Тайна пажа и королевы

Михаил ПЕТРОВ.

"С интересом прочел в субботних номерах "Молодежки" ваш отчет о летней экспедиции по северянинским местам в России (...) Недавно в газете "Русский телеграф" мне показали статью, в которой вас обвиняют в предвзятом отношении к Л.Городницкому. Я вспомнил, что в моем домашнем архиве есть статья Городницкого чуть ли не десятилетней давности "Игорь Северянин против Михаила Петрова". Не могли бы вы объяснить, в чем суть вашего "академического" спора с Городницким.

В.Черницкий".

Почтовый роман поэта

Королева играла - в башне замка - Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.

По вопросу о паже разногласий нет, но установленная мной личность королевы вызывает у Городницкого сомнения.

Вторая половина ХХ века лишила почтовые романы права на существование, но в начале 20-х годов это был еще довольно распространенный способ поддержания интимных отношений. К сожалению, почтовые романы почти всегда обречены на быстрое угасание. Исключением из этого правила является роман Игоря-Северянина с женщиной, которая избрала себе псевдоним с явным намеком на литературное имя Игоря Васильевича Лотарева. Северянка принадлежала к числу петербургских поклонниц поэта и тональность ее писем подразумевает определенный интимный опыт в отношениях с поэтом.

В одном из частных архивов, куда у Городницкого не было доступа, хранится несколько почтовых карточек, присланных Северянкой из Керава и Гельсингфорса (Хельсинки). Все открытки подобраны со значением. Например, одинокий подсолнух:

В моей весне - осенняя эмаль,
В моей душе апрельская истома,
И в музыке стихающего грома
Я слышу затаенную печаль.

Сюжет другой карточки - задумчивая дама в романтическом белом платье, прогуливающаяся в осеннем парке. На темном обрезе карточки почти теряются инициалы "А.В.":

Ее зовут печальною царевной,
Но грусть ее - как зыбкая волна,
Ее печаль улыбчиво напевна,
Ее слеза прозрачно холодна.

Этот почтовый роман полон затаенной грусти. Вот еще одна открытка: дама, пишущая письмо: "Милый Король! Прошу Вас не сердить ея и прервать Ваше долгое молчание. Оно мне слишком тягостно. Если не хотите отвечать на мой вопрос, не отвечайте. Но напишите о себе. Когда получу от Вас известие, пришлю свои стихи".

Вскоре Северянка обещает организовать гастроли в Хельсинки: "Милый Король! Открытка Ваша очень меня обрадовала. Благодарю за память. На днях напишу Вам письмо и пришлю стихи. (...) Во что бы то ни стало найду или изобрету импресарио для Вашего вечера".

Выступления Игоря-Северянина состоялись 17, 18 и 19 октября 1923 года в зале Александровской гимназии в Хельсинки. Вскоре поэт сообщает Августе Барановой: "Нашлась в Финляндии одна старая петербургская поклонница, устроила мне в Гельсингфорсе 3 вечера подряд (...) Ездили мы с Фелиссой, успех имели выдающийся (как, впрочем, и везде!)"

Почему в письме к Барановой, которая была посвящена во все сердечные и финансовые тайны поэта, он умолчал об имени таинственной петербургской поклонницы?

Финал почтового романа

Забыли ль Вы меня? - Едва ли!
A я почти забыла Вас, -
И если б Вы не написали
"В пространство", если б как-то раз
Мне Ваших строк не показали,
Я даже в грозный смертный час
Едва ли вспомнила о Вас.

Второе стихотворение - неожиданно печальное:

Когда-то Королева,
Когда-то Северянка,
От яростного гнева
Ушедшая беглянка -
Покинутая дева.

А.В.

Упоминаемое стихотворение "В пространство" было написано Игорем-Северяниным в 1929 году, но опубликовано лишь два года спустя в сборнике "Классические розы". Показать это стихотворение Северянке мог только близкий им обоим человек. Вполне возможно, что им был Борис Башкиров - Принц сирени. Есть основания предполагать, что Башкиров был участником той же интимной игры, что и Северянка. Загадочная поклонница поэта в совершенстве владела искусством умолчаний и многозначительных намеков. Сюжеты всех ее почтовых карточек выбраны со значением: одинокий подсолнух; Царевна Осень; дама, пишущая письмо; бушующее море, снабженное собственным переводом из Барри Корнуола: "Море! море! Открытое море - синее, вольное, дикое" - явный намек на разделяющую их Балтику, наконец, лось и лосиха на фоне пустынного северного пейзажа - еще один намек на интимную близость.

Загадочно выглядит для нас и само стихотворение "В пространство":

Беспокоишься? Верю! Теперь порадуйся, -
Путь кремнист, но таится огонь в кремне, -
Ничего, что ты пишешь "почти без адреса" -
Я письмо получил: ведь оно ко мне.
Утешать не берусь, потому что правильно
Скорбь тебе взбороздила разрез бровей:
Будь от Каина мы или будь от Авеля,
Всех удел одинаков - триумф червей...
Ничего! Понимаешь? Бесцельность круглая.
Преходяще и шатко. И все не то.
Каждый день ожидаем, когда же пугало
Номер вызовет наш - ну совсем лото.
Но мечта, - как ни дико, - живуча все-таки,
И, уж если с собой не покончишь ты,
Сумасшествию вверься такой экзотики,
Где дурман безнадежных надежд мечты...

Инфернальным ужасом веет от этих строк, но для самой Северянки в них был заключен еще и особый, скрытый от нашего понимания смысл. Благодаря издателю С.Соколову, не посвященному в тайнопись Игоря-Северянина, в сборник "Громокипящий кубок" не попала очень милая и печальная поэза "Королевочке", датированная октябрем 1910 года:

Белорозовая и каштановая,
Ты прости мне, унылая девочка:
Изменяю тебе и обманываю,
А давно ли еще - королевочка?!.

Прямых доказательств того, что поэма-миньонет "Это было у моря" посвящена загадочной "А.В." - Северянке и Королевочке - у нас пока нет. Однако и опровергнуть такое утверждение тоже не просто: слишком уж много неслучайных совпадений.

Интимная тетрадь поэта

В гастролях принимала участие Фелисса, которая незадолго до этого продемонстрировала в Берлине внезапную ревность к Злате - первой любви поэта. Та же история повторилась и в Гельсингфорсе. Об этих гастролях в семье поэта вспоминать не любили.

Версия Городницкого

Ты знаешь? эта графоманка
Себе избрала псевдоним
Шокирующий: "Северянка" -
И стала действовать под ним! (...)
Воробушкина королевой
Мнит не шутя себя, - всерьез
И, будучи престарой девой,
Томится от запретных грез.

Соблазнительно поддаться оскорбительному тону поэта, но факты говорят о другом. Эта поэма написана специально для ревнивой молодой жены. Таким наивным образом поэт пытался защитить себя и предотвратить вспышки ревности.

Глубоко заблуждается тот, кто воспринимает поэму-миньонет "Это было у моря" - произведение всего из 12 строк - слишком серьезно (миньонет - указание на изобретенный поэтом способ рифмовки, а не на объем стихотворения). Главное, однако, в том, что поэма эта помещена в "Громокипящем кубке" в ироническом разделе "Мороженое из сирени". Переверните страницу и попробуйте серьезно, без улыбки прочесть несколько строк из стихотворения "Зизи":

Бесшумно шло моторное ландо
По "островам" к зеленому "пуанту",
И взор Зизи, певучее рондо,
Скользя в лорнет, томил колени франту... (...)
Останови мотор! сними манто
И шелк белья, бесчестья паутину,
Разбей колье и, выйдя из ландо,
Смой наготой муаровую тину!

Проблема Лазаря Городницкого, недосягаемого для нас в своем германском захолустье, заключается в том, что он категорически отказывается понимать юмор и слишком серьезно относится ко всему, что вышло из-под пера его любимого поэта. Я не думал и не гадал, что придется объяснять невеже-любителю, когда надо смеяться.

P.S. К сожалению, моя книга "Дон-Жуанский список Игоря-Северянина" три года пролежала в одном из московских издательств без движения. Теперь я надеюсь издать ее в Таллинне еще до конца этого года. В книге можно будет прочесть веселые и грустные альковные истории из жизни поэта.

Очень скоро в Интернете откроется страничка "Игорь-Северянин", на которой специалисты и любители найдут много полезной информации. Единственное условие пользования сайтом - обязательная ссылка на источник. В Интернете можно будет увидеть редкие фотографии поэта, познакомиться с его родословной, получить доступ к почти полной прижизненной библиографии и списку мемуарной литературы. Будет альбом прижизненных стихотворных посвящений Игорю-Северянину и пародий на него, а также раздел, посвященный премии имени Игоря-Северянина, учрежденной Русской фракцией Рийгикогу.