Как привыкнуть к Рождеству?

Андрей ШАХОВ.

- Загоняешь мужика своей жадностью. Он, небось, уже столько деньжищ заколотил, что со спокойной совестью мог бы устроиться на работу на берегу и пожить нормальной семейной жизнью.

- А случись чего, ты мою семью содержать будешь? - с прищуром спросила сестра.

- Не гневи Бога, Елена! - возмутилась Илга Дайнисовна. - Продадите вторую квартиру, и денег вам на все хватит.

- А это видела? - Елена Антоновна продемонстрировала ей кукиш. - Моя жизнь - не твоего ума дело! - Дерганно поправила свитер, не удержалась и добавила: - Лучше со своим бандюгой разберитесь.

- Рождество твое, Христос Боже наш, воссияй миру свет разума.

Позабыв о конфликте, все в изумлении уставились на взмолившегося Павла, а он потер сложенные ладони и предложил:

- Может, водочки хряпнем?

После краткого раздумья, все еще хмурясь, Юрий Антонович открыл бутылку:

- В самом деле.

- А может, не стоит пока? - оробела Илга Дайнисовна. - Грешно в такой день напиваться.

Елена Антоновна тут же протянула брату свою рюмку.

- Это вам, религиозникам, грешно. А нам, атеистам, можно все!

Юрий Антонович досадливо закатил глаза, но и на этот раз не проронил ни слова. Он терпеливо сносил любые "выкрутасы" младшей сестры, потому что именно она двадцать четыре года назад позвала его и Зинаиду в Таллинн. Многим в своей нынешней жизни Юрий Антонович был недоволен, но возможностью встретиться с сестрами в любой момент дорожил. Хотя иной раз казалось, что Елена ему вовсе не родственница. Может, такой ее сделало время, в которое она росла?

Ленке повезло. Хоть родилась она еще при Хозяине, эпоху его не запомнила. И так люто, как старшие братья и сестра, не голодала. Юра и Зина регулярно подкидывали родителям деньжат, и младшенькая еще в детстве познала вкус леденца. Но и кукурузного хлеба отведала тоже.

С ранних лет Ленку отличала одна нехорошая черта - она отчаянно завидовала чужому достатку и постоянно стремилась заиметь все то, что есть у соседки. И в подруги выбирала только тех, от кого могла быть хоть какая-то конкретная польза. Годам к шестнадцати стала донимать родителей требованиями красивых обновок, но те и без того едва сводили концы с концами - пьянчуга Иван бессовестно тянул из них рубли да трешки. Посчитав Ивана виновным в своей серой юности, Ленка возненавидела брата и навсегда перестала с ним разговаривать.

В конце шестидесятых сменивший скинутого Хруща чернобровый Орденопросец посадил экономику на нефтедолларовый допинг, и народу зажилось полегче.

Ленка не только окончила десятилетку, но и поступила в пединститут. Казалось бы, везет сверх всякой меры - не зная ни голода, ни лишений, поддерживаемая старшими братом и сестрой, становится самой образованной в семье. Но Ленке этого было слишком мало. Приезжая на лето в отчий дом, она без конца вздыхала о модных шмотках, поездках на взморье и прочих вещах, о которых родители раньше и не слыхали. А уж денег на все это у них не было тем паче.

Пораскинув мозгами, Ленка поняла, что для построения коммунизма в отдельно взятой семье нужны валюта (или ее эквивалент) и выход на западный рынок; тут же выскочила замуж за новоиспеченного судового механика и уехала с ним в Таллинн. Новая жизнь ей так понравилась, что она (в кои это веки) решила поделиться радостью с родными и пригласила к себе братьев и сестру.

Иван не поехал. Он не любил Ленку не меньше, чем она его, да и никогда не ездил дальше районного центра. Ему что Таллинн, что Монте-Карло, что Сковородино - одинаково по фигу.

А Юра и Зина съездили в странноватый русскому глазу Таллинн и решили в нем остаться. Почему бы не осесть Григорьевым в одном месте, пусть даже в сотнях километров от родного дома?..

Юрий Антонович снова встал. На сей раз один.

- Иногда мы ссоримся...

- Как встречаемся, - хмыкнул Павел.

- Паша! - тихо укорила его мать.

Юрий Антонович глянул на племянника, неохотно усмехнулся.

- Может, это и к лучшему, что мы так горячо друг к другу относимся. Равнодушие ведь хуже... Как бы там ни было, я знаю точно: случись с кем-нибудь из нас беда, все непременно бросятся ему на помощь. Так что давайте выпьем за то, чтоб мы такими и оставались!

- Звучит почти как проклятие, - едва слышно восхитился Павел.

Зинаида Антоновна в очередной раз бросила на него укоризненный взгляд. Остальные приняли без эмоций прозвучавший тост, опустошили рюмки и бокалы и с жадностью набросились на еду.

Юрий Антонович с грустью посмотрел на родню, проглотил свои пятьдесят, поморщился и прохрипел:

- Да поможет нам Бог.

- С каких это пор ты стал таким религиозным? - раздраженно поинтересовалась Елена Антоновна. - Еще года три назад над Илгой все посмеивался.

Юрий Антонович сел, мельком глянул на супругу, пока еще сохраняющую внешнюю безучастность, крепко, со знанием дела отрыгнул и, уперев руки в колени, с грустинкой признал:

- С возрастом многое понимаешь. Нельзя человеку без веры.

- А я и не замечала! - хохотнула сестра.

- И ты веришь, - заявил Юрий Антонович. - Не в Бога, конечно.

- Уж не в черта ли? - с ухмылкой полюбопытствовала Елена Антоновна.

- В деньги! - выпалила Илга Дайнисовна.

- Вот оно что, - протянула Елена Антоновна, отодвинула тарелку и с прищуром посмотрела на Илгу Дайнисовну: "Вот ведь дура набожная! Сама жить не умеет, а других поучает... Конечно, не имея денег, на Бога уповать только и остается!.. Витьку им, видите ли, жалко. А кто его пожалеет, когда контрактов не станет, а меня, не дай Бог, эстонцы со своими реформами из школы турнут?.. Господи, я ведь никогда не одолею их чертов язык!" А вслух процедила: - Деньги мои вам покоя не дают? Да, я в них верю. Потому как Бог ваш меня не накормит и не оденет, о ребенке моем тоже не позаботится.

Илга Дайнисовна хотела было возразить, но Елена Антоновна ее заткнула:

- Молчи уж, я твои бредни раз сто слыхала. Только мне, как Юрке, мозги ты не запудришь. И Регина моя, как твой Артур, бандиткой не станет!

- Мама! - вскрикнула Регина.

Илга Дайнисовна и Юрий Антонович опустили глаза.

- Зачем ты так, Лена? - Зинаида Антоновна покачала головой.

- А надоели мне своим сюсюканьем! Говорят одно, а делают... Загребут Артура в тюрягу, и никакой Господь вам не поможет!

Регина подперла голову ладонью, не глядя на мать, холодно спросила:

- А ты, значит, обалденно честная и принципиальная?

- Мне особо нечего стыдиться, - фыркнула та, но насторожилась.

- Что ж ты не расскажешь своим беспринципным родственникам, как еще два года назад эстонское гражданство отхватила?

Все в изумлении уставились на Елену Антоновну. Она опустила глаза, принялась растерянно поправлять прическу.

- Так меня об этом никто не спрашивал, - произнесла она едва слышно.

- Как же ты сумела, Ленка? - спросил потрясенный Юрий Антонович. - Неужели экзамен сдала?

Елена Антоновна не ответила. Регина зло усмехнулась.

- Скорее эстонцы китайский освоят!.. Когда все началось, вам она мозги компостировала, орала, что как только Эстония отделится, всех русских сразу выгонят - так и нечего, мол, за их независимость голосовать. А сама на всякий случай получила карточку Комитета граждан.

- Для твоего же будущего, дура! - процедила мать.

- Письмо в Москву о притеснении здесь русских тоже для будущего моего подписывала?

Елена Антоновна совсем растерялась.

- Ой, дура, - иных слов она не находила. - Ну и дура!

Юрий Антонович покачал головой, чавкая салатом, печально произнес:

- Ты, Ленка, завсегда хитрюжницей была. Но чтоб цепляться и за тех, и за других...

Елена Антоновна вскочила, побледневшее лицо исказила едва скрываемая агрессивностью гримаса отчаянья.

- Да, мать вашу!.. Цепляюсь! Потому что здесь жить хочу! И никакая эстонская сволочь обратно в Россию меня не вытолкает!

- Да кому ты сдалась, училка второразрядная? - протянула Регина.

Елена Антоновна вздрогнула, на лице проступили красные пятна.

- Ты, дорогуша, как с голландцем своим связалась, больно наглой стала, - прошипела она. - Но не обольщайся: как с ним не склеится, вмиг свои дурости позабудешь и на коленях ко мне приползешь!

Регина одарила мать презрительным взглядом.

- Плевала я на деньги твои! - сказала, будто плюнула. - Да и не твои они вовсе - все твое хваленое богатство папой заработано.

Некоторое время Елена Антоновна, не мигая, смотрела на дочь, тщетно подыскивала достойный ответ-удар, потом отвернулась и, едва сдерживая слезы, стремительно вышла из гостиной. Зинаида Антоновна бросилась за ней:

- Куда ты, Лена?

Павел сунул в рот сигарету, взглянул на дядю.

- Александр Мень, человек блестяще эрудированный, почему-то утверждал, что животные, в отличие от человека, никогда не убивают представителя своего вида. Так это чушь. Крысы, например...

- Заткнись! - простонала Регина.

Павел пожал плечами, наконец-то закурил и протянул зажигалку дяде. Юрий Антонович вышел из оцепенения, отвергнув предложение племянника, с грустью констатировал:

- Не по-христиански получилось.

Регина изумленно посмотрела на него, отвернулась к телевизору и безнадежно покрутила пальцем у виска.

- О каком это голландце говорила Ленка? - озвучила, наконец, Илга Дайнисовна вертевшийся на языке вопрос.

Регина его проигнорировала. Может быть, и не услышала; мыслями она была очень далеко - в юности...

Ей было шестнадцать, Роме - семнадцать. Первая любовь. И какая! Все началось в апреле, под музыку капели. После или вместо уроков они срывались в Кадриорг или на Штромку, бродили меж душистых сосен, подставляли лица ласковым солнечным лучам. И целовались. Только не взасос - не дай Бог предки что-нибудь заметят! Потом шли в кино. И снова целовались, даже взасос - черт с ними, с предками!

Потом был май. Как все цвело! Казалось, природа тоже влюбилась - наверное, в солнце. Все обстояло по-прежнему замечательно. И даже лучше: они уже не дрожали при каждом соприкосновении и тонко чувствовали друг друга. Регина стала подумывать: а не пора ли им сделать ЭТО? После экзаменов.

Мать, понятное дело, заподозрила неладное еще в апреле. А к концу мая знала обо всем до мельчайших подробностей. Однажды вечером усадила Регину рядом и начала вправлять ей мозги: "Не сходи с ума, дорогуша. На кой тебе этот прощелыга?" - "Что ты, он замечательный!.." - "Сегодня. В школе и на улице. А ты знаешь, что он, два его брата и родители живут в двухкомнатной "хрущевке"?" - "Это-то при чем?" - "Да при том, что если он, не дай Бог, на тебе, дуре, женится, то поселится у нас!" - "Какая же ты!.." - "Благоразумная. Квартира - это еще полбеды. Слушай дальше..."

Через пару часов прекрасный цветок любви был необратимо изгажен. На всякий случай Регина побывала в гостях у жутко смутившегося Ромы; познакомилась с брюхатым и красноносым главой семейства - водителем говновозки, пообщалась с атлантоподобной мамашей - ремонтницей на железной дороге, полюбовалась, как славно умещаются в одной комнатке трое пацанов. Через день, выплакав все слезы, сказала бедному мальчику, что встречаться им больше не стоит.

На первой же вечеринке после экзаменов она напилась пива и вина и сделала ЭТО. С каким-то Федькой, видела которого в первый и последний раз. Было больно и отвратительно. Придя домой, она впервые послала мать "на ...". Потрясенная, та впервые не посмела поднять на дочку руку...

- Ты, Лен, сама виновата, - укоряла на кухне всхлипывающую сестру Зинаида Антоновна. - Как только Витька терпит тебя?

- Ну, не выдерживают нервы!

- Нервы... Ты же учительница, человек с высшим образованием, а ведешь себя иногда хуже бабы базарной. Разве может Регина молча сносить, когда ты ее на каждом шагу дурой обзываешь?

Елена Антоновна шумно шмыгнула носом, раздосадованно хлопнула ладонями по коленям.

- Так ведь дура и есть! На кой черт ей понадобилось говорить об этом? - она чуть снова не расплакалась. - Будто мало для нее делаю: разодела, как принцессу, во всякие кружки водила...

- Может, ей другого не хватает? - спрашивая, Зинаида Антоновна поймала себя на мысли, что разговор этот повторяется, наверное, в тридцатый раз.

- Да брось ты! Думаешь с голландцем она от большой любви связалась? Шикарно жить хочет, мерзавка! И чтоб от меня не зависеть.

Зинаида Антоновна начала сердиться.

- Почему ты кругом только злой умысел видишь?

- А то ты не знаешь, что человек человеку - волк?

(Продолжение следует.)