Эстония как вераЭстония не просто государство, Эстония - государство, в которое необходимо верить. Эстония - государство и государственная религия одновременно. И как у всякой веры, у эстонской есть свои ритуалы, свои святыни, свои святые и пастыри, своя теология. И как всякая вера, эстонская верит в искупление, или спасение. Спасение ото всего, что именуется советским или социалистическим. Спасение ждет эстонский народ тогда, когда он вверит себя силам рыночной экономики. И то, что мы еще не спасены, происходит оттого, что мы пока недостаточно уверовали в рыночную экономику, еще сомневаемся и боимся.Вера должна обновить человека. Наша беда, по мнению провозвестников эстонской веры, в том, что мы еще прежние люди, в нас сидит советскость, старый Адам, от которого необходимо избавиться. Лучше всего этому будет способствовать либеральная рыночная экономика со своей индустрией развлечений. У человека, который верит в макдональдсы и любуется мыльными операми, больше предпосылок освободиться от собственного советизма. Как каждой вере, для эстонской важны святыни и чистота. Святыни - эстонский флаг, родной язык, эстонская история, святыни - Европа и Америка, НАТО и либеральная рыночная экономика. Задача эстонца - блюсти в чистоте родной язык и рыночную экономику. Для этого существуют особые ритуалы. Ради чистоты родного языка возжигают свечи, о чистоте рыночной экономики пекутся телевизионные и газетные проповедники. Святость эстонской истории, Евро-Америки и НАТО блюдет национальная церковь. У этой церкви свои пастыри и свой святой отец - президент республики, который в своих речах и интервью дает церкви и народу самые важные указания. Президент определяет, что на данный момент важней всего для эстонской веры, он имеет право вносить коррективы в догматы и решать, какие именно воззрения представляют собой самый опасный соблазн. Таким образом, в Эстонии налицо двоевластие - светская власть, воплощенная в Pийгикогу и госаппарате, и духовная власть, воплощенная в президенте и многочисленных пастырях эстонской веры - политиках, журналистах, просто в пасторах, папах и айятоллах. Часть из них по совместительству исполняет также и светские функции. Пастырями эстонской веры могут быть народные депутаты, министры, военачальники, высшие государственные чиновники. Таким образом, власть духовная имеет полный контроль над властью светской. Как у всякой веры, у эстонской тоже есть собственный черт, собственный внутренний и внешний враг. Внешний, разумеется, Россия, внутренний - Сависаар, который постоянно строит тайные козни и заговоры, чтобы захватить власть и пустить ко дну святое дело нации. Теология эстонской веры должна преодолеть ряд докучных противоречий. Такое, например, как противоречие между новолиберальным индивидуализмом и коллективистским национализмом. Пока это противоречие стараются как бы не замечать. Глубоко верующие либералы очевидно убеждены, что свободная рыночная экономика решит и национальные проблемы тоже. Другое серьезное противоречие порождено тем, что, присоединясь к Европейскому союзу, нам придется поступиться большей частью своей независимости, которая является основной ценностью национальной веры. Это противоречие поможет снять Русский черт: вероучители настаивают, что у нас не существует выбора между независимой Эстонией и Европой, а существует только выбор между СНГ и Европой. В новой идеологии прежнего национального героя Мстителя должен сменить некий иной - например, рыцари, сражавшиеся против русских ратников, или их союзник Иво Шенкенберг, как то было во времена немецкой оккупации 1941-1944 годов. Противоречие между прежним и новым патриотизмом разрешит также Русский черт и особый авторитет президента. Как провозвестник национальных догматов он непогрешим наподобие папы римского. Иначе и быть не может: национальная вера, как католичество, нуждается не только в твердых догматах, но и в авторитете, который при необходимости эти самые догматы изменит или перетолкует. Где искать аналог этому столь религиозному государству? Первым приходит в голову Иран со своим двоевластием. Но все же лучшую параллель ему можно найти поближе и во времени, и в пространстве. Я думаю, что ею можно считать Советский Союз, где власть принадлежала гермафродиту по имени партия-правительство. КПСС в западном смысле была не партией, а скорее продолжением государственной церкви - институтом, занятым сохранением, защитой и толкованием государственной веры. Настоящими советскими людьми в Советском Союзе были те, кто верил в государство и его церковь. Так же и в Эстонии, где настоящий эстонец только тот, кто имеет правильные эстонские убеждения. Кому не дано эстонской веры, тому в эстонском государстве живется неудобно. Есть, конечно, огромная разница в том, как обходились в Советском Союзе с людьми, у которых такой веры не было, и как обходятся с такими в Эстонии. Но есть и огромная разница между государствами, где от человека ждут неких убеждений, веры в государственную идеологию, и государствами, где верит человек или не верит - считают его личным делом. В этом смысле Эстония еще очень далека от Западной Европы и Северной Америки, далека от того, чтобы быть нейтральным светским государством. Вопрос в том: движемся ли мы к нему, является ли нынешняя сакраментальность государства временным явлением, выражением прерывистости развития и стресса или такая сакраментальность сидит глубоко в нас. Для некоторых людей это подразумевает следующий вопрос: настанет ли время, когда он перестанет чувствовать себя еретиком. Надеюсь, что такое время придет, но боюсь, что я его уже не застану. Яан КАПЛИНСКИЙ. ("Areen"). |