У меня есть еще время, и это самое важное

- Да нет, сделано все-таки немало. На первый взгляд, зал и вправду обширен, но ведь здесь выставлены не все мои работы, а только их часть. Из каждого периода творчества я выбрал для этой выставки только то, что показалось мне наиболее характерным для конкретного времени, десятилетия.

- Выбирая, что считали главным?

- Мне и самому было интересно увидеть, как я менялся. И все же до конца не изменился. Если посмотреть на первые картины, на то, что было написано, скажем, в конце 60-х, когда мне было 17 лет, и сравнить с самыми последними, то можно увидеть, что те абстрактные элементы, которые там присутствуют, они ведь беспокоят меня до сих пор. Кажется, все уже забыто, осталось позади, но вдруг они снова возникают и возвращаются на полотно. И из этого можно сделать вывод, что я, конечно, изменился. Но не очень.

- В Художественном институте вы учились на отделении дизайна. Он так и остался с вами или со временем появились новые привязанности?

- Дизайн оставался во мне где-то внутри, это что-то духовное, но ведь практически, как дизайнер, я никогда и ничего не проектировал. И все-таки в какой-то степени я могу называть себя дизайнером-практиком. Наверное, те, кто помоложе, и знать не знают, что когда-то в 70-х годах существовал уже забытый сегодня журнал "Искусство и быт". На эстонском языке его тираж составлял 15 тысяч, а на русском доходил до 40, и распространялся журнал на огромной территории бывшего СССР. Я получал письма со всей России от читателей, и был в этом журнале и составителем, и оформителем, в общем редактором. Мы выпускали несколько номеров в год, и старались говорить не только о рукоделии, вязании или выпиливании, но и о материях общекультурных, печатали материалы по истории искусства, архитектуры, быта.

- Теоретики искусства считают, что в вашем творчестве вещь возведена в культ, что вы пытаетесь постичь ее суть. Что интересует вас здесь прежде всего?

- Сначала, как ни странно, меня интересует форма. Во всем можно увидеть какой-то символ, нечто метафизическое.

- Вы вступали когда-нибудь в конфликт с вещью, которая вас интересует?

- Никогда. Я ведь не обращаюсь к вещам, которые мне не нравятся, откуда же быть конфликту?

- И эта выставка, и каталог работ приурочены к вашему юбилею. Вы чувствуете себя сейчас юбиляром, мудрецом?

- Совсем нет. Во-первых, до самого юбилея есть еще время, два месяца. С другой стороны, я все равно не чувствую себя пожилым. Но и ребенком тоже не чувствую, я нормальный человек. У меня есть еще время, и, может быть, это самое важное.

- Ваша выставка представляет несколько периодов творчества. Какой из них вам ближе всего?

- Они все близки мне. Теперь мне самому любопытно взглянуть на свои самые первые работы. Я их давно не видел, из музеев достали даже то, что написано в конце 60-х. Но нравится мне и сделанное в последние годы.

- Получается, что вы сами себе нравитесь?

- Нравиться себе, любить себя - это, наверное, слишком романтично...

- Вас связывают многолетние дружеские отношения с вашими сверстниками-художниками. С Андо Кескюла, к примеру, вы даже были одноклассниками...

- Одноклассниками мы не были, учились в параллельных классах. А вот в институте были рядом. Вообще в дорогу, в путь за новыми идеями всегда лучше выходить в компании. Это всегда помогает. Но позже художнику все же ближе одиночество. Но хорошими друзьями оставаться надо всегда, и мы ими остались, хотя совместных выставок уже не делаем.

- Сегодняшний вернисаж - это своего рода подведение итогов или просто небольшая остановка, чтобы перевести дух?

- Трудно сказать. Наверное, юбилей это все-таки повод, чтобы о чем-то подумать. Знаю точно, например, что никогда не смогу быть преподавателем, педагог из меня никакой, мне слишком хочется получить результат сразу.

- Один известный телерепортер обязательно спросил бы вас: принесла ли вам профессия богатство?

- Не принесла. Но жить можно...

Виталий АНДРЕЕВ.