Тепло прошедших дней

Нарвская русская гимназия 1928 - 1933 годов

На Вестервальской улице прямо напротив офицерского собрания в глубине сада, где росли старые липы, стояло двухэтажное каменное здание, вход в него был со стороны улицы Эха, небольшое двухэтажное здание, что цело и поныне, тоже принадлежало школе. Здесь в нижнем этаже находилась школьная амбулатория, где принимал школьников Константин Константинович Антропов с сестрой милосердия, и зубной врач, здесь размещалась школьная мастерская, а на втором этаже была квартира городского школьного инспектора Кару.

Вот в здании, что находилось в саду, и было открыто где-то в девятнадцатом веке Первое городское училище. В конце прошлого века это училище окончил мой отец. Думаю, что здание это не было построено для школы, а просто переоборудовано под школу. Классы располагались на двух этажах. На втором этаже был широкий большой не то зал, не то коридор, окна выходили в сад. В этом зале мы собирались каждый понедельник на молитву, а директор школы в своем выступлении подводил итоги за прошедшую неделю. Здесь же мы занимались физкультурой и гуляли во время перемен. В нижнем этаже были младшие классы, некоторые классы были проходными.

В гардеробе работала Лидочка Гемп, с которой девочки делились своими радостями и печалями. Школа работала в две смены. Директором школы был Александр Васильевич Васильев. Это был уже старый человек, с седой бородой и седыми волосами, но на его лице буквально сияли добротой и умом большие глаза. Носил он сюртук до колен из светло-синего сукна с блестящими пуговицами. Он горбился и, когда сердился, что случалось редко, начинал кашлять. Преподавал он у нас математику, к девочкам обращался на "Вы", мальчишек "тыкал". Слово "компас" он произносил с ударением на второй слог, и, когда мальчики с удивлением его спрашивали, почему он так произносит, Александр Васильевич начинал сердиться и объяснял, что так говорят все моряки. Предполагаю, что Александр Васильевич проработал директором с самого открытия школы. Мой отец помнил его тоже в качестве директора. Я поступила в эту школу в 1926 году. Тогда была еще должность инспектора школы. Эту должность занимал Георгий Сергеевич Васильев. Инспектор школы нес ту же обязанность, что и заведующий учебной частью в советской школе. Знала я его мало, но хорошо помню. В середине учебного года Георгий Сергеевич погиб от заражения крови, и вся школа провожала его на Ивангородское кладбище.

Ему было немного за пятьдесят, он носил бородку клинышком и пенсне. Всегда тщательно, подчеркнуто аккуратно одетый, он, входя в класс, нажимал на ручку двери рукавом сюртука. Эту его привычку знали все. И вот надо было так случиться, что ночью он сковырнул прыщик на затылке, антибиотиков тогда не было, и через неделю его не стало. Математику преподавал Николай Александрович Викторов. Предмет он свой знал хорошо и был очень требователен на уроке. Русский язык преподавали Наталья Ивановна Васильева - жена Георгия Сергеевича, и Дарья Александровна Образцова, закон Божий - о. Павел Калинкин. Географию и историю вел Михаил Васильевич Рандин, естествознание - Мария Николаевна Янсен, эстонский язык - Марья Георгиевна Койксон. Эстонский язык мы более или менее знали, так как слышали его на улице и общались со сверстниками эстонцами. Наше знание эстонского языка, вероятно, удовлетворяло Марью Георгиевну, так как учить она нас, собственно говоря, и не учила. Входя в класс, она предлагала нам открыть учебник и переводить какой-нибудь отрывок. Сама усаживалась за стол и погружалась в чтение. Гимназисты нас пугали - "Вот не учите эстонский, поступите в гимназию Кресла вам покажет!" И мы настороженно ждали встречи с Августом Денисовичем Кресла - преподавателем эстонского языка в гимназии. Школьной формы не было, в классе предлагали носить темные платья, но школьная шапочка была обязательна. Школьники начальной школы, как эстонской, так и русской, носили черные шапочки-декели с металлическим значком слева, указывающим номер школы. Поменять декель на теплую шапку можно было, когда столбик термометра опускался до -10 градусов по Реомюру. Школьник должен был подобающим образом вести себя на улице, номер школы указывал, в какой школе он учится.

Нас учили матери, учил домашний уклад жизни, учила церковь, учила школа. Вырабатывалась самодисциплина, приучали к хорошему поведению так, как ребенка приучают чистить зубы. Были такие слова, как "стыдно", и "неприлично", вышедшие сейчас из употребления. Было стыдно грубить, горланить. Бесстыдная девушка - это девушка, потерявшая стыд, и это было очень оскорбительным словом. Молодой девушке сейчас не стыдно, рассердившись на свою подругу, кричать ей вдогонку на весь сквер слова "дура, идиотка" и т.п. Ей не сдержать своих эмоций, она не понимает и не знает слова "неприлично". Молодые люди, общаясь, пересыпают свою речь непотребными словами, других у них нет. Что это? Одичание?

Наказывали ли нас? Нет, не наказывали. Повторяю, было стыдно плохо себя вести.

В школе приучали к дисциплине. Уже в первом классе, выходя на перемену, ученики начинали играть: водили хороводы, громко пели незатейливые песенки, которые и сейчас у меня в памяти, кружились, играли в "кошки-мышки" и другие игры. Происходило это стихийно? Конечно, нет, кто-то мудрый научил не бессмысленно горланить, драться, а играть. И было весело. Старшие школьники просто гуляли. Так много надо было рассказать друг другу, поделиться впечатлениями, посмеяться.

Хотя в школу мы приходили восьми лет, некоторые ученики не успевали со всеми. Их оставляли на второй год, происходило это обыкновенно в первых, вторых классах, а дальше они уже шли вместе со всеми. Учась в школе, мы поглядывали на гимназистов, которые носили тогда, как эстонские, так и русские шапочки-декели из синего сукна с желтым кантиком и номером школы. Все собирались поступать в гимназию, но не каждому это удавалось. За гимназию надо было платить 3500 марок, или 35 крон, потом плата была еще повышена.

Нарвская русская гимназия располагалась теперь в помещении бывшей приходской школы церкви Владимирского братства. В Нарве в конце девятнадцатого века возникло Владимирское братство. Одним из представителей его был и инспектор гимназии Константин Дмитриевич Антропов. Общество построило в 1889 году на улице Нарвской, так когда-то назывался отрезок Вестервальской улицы от картинной галереи до улицы Сепа, церковь Св. Владимира. Это было небольшое здание из кирпича и плитняка. Колокольни церковь не имела, колокола висели за церковью на специальных креплениях. Участок, который занимала церковь, доходил до угла улицы Кузнечной (Сепа). На углу улиц Вестервальской и Сепа и дальше по улице Сепа были построены два двухэтажных кирпичных здания, в которых располагалась церковно-приходская школа. Между церковью и угловым кирпичным домом находился одноэтажный деревянный дом, где жил настоятель храма отец Павел Калинкин. После войны от церкви сохранились только каменные стены, здание на улице Сепа было разрушено, а вот деревянный дом священника и угловое кирпичное здание еще долго служили городу. В деревянном доме были квартиры, а в угловом кирпичном здании - пошивочное ателье. Теперь весь этот квартал от улицы Лай (Карья) до улицы Сепа занимает стоматологическая поликлиника. В разрушенном здании на улице Сепа и располагалась Нарвская Русская гимназия, а в угловом сохранившемся здании внизу был физкультурный зал, мастерская для мальчиков и квартира сторожа, а на втором этаже квартира директора гимназии. Теперь гимназия была объединенной, то есть мальчики и девочки учились совместно.

Возглавил гимназию в 1928 году приехавший из Таллинна Добрышевский Сергей Никанорович. Город Нарва - маленький, и мы еще до поступления в гимназию в лицо знали всех учителей, слышали об их привычках и требованиях, и с нетерпением ждали встречи с ними. Моя школьная подруга, с которой мы просидели за одной партой семь лет, в старости меня спросила: "Знаешь, какие годы в моей жизни были самые счастливые?" И сама ответила: "Гимназические!" Это сказал человек, у которого очень неплохо сложилась жизнь.

Здание нашей гимназии было небольшим. Главный вход был с улицы Сепа. Поднявшись по ступенькам, мы попадали в большое помещение, налево и направо были двери, которые вели в классы, в гардеробную и в учительскую. Слева было три класса, справа - один класс и дверь в учительскую, рядом с которой был небольшой кабинетик для секретаря школы. Два пролета лестницы вели на второй этаж, где находилось такое же большое помещение, как и внизу, и также двери справа и слева вели в классы. Слева три класса, справа - два класса. В конце коридора был кабинет врача, доктора Андропова, который принимал два раза в неделю.

Когда я поступила в гимназию, четвертый и пятый классы имели два направления - гуманитарное и реальное. В гуманитарных классах учились в основном девочки, мальчики предпочитали реальное отделение. В первом и втором классах мы имели еще параллельные классы, немногим больше двадцати учеников в каждом. В третьем нас объединили, и окончили гимназию вместе со мною одиннадцать мальчиков и шестнадцать девочек. На второй год в гимназии никто не оставался, просто покидали школу. Дополнительных занятий учителя с нами не проводили, если были затруднения, искали частных преподавателей, каких в городе было много.

Первый день в гимназии открылся своеобразным актом. Мы собрались на втором этаже школы. Впереди стояли ученики первых классов, за ними, по старшинству - остальные. Преподаватели столпились в стороне. Перед учащимися и преподавателями выступил с речью новый директор школы Сергей Никанорович Добрышевский. Был он среднего роста, лет ему было около тридцати пяти, был сухощав, имел светлые волосы и светлые холодные глаза. Он носил прекрасно сшитый фрак и лаковые ботинки. Говорил он что-то с пафосом, приподнимаясь на носки и произнося слово "молодежь" с ударением на первом слоге. Из всей речи я запомнила несколько раз произнесенные слова: "Ах, молодежь, молодежь". На него смотрело много юношеских глаз с интересом и оценкой. Он очень не походил на наших старых преподавателей. Он был из другой эпохи и не вписывался в ту учительскую среду, к которой привыкли ученики. Во-первых, он был молод, наши учителя имели уже седые виски, они держались очень спокойно, смотрели добрыми глазами, чувствовалось их внутреннее достоинство. Они не внушали страха, а, наоборот, стремление приблизиться к ним, подражать им. И как это ни печально сейчас записывать, но, расходясь после акта, младшие ученики произнесли слово "официант", старшие - "лакей". Дело в том, что в то время официанты носили фраки.

Первый год в гимназии - это знакомство с окружающей средой. Все старшие ученики казались мне очень умными, красивыми. Их имена и лица я помню по сей день, а вот те, кто поступал за мной в младшие классы, были мне уже неинтересны. Начну с первых шагов в новую школу. Открывая двери в гимназию, мы сразу сталкивались с Самсоном. Самсон уже не носил формы, не именовался швейцаром - он был просто сторожем школы. Высокого роста, полный, с длинной рыжеватой бородой и очень внимательными зоркими глазами стоял он около дверей, следя за входящими учениками, которых всех хорошо знал. Внушительная фигура Самсона, казалось, всегда была на посту, на первом этаже школы. Он давал звонки, звонил в колокол, колокольчиком назвать его было нельзя, следил за нашей одеждой. Вся семья Самсона жила при гимназии во втором ее помещении. Его жена Агафья, дочь и сын - все работали в школе. Классы надо было убирать, носить дрова, топить печи. У Самсона была еще одна обязанность - он ставил самовар. Огромный медный самовар появлялся на столе первого этажа на большой перемене. Здесь же сидела мадам Горожанская, пожилая дама в старомодной прическе и длинном дореволюционного покроя платье. Она накрывала скатертью стол и раскладывала пятисентовые булочки. Горячий чай мы пили бесплатно, а за булочку надо было платить. Второй небольшой никелированный самовар Самсон нес в учительскую.

(Продолжение следует).