена - еще одно доказательство, что мы ее не продавали. Мы просто отдали в залог, на время, так Андрюша объяснил. А Николай Валериевич тогда, со слов Гариной, будто бы говорил, что долг они могут возвращать неважно сколько времени, можно и понемножку, главное, чтобы платили. - Вы сами это слышали? - уточняю у Гариной. - Так Андрей пересказывал. Докладывают: на деньги за мамину квартиру Андрей вернул долги столичным крутым ребятам и тут же поехал в Питер, где когда-то служил. В надежде перезанять у давних офицерских друзей. Однако в Питере был арестован. Позже осужден за разбой на восемь с половиной лет. Николай Валериевич стремительно приватизировал квартиру Гариной. Он приезжал к Таисии Михайловне и предлагал ей подыскивать другое жилье. Гарина пока живет по прежнему адресу, но юридически - это чужая квартира. У Таисии Михайловны, бывшей учительницы, нет прописки. Ее квартиру продали. Ее саму заложили. Так, что она и сама не сразу поняла. Эту историю детально обсуждали со знакомым психотерапевтом Виктором Колядко. И вспоминали другие столичные истории. Сын известного таллиннского врача решил торговать вином. Первая же фура из Молдавии по дороге перевернулась и была благополучно разграблена. Расплатился отец - отдал свою квартиру за долги сына, а сам переехал в хибару. Сын госчиновницы задолжал. Кинулся к матери. Та отдала квартиру, теперь живет в общежитии в Копли. Сын заслуженной учительницы кинулся в бизнес. Головой вниз, как в омут. Хотя ни характером, ни пристрастиями не был к этому способен. Обманули. Разорили. Заплатила мать. Квартирой. Хорошо, ей тоже удалось устроиться в общежитии. - Это - мужики? - спрашивал я у Колядко. - Так почему ж за свои грехи, ошибки они отказываются отвечать сами? И не просто ищут помощи у стариков, но отнимают у них последнее? - А злодей, который с топором у матери отбирает пенсию, - это что? Это у нас редкость? - говорит Виктор Павлович. - И чем особенно отличаются истории с квартирами? Поступки родителей, пусть безоглядные, необдуманные, можно все же понять - это качество сердца. Тут речь о мощном, подсознательном инстинкте - спасти любой ценой! Они жертвуют последним, и пусть кто-то посмеет их осудить... Но есть ведь и другая сторона, отмечает психотерапевт. Те, другие, так и не повзрослевшие, они хоть в какой-то мере осознают степень своей безмерной вины перед родными стариками? К сожалению, опыт Колядко свидетельствует о катастрофическом крушении очевидных нравственных ценностей. 23-летний мальчишка, сопляк, входит в безумные долги, но ездит из принципа только на машине, курит и пьет самое дорогое и при этом цинично убежден: мать его всегда выручит, за все заплатит. 17-летняя девица поочередно шантажирует отца и мать тем, что или сама покончит собой, или ее убьют. Присылает записки с очередным громилой: "Меня привязали на чердаке, обещали убить. Отдайте подателю..." - Так это время виновато, что ли? - Я полагаю, что просто истинное проявление зловещего образа так называемого бывшего советского человека. Десятилетиями у нас вырубали, уничтожали самых порядочных, самых лучших. Одновременно существовало "несколько правд" - для внешнего и для внутреннего употребления. Мы переживаем период, как говорят индийские книги, "четвертьправды". Я смотрю на пациента, а у него - мертвые глаза. Он не понимает чужой боли, ничьей. Он глух, как камень. И не в силах жить за свой счет, он живет за чужой. Такая выходит логика. Все-таки Таисия Михайловна решила судиться. Я разговаривал с известным в стране адвокатом. Он уверяет, что защищать Гарину будет крайне трудно. Ведь Андрей продал квартиру матери, и этот факт юридически удостоверен. Другое дело, говорит юрист, что суд будет исследовать обстоятельства сделки и выяснять: не была ли старушка заведомо введена в заблуждение, осознавала ли она тогда последствия своих действий? Выяснилось, что в России власть первой додумалась до очевидного - необходимости защиты стариков в квартирных делах. Сделки такого рода у наших соседей должны проходить через органы социальной опеки, которые выражают свое мнение, если сделка очевидно сомнительна и невыгодна для старика. У нас нет такой практики, нет такого порядка. Да и какая госопека авторитетнее для матери мнения собственного сына? Вроде бы есть разница между тем, чтобы обмануться и быть обманутым. Но это только кажется, что мы ошибаемся в людях, в действительности мы ошибаемся в самих себе. Мне безмерно жалко одинокую, плохо одетую, так и не купившую прошлой осенью на зиму картошки - нет денег - Таисию Михайловну. И не понять, как ей все же помочь. ...Да, об Андрее. Она ездила в Питер на суд, но поговорить с сыном ей так и не удалось. Не подпустила охрана. Из изолятора Андрей прислал четыре письма, но про квартиру так и не упомянул. После того, как Андрея осудили, он маме больше не пишет... Юрий ГРИГОРЬЕВ.
|