СЕРГЕЙ ЮРСКИЙ: МОМЕНТЫ СЧАСТЬЯ - САМЫЕ ОПАСНЫЕ В ЖИЗНИ

- Сергей Юрьевич, вы помните свои первые сценические опыты? Когда это было?

- Сначала я любил только цирк, потом полюбил и театр. Тогда и начались мои самодеятельные опыты. Это было в восьмом и девятом классах. В университете я учился на юридическом факультете и играл уже первые роли.

- А как развивается жизнь - по спирали или по прямой? Что-то в ней повторяется?

- Повторяется, повторяется. Но коли вы повели нашу беседу в таком "психиатрическом" ключе, то скажу, что последние годы я иду по неизведанному пути. Раньше у меня действительно были замкнутые циклы-кольца, которые повторялись. А сейчас... Я думаю, это связано с тем, что переменился сам мир. У меня не проходит чувство новизны. А если говорить о повторяемости, то тут потрясает сходство наших проблем с теми, которые существовали в давние времена, скажем, в древнеримские. Читаешь книги, написанные людьми две тысячи лет назад, и поражаешься: перед ними стояли те же самые социальные, общественные и личные проблемы. До чудовищности похожие.

- О некоторых семьях можно сказать, что в них царит любовь. А у вас?

- Это слово лучше употреблять пореже. Оно стирается. И это очень опасно.

- Ваша жена Наталья Тенякова - открытый человек? Она свободно говорит о семье, о любви и чувствах?

- Я не знаю, какая она без меня. Могу сказать, что никогда не лжет. Но вряд ли она захочет и сможет делиться с посторонними тайнами своей внутренней жизни.

- Какие ее качества вы бы отметили?

- Необыкновенную одаренность. Она легко справляется с тем, чего другие достигают колоссальным трудом. Ее одаренность настолько велика, что она ее уже и не ценит, ей просто не интересно. А второе качество, которое я бы отметил... Когда в молодости мы сочетались браком, меня мучила одна мысль: пройдут годы, она переменится, и как тогда сложится наша жизнь? Приму ли я эти перемены? Не надоест ли мне она? А потом понял, что она - не надоест. При всех переменах она сохраняет свое содержание. "Дочитать" ее до конца не сможет никто, даже она сама.

- А как вы с ней познакомились?

- Мы встретились на телевидении. Видите, наше знакомство произошло не на вечеринке или в трамвае, как у нормальных людей, а в кадре, в телевизионном спектакле, который назывался "Большая кошачья сказка" Карела Чапека в постановке Карасика.

- Как сказываются ваши семейные узы на совместной работе?

- Мы с Наташей играем давно и много: в кино, на телевидении, в театре. Иногда я был режиссером и одновремен/ но ее партнером. Первое и главное - это разорвать отношения, забыть, что мы живем вместе, что мы муж и жена. Этого не должно существовать. Мне неловко говорить комплименты, но я все же скажу. Не знаю, потому ли, что мы муж и жена, мы быстро понимаем друг друга на репетициях, или потому, что мы быстро понимаем друг друга на репетициях, мы стали мужем и женой. Факт тот, что мы всегда быстро понимаем друг друга.

- Знаю, что у вас дома живут коты и кошки. Они помогают вам расслабиться, уйти от проблем?

- Больше, чем все остальное. Почтовые марки я перестал собирать лет сорок пять назад. А коты были тогда, есть и теперь.

- В жизни иногда бывают счастливые моменты. Можете ли вы их "поймать" и осознать: да, сейчас я счастлив?

- Думаю, что актеры, и я в том числе, больше других обладают способностью видеть себя со стороны. Они просто привыкают к этому. И моменты счастья, конечно же, фиксируются. Но надо сказать, что это и самые опасные моменты в жизни. Потому что дальше будет спуск. И надо успеть приготовиться к нему. Успеть осмыслить пройденное и постараться предугадать будущее.

- В вашей жизни были очень трудные периоды. Что бы вы посоветовали людям, попавшим в такую же критическую ситуацию?

- Я не раз наблюдал, когда тяжелобольной человек, попав в общество таких же людей, испытывает некоторое облегчение. Потому что он начинает замечать страдания и страхи других. Кризисы переживают все. Совсем бескризисные люди - самые опасные, у них не все в порядке. Ведь наша жизнь развивается по синусоиде, и мы проходим порой через очень тяжелые периоды. Выйти из кризиса - значит, выйти из одиночества, из круга эгоистического переживания. В этом состоянии человек летит в пропасть. Выйти из кризисного пространства можно через Бога, через искусство или с помощью каких-то социальных инструментов. Неважно, как. Когда ты думаешь о том, что окружающим тебя людям намного тяжелее, ты ощущаешь в себе силы хоть в чем-то помочь другим. И уже не просишь "Дайте мне!", а делаешь бескорыстный отцовский жест помощи.

- Существует такой парадокс. Россия - безусловно, страна культурная, но, безусловно, не очень цивилизованная. Цивилизация все время отстает от культуры. Почему так происходит?

- Боюсь быть заподозренным в приверженности к реакционным силам, но все чаще думаю вот о чем. Дело не в том, что мы отстаем от других стран, а в том, что нам просто нужна иная дорога. Я не прославляю ни наш особый путь, ни путь Запада. Про Запад я сейчас знаю немножко больше, чем раньше. Вот вам Дэвид Джордж, человек западной культуры, в ней разочаровавшийся и очаровавшийся маоистским Китаем. Другой мой знакомый Жан Поль Сартр бегал в кедах по Парижу, прославлял Мао Дзедуна и призывал к насилию. Так что Запад сам себя и опровергает. Наш русский Восток, напротив, самодоволен. И это косное самодовольство совершенно невыносимо. Его нельзя пережить. Но можно ли сказать, что мы такие же, как все, просто подзадержались маленько, сейчас вот шнурки завяжем и - догоним? Я теперь совершенно в это не верю.

- Что бы вам хотелось сделать еще?

- Хотелось бы поставить несколько пьес и сыграть несколько ролей. Я что-то предполагаю, фантазирую, а потом надеюсь и жду. Счастье в моей жизни бывало, радостей и горестей тоже было много. А вот чего было мало - так это понимания. Чудовищный дефицит понимания. И в нашем многомиллиардном мире он нарастает с невероятной скоростью. Поэтому моя работа в театре - попытка понимания, действительного понимания. Это мечта. Я думаю, что это чувство знакомо многим художникам. Например, писателям, которые пишут и издают книжки, а их не читают. Или читают, а понимают не так. Или тем, кто пишет, но не издается. Или тем, кто не пишет, потому что не надеется. Поэтому мне кажется, что служение театру - дело божественное, а не шутовское. В театре одни слушают, а другие говорят. И те, кто слушает, понимают тех, кто говорит.

- Ваша книга "Кто держит паузу?" получила широкую известность. Так кто и как ее держит сегодня?

- Пауза - это загадочный, невидимый, но ощутимый шар, который повисает между залом и сценой и уравновешивает активность и права тех, кто смотрит, и тех, кто играет. Инициатива за тем, кто играет. Это моменты громового смеха в зрительном зале, о которых мечтают актеры со времен древнегреческой комедии. Это моменты особой сверхтишины, которая отличается от любой нормальной тишины. Тишина зрительного зала активна, она рождает мысль. Это очень редкий момент, и современный человек его побаивается. Как зритель он предпочитает созерцание, а как актер - неврастению или истерику на сцене. А этот повисающий шарик - нечто идеальное. Я ощущал его и с той и с другой стороны рампы.

Отец однажды сказал мне: "Самое главное - научись радоваться пребыванию на сцене, проверь, может быть, ты не актер. Не актеры - это те, кто хочет как можно скорее выйти на сцену, чтоб быть со зрителями, а как только выйдут, хотят как можно скорее закончить, чтобы услышать аплодисменты. Когда ты полюбишь тянуть резину, то есть держать паузу на сцене и пребывать на ней столько, сколько Бог подсказывает, тогда ты можешь считать себя актером".

Павел МАКАРОВ.