Суд и защита - моя атмосфера

С присяжным адвокатом Райво ПЕРТОМ беседует наш корреспондент Инесса КОЛЛОМ.

Адвокат. Кто он? Священник или врач? Бандитский подпевала или кошелек?

- Не могу сказать, что чувствовал с детства призвание. Просто у моего одноклассника отец был юристом, и меня это каким-то образом привлекало. Тогда я решил тоже стать на эту стезю. Сейчас у меня за плечами 33-летний стаж. Из них полтора года работал судьей в Таллинне.

- Вы испытываете удовлетворение от своей работы? Ведь вам зачастую приходится общаться далеко не с "пионерами из Артека", а с настоящими преступниками...

- Мне действительно нравится моя работа, ибо ощущаю себя врачом, к которому люди идут за помощью. А для истинного врача нет разницы, хороший человек или плохой. К тому же не все люди, к которым предъявляют обвинение, негодяи. Их и оправдывают.

- А приходилось ли вам оправдывать отпетых мошенников? И как вы боролись при этом со своей совестью?

- Всякое бывало в моей практике. Человек мог изнасиловать своего ребенка, убить жену, наделать еще кучу гадостей, а профессия обязывала меня защищать его, да еще наилучшим образом. В суде ведь что главное? Улики. Нет улик - нет вины. У вора может лежать в кармане ворованная вещь, но он не вор до тех пор, пока не будет доказательств. И государство платит деньги за то, чтобы улики были найдены, создавая для этого современные криминальные лаборатории, оснащенные аппаратурой и техникой.

- Приходилось ли слышать упреки от знакомых, что вы в очередной раз "покрыли" преступника?

- Конечно, в компаниях такие речи очень популярны. Но тут нужно брать во внимание то, что в каждом человеке, в том числе и преступнике, есть что-то хорошее. К тому же к каждой вине должно быть свое доказательство.

- Сколько на вашем счету удачных защит и, извините, провалов?

- Такого понятия, как удачный и неудачный процесс, не существует. Например, у меня была защита Анти Сакка, который у полицейской префектуры расстреливал людей. Суд приговорил его к пожизненному заключению. Я же добился в окружном суде - 15 лет. Это можно считать большой удачей. И за хорошее поведение он может выйти через 10 лет.

- У вас есть постоянные клиенты, которые, будучи вашими подзащитными, обращались за помощью снова?

- Да. Ведь намного легче защищать человека, если ты его уже знаешь. У меня есть и такие завсегдатаи, с которыми возник психологический контакт. Представьте себе ситуацию в кабинете: следователь, переводчик и адвокат с обвинениями. Каждое слово записывается в протокол. Нам достаточно посмотреть друг другу в глаза, и все становится ясно для обоих.

- Вы чувствуете, когда ваш подзащитный вас обманывает или недоговаривает чего-то?

- Конечно. Но я и не стремлюсь знать абсолютно все. В моей профессии слишком много знать вредно. Достаточно основных сведений по делу.

- В американских фильмах во время судебного процесса можно увидеть драки между прокурором и адвокатом. Случалось ли в вашей практике такое?

- У нас это невозможно. Ибо мы имеем совсем другую систему защиты и ведения уголовных дел. Нам не дозволено выходить из-за стола и расхаживать по залу, не говоря о драке. Ругаться, правда, приходилось. Но потом опять наступает перемирие. Работать-то нужно.

- Будут ли когда-нибудь в эстонском правосудии присяжные заседатели?

- Наверное, нет. У нас сейчас уголовный кодекс - французский, а за основу гражданского кодекса, неутвержденного еще Рийгикогу, взяты немецкие законы.

- Вы ведь тоже когда-то стремились в Рийгикогу?

- Действительно, я состоял в "Исамаалийт" и стремился как-то выиграть предвыборную кампанию. Но тогда "Исамаалийт" набрал недостаточное количество голосов. Теперь же победил Март Лаар и "Исамаалийт". Но я собираюсь сделать попытку только через 5 лет, когда возраст будет такой, что останется время подумать о том, как лучше жить.

- Но партия "Исамаалийт" отличается своей националистической предвзятостью. Такие известные националисты, как Март Нутть, также из этого гнезда. Разделяете ли вы политику спикера Рийгикогу г-на Нуття?

- Я более либеральный, чем он. Единственное, чего бы мне хотелось от русскоязычного населения, так это минимального знания эстонского языка. Хотя бы 1000 слов. Чтобы понимали элементарное. За молодое поколение можно не беспокоиться, они будут владеть языком в совершенстве. Жалко стариков. Им, конечно, нелегко в познании эстонского языка. Что касается бизнеса, то тут можно договориться на любом языке. Мы уже жили с русскими вместе 50 лет и знаем обычаи, культуру, людей. Поэтому в бизнесе национальный вопрос роли не играет. Сейчас уже и пропаганда против отмирает сама по себе. Дети в эстонских школах начинают понимать, что русский язык также необходим, как и английский.

- С антисоветской пропагандой в Эстонии в былые времена ясно. Но как вы смотрите на советскую правовую систему?

- Советская правовая система дала мне возможность стать адвокатом. Ибо сейчас мои родители меня бы выучить не смогли. Если брать по большому счету, то все самое хорошее взято все равно из советской правовой системы. Уголовный кодекс также остался советским. Меняется только гражданское право. Если этот вопрос несколько обобщить, то сейчас юридическая система стала несколько гибче, но в то же время точнее, требующая более точного выполнения. В советские времена по статье 115 - "Изнасилование" - давали 8, 10, 12 лет. Сейчас намного легче доказать, что обвиняемый там не участвовал.

- Много ли теперь подается заявлений об изнасиловании?

- Сейчас значительно возросло количество публичных домов. Пропорционально снизилось количество заявлений на эту тему. Озабоченные грубыми сексуальными отношениями мужчины могут удовлетворить свою страсть именно в домах 1001 радости. Поэтому тут бордели играют положительную роль.

- Но ведь для того, чтобы посетить увеселительное заведение, нужны деньги, и немалые...

- Конечно. Это подпитывает воровство. Но тут выбирать не приходится: деньги можно заработать еще, а вот быть изнасилованной - это... хуже.

- Как у адвокатов складываются отношения с полицией? Адвокат всегда прав?

- Конечно, ладить с полицией можно. Но тут мы стоим по разную сторону баррикад. Их дело собрать на моего подзащитного дело, а моя задача это дело развалить, не оставив камня на камне. Поэтому все недоработки полицейского расследования - это наш успех.

- Вы считаете, полиция объективно относится к попавшим к ним в руки подозреваемым?

- Если человек попался впервые, то вполне вероятно, что объективно, но к "постоянным клиентам" уже добавляются личные мотивы.

- В Германии к человеку, совершившему преступление в алкогольном опьянении, Уголовный кодекс благосклонен. Считается, что пьяный не ведал, что делал и, протрезвев осознает свою вину. В Эстонии такой взгляд принимается во внимание?

- У нас алкогольное опьянение только отягчает вину подсудимого. Если взять простой пример европейского водителя, то в той же Франции тебя не поймут, если ты возьмешь горячее блюдо без пива или вина. Это идет как бы в комплексе. И, залив в себя литр пива, водитель может запросто пользоваться своим автомобилем, не боясь при этом полиции. В Эстонии же за это могут лишить прав. И только подача обжалования в суд в течение месяца, ходатайство с места работы о профессиональной необходимости спасет пьяных водителей от такого наказания, навесив при этом на него сумасшедшие штрафы.

- У вас есть определенные расценки на услуги?

- Жестких тарифов нет. Все зависит от расходов бюро. Каждый адвокат оценивает свой труд по-разному. В Таллинне защита самого простого дела меньше 30-40 тысяч не бывает. На мой взгляд, такие бешеные гонорары толкают людей на преступления. Получается, что если хочешь остаться на свободе, нужно украсть необходимую сумму и заплатить ее адвокату. Я же смотрю на социальное положение человека. Хотя среди обанкротившихся зачастую оказываются 50% обманщиков.

- Ну, а если дело с треском провалилось, вы возвращаете клиенту деньги?

- Нет. Так как адвокат борется до последнего. Ведь есть еще множество вышестоящих инстанций, где можно обжаловать приговор. А это увеличивает расходы. Правда, иногда бывают такие договоры, когда возвращается 25% суммы, если решение суда не в пользу клиента. Поэтому, как правило, торговли насчет того, что меня посадили, а я заплатил, - не бывает.