"Отбивная" за ... упокой

Юрий ГРИГОРЬЕВ.

Они убили его в марте 1997 года. Ни дочь, ни мать ничего не отрицали. Только Нина брала вину на себя, а Антонина Петровна - на себя. И обе плакали. Плакала старшая дочь Татьяна, приехавшая на суд из Пскова. Плакала питерская невеста - жена среднего сына Андрея. А сам Андрей не отрывал глаз от цветного кроссворда. Это он отнес розыскное заявление в полицию: просил найти Голикова Степана Ефимовича - его родного отца, пропавшего в тот несчастный для всей семьи весенний день. Спустя некоторое время сыщики, по крупицам собрав доказательства, уличат в совершении убийства дочь Голикова и жену, которые "расчленив труп, сожгли его в домашней печи..."

Отца семейства - Степана Ефимовича Голикова - положительно характеризовали все вокруг: и на работе уважали, даже премии выписывали иногда, и соседи иначе, как "уравновешенным и трудолюбивым пенсионером", его не величали. А что подрался как-то с ними по пьяни, так это когда ж было и с кем не бывает! Жена да и та, сидя на скамье подсудимых, все называла Голикова "мой дед" и даже вспомнила, как он "в дом все носил".

Лишь об одной семейной неувязочке судачили: младшая Нина больно уж "свободолюбива и нервна". Часто уходила на дискотеки или еще куда вечерами. И это в семье, где даже Андрюха до совершеннолетия домой к десяти часам как штык являлся. Отец, говорили, ее сильно корил, что ребенка надолго бросает. А мать защищала - дочь ведь красавица, рисует, поет, на гитаре играет... Эх, бабья доля!

Да ведь это рядовой катаклизм в семьях, где вместе живут несколько поколений. Сколько отцов ругают своих дочерей за ветреность и несерьезность, сколько матерей ссорятся с мужьями, защищая дочек. Сколько девушек бегут от скучного общества стареющих родителей в веселые компании и не возвращаются в срок. Нарываются на скандалы и уходят снова. Возвращаются беременными и приводят нелюбимых мужей. И все продолжается и кажется особенно невыносимым и беспросветным в периферийных городках и полупустых хуторах...

Нина

- Незадолго до праздника 8 марта я поругалась со своим мужем, и он ушел к родственникам. Отец заступался за мужа, считал, что я виновата во всем. Говорил мне: "Выгоню на улицу, как собаку, со своим щенком". Он так ребенка моего называл: щенок.

Так вот, на праздник отец сильно выпил. Поругался с матерью. Я вступилась за нее и снова оказалась крайней. А на следующий день утром он опять спросил: "Ну что, собрала вещи?" Кричал, что не хочет терпеть никого в своем доме. После перепоя злой очень был. И тогда со мной что-то случилось. Я бы ушла, но не было денег, на руках годовалый ребенок. Это была минута слабости. Может, тогда мне нужен был психолог или просто чья-то поддержка?

В тот день отец почувствовал себя плохо, мать поставила ему банки и вышла из комнаты. Мы были с мамой в коридоре, когда я сказала ей: "Или с ним что-нибудь сделаю, или сама повешусь". Если бы мать стала отговаривать, я бы опомнилась, но она ответила: "Ну и убей его, доченька. Он мне всю жизнь загубил и тебе загубит..."

Антонина Петровна

- Я сама из детдомовских. Когда собралась замуж за Голикова, знакомые отговаривали. Вначале не могла понять - почему, а потом увидела, как он со своей матерью разговаривает и ругается. Насмерть. Мать даже в лицо ему однажды сапогом запустила. Когда я была на сессии, он череп прислал: приедешь, мол, убью. Однажды на хуторе корова чужая в огород зашла - чуть не убил соседку. А дочка Ниночка как-то раз хотела показать, какие у нее красивые краски, а тот красками ей в лицо...

Сорок пять лет я с ним тряслась от ужаса. Однажды муж пытался меня отравить: влил в бражку удобрений, да только сам случайно выпил. Еле выжил. Был невменяем на почве секса. Изменял направо и налево. Ходил даже к старой бабке... Я не могла вылечить мужа от психоза. Устала от его оскорблений. Он даже хотел сжечь мое Евангелие.

Нина

- ...Я пошла на кухню и взяла молоток (весом пять килограммов. - Авт.). В зале отец лежал с банками на спине, лицом вниз: наверное, спал. Я ударила его по затылку. Он дернулся, спина приподнялась. Я испугалась, что он поднимется, и ударила еще. Сколько раз била - не помню. Мать стояла тут же, в комнате. На руках у нее был мой ребенок. Потом я попыталась выйти на улицу. Случилась истерика, испуг. Мне хотелось тут же все рассказать. В полиции, соседям... Мать посадила меня на стул, стала успокаивать. "Никуда не нужно идти, Нина. Я все сама сделаю". Она смеялась. Истерика. А меня страшно колотило. Ребенок был со мной. Он не плакал.

Мать принесла из летней кухни ножи, тазики, ванночку. Я уже догадывалась, что она хочет сделать. Из другой комнаты почти ничего не было слышно. Раздавался лишь шелест клеенки. Я сидела на кухне около часа, потом не выдержала и зашла в зал. В ванночке, где я раньше купала ребенка, лежали части тела. Ноги... Виднелась рука. Остальное было прикрыто окровавленными тряпками. Меня опять затошнило. Потом мать унесла ванночку в коридор, под навес. Я стала смывать с себя кровь.

Долгое время не подходила к матери. Было очень страшно. Я боялась вновь увидеть отца разрезанным. Мать ведь была поваром, работала девять лет в ресторане. С утра в доме топилась печь...

Антонина Петровна

Она долго рассказывала, как резала на муже одежду, а маленьким ножом - суставы. Сначала коленные, потом отрезала ноги по тазовую часть. Затем несколько дней палила отдельные куски тела в печке. Каждый кусок оборачивала в целлофан, чтобы запах неприятный не шел.

Она привыкла все делать аккуратно. Всю жизнь в доме чистота и порядок, не то что у соседей. Она ведь два с половиной года училась в кулинарном училище. С отличием окончила. Сгоревшие кости разбивала кочергой. Выгребала из печки золу и высыпала в огород. Вокруг куста крыжовника. "Был колючий - такая тебе и могила". (Оперативники потом буквально по песчинкам просеивали землю - искали следы и едва их нашли: что-то уже склевали куры, что-то запахали по весне.)

Одиннадцатого марта вышла в огород, а там весна, грачи прилетели. И возле той кучи крутятся, где внутренности спрятаны. Почти все уже склевали. Тогда Антонина Петровна заплакала. Облила кучу бензином и подожгла...

Андрей Голиков приехал к родителям на майские праздники вместе с сестрой Татьяной. Нина с мамой сказали, что отец с ними поссорился и, видимо, уехал в Россию насовсем. Андрей решил разыскать отца, да не нашел. Сомневался, еще раз выспрашивал домашних. И подал в розыск.

"В ходе организованных и проведенных оперативно-розыскных мероприятий было установлено, что без вести пропавший Голиков С.Е. стал жертвой преступления". Сыщики обнаружили на обивке дивана затертые пятна, за ножкой стола на полу - еще одно пятнышко крови. В углу печи - остатки косточки. И золу в огороде.

Женщины рассказывали, что старик любил сына. И тот его любил сильней, чем маму. А когда узнал про случившееся, вовсе ее возненавидел. Даже не спросил, где взять отцовские останки, чтобы похоронить по-человечески.

- Андрюша, - кричала мать в суде, - в крыжовнике отец. Помнишь куст крыжовника? Я туда пепел высыпала. Так ты его возьми и посади на могиле.

Сын сидел, закрыв лицо руками.

- А помнишь, как он тебя бил в школе, помнишь, как у друзей ночевал?

- Не помню, - хмуро отвечал тот. - Не было этого, все придумываешь. Память потеряла.

А потом он вышел к кафедре и сказал всего одну фразу: "Я прошу суд дать поменьше".

Дочь Татьяна

- Отец всегда вел себя как хозяин - принеси то, принеси это. Мне было стыдно за него. Я приезжала в гости, а он напивался и устраивал скандалы. Нет, он не алкоголик был, но пил каждый день. Однажды три дня подряд пил, а потом закричал на меня: "Убирайся отсюда домой с ребенком!" Это было семь лет назад. Я потом три года не ездила в Эстонию.

Да, эта статная и благополучная городская женщина плакала вместе с сестрой и мамой. Но - по другую сторону барьера. Она давно выбрала другой, совсем другой путь, где можно терпеть, а можно засобираться домой. Где можно взять и не приехать. Ни к сроку, ни с опозданием. Где можно... любить родню на расстоянии. Это на самом деле почти недосягаемая роскошь, когда отношения с родней не омрачены ежедневными бытовыми разногласиями, когда родительский дом кажется таким "надежным причалом" и "началом начал" в чистом виде.

Нина выбрала другое. Самое беспросветное: жить и в зависимости от родителей, и в непослушании. Это замкнутый круг, доводящий всех до белого каления, до истерики и даже до помрачения рассудка. Если кто-то надумает разорвать его - потом уже трудно будет понять, кто же все-таки стал причиной? Кого считать жертвой, а кого палачом?

Эти две женщины почти доказали суду, что убитый ими родной человек был невменяемым и ужасным. Но ведь и их действия не менее аномальны. Их жертву теперь совершенно некому обелить или окончательно очернить, и можно только верить или не верить в тиранию и жестокость Голикова.

Кстати, в следственном изоляторе надзиратель перехватил записку от мамы дочке. Мать предлагала показывать, что в день убийства отец пытался убить Нину вилами. И чуть не убил малыша. Текст мать советовала выучить дословно.

Но вот сами они совершили реальное убийство. Не в перепалке и не по неосторожности. Забили спящего и беспомощного. Нина сделала это на глазах у своего сынишки. А ее верующая мать... Ведь она "ходит под другим судом", там за такое вряд ли оправдают...

* * *

Прокурор: - На Пасху вы ходили в церковь, поминали мужа?

Антонина Петровна: - Ой, господин прокурор, вы, наверное, не разбираетесь. В родительскую субботу записки за упокой пишут. Ходила, конечно, писала. У меня есть за кого писать (долго перечисляет родственников, но мужа не называет).

- Вы раскаиваетесь в содеянном?

- Жалко дочку, не успела остановить. А так была бы возможность - запустила бы его на Луну.

И Нина все время старалась выгородить единственного человека, который оказался по-настоящему близким - и в преступлении, и в наказании: "Я люблю мать - она очень мягкий человек. Отец всю жизнь ее избивал, выгонял из дома. А она все равно потом улыбалась и ухаживала за ним, как за ребенком. Он ведь даже по имени мать никогда не называл. Я не признаю авторитетов, но моя мать - это моя мать. Виновницей являюсь только я и прошу к маме отнестись снисходительно".

Приговор

Нина Курбачева приговорена к восьми годам лишения свободы. Антонина Петровна Голикова - к трем с половиной, хотя адвокат последней просил вовсе оправдать ее, учитывая преклонный возраст.

...Как видите, об убийстве Степана Голикова узнали случайно. Если бы не сын из "далекой" России... А в маленьком поселке Харьюского уезда никого и не озадачило, что "спокойный и трудолюбивый пенсионер" Голиков отчего-то не вышел по весне на свой огород и отчего-то ни с кем не попрощался, "уезжая насовсем". Зато отчетливо вспомнилось, что из голиковской трубы однажды несколько дней шел едкий черный дым...

Вот так-то: нас помнят, пока мы мешаем другим.