"Здесь я свободен..."

Александр БОРИСОВ.

Где передохнуть после очередной схватки с бесчисленными департаментами на полях бесконечных долгов перед ними? После того, как в очередной раз оплатили коммунальные и прочие платежи и налоги, которые в совокупности значительно превышают вас доход за оплачиваемый период. Куда пойти и где укрыться?

Казалось бы, выбрать несложно. Открывай газету и выбирай. Таллинн, к примеру, любим и почитаем российскими звездами, мегазвездами и прочими астрономическими величинами того, что теперь принято именовать российской культурой. Везут концерты и спектакли, необременительного с точки зрения сценографии содержания и потасканных способностей исполнителей, перегоревших в усиленном отстаивании отживших идеалов. Есть, конечно, исключения, но они просто неприличны на описанном фоне. Они - как предательство основных принципов рыночных свобод.

Есть одно место, где многие из нас давно не бывали. Оно обладает безоговорочными достоинствами и добраться до него можно, не сходя с места. Имеется в виду наш внутренний мир. Мы редко там бываем. Если и заглядываем, то на минутку, по вопросам крайней нужды. Поковыряемся в хламе, сваленном там в школьные времена, найдем нечто нужное, и спешим дальше по своим рыночным делам. Искать свою "Нокию".

Специфика времени такова, что как-то и неловко напоминать, что весна, которая наступила, возбуждает не только инстинкты, но и чувства. Потому и интересно покопаться в позабытом хламе, сваленном в темных углах упомянутого внутреннего мира. Там много всего, бесполезного с точки зрения из реальной стоимости, а, стало быть, бесценного для души и последующего пробуждения чувств. Весной это уместно.

Небесполезно знать, что мы живем в краях, благотворно влияющих на замечательное весеннее занятие (впрочем, уместное и в любое другое время года). Русским поэтам здесь хорошо удавались стихи. Игорь Северянин в 1918 году вернулся в Тойла с праздника поэтов в Политехническом музее Москвы, увенчанный званием "короля поэтов". Это факт общеизвестный. Гораздо реже говорят о другом общепризнанном "короле русских поэтов" - Константине Константиновиче Случевском. Лучший свой поэтический цикл "Песни из Уголка" он написал в Эстонии. Теплое, уютное и уединенное слово "Уголок" - это географическое название на личной карте поэта. На ней простой путь перемещений в пространстве и времени тесно переплетен с беспредельным поэтическим и философским пространством внутреннего мира Случевского. Пример его жизни весьма показателен для того, чтобы лишний раз подтвердить давно утвержденное мнение об истинных и мнимых ценностях, на которых покоится жизнь.

Случевский получил блистательное образование в Первом кадетском корпусе, слушал лекции в Парижском, Берлинском, Лейпцигском и Гейдельбергском университетах. В 1865 году в Гейдельберге он стал доктором философии. С 1880 года он - действительный статский советник, с 1888 года - член Ученого совета Министерства народного просвещения, с 1891 - главный редактор "Правительственного вестника", с 1902 - член совета министра внутренних дел. Трудно представить, что головокружительная карьера государственного чиновника Случевского могла служить источником его собственного поэтического вдохновения. Может быть, поэтому теперь мало кого интересует блистательная карьера Случевского на поприще государственной службы. То, что считалось главным для его современников, для потомков превратилось в нечто несущественное, сопутствующее его поэтической судьбе. Чиновная жизнь обладает одним неоспоримым преимуществом. Она конкретна и определенна. Есть цель, к достижению которой ведут вполне конкретные средства. Все безмерно сложней, когда дело касается необъяснимой духовной жизни, рождающей высокую поэзию. Можно попробовать довериться авторитетам. Тургенев посетил молодого Случевского после того, как он опубликовал в "Современнике" несколько своих первых стихов. Среди них было любимое поздними русскими символистами, необъяснимое по ряду смысловых несовпадений стихотворение:

"Ходит ветер избочась
Вдоль Невы широкой
Снегом стелет калачи
Бабы кривобокой".

С восторгом приветствовал и опекал Случевского один из многочисленных русских Аполлонов - Аполлон Григорьев. С другой стороны, ряд других авторитетов имел свою точку зрения на творчество Случевского. На рубеже веков Валерий Брюсов благосклонно, насколько позволяло его чрезмерное честолюбие, относился к творчеству поэта, справедливо считая его предтечей русского символизма, с крепкими корнями в пушкинских традициях... Не без влияния лермонтовского демонизма... Однако другой бесспорный гений, академик русского слова Иван Алексеевич Бунин ни во что не ставил самого духовного лидера символистов, упомянутого Брюсова. Все это говорит о том, что излишнее доверие к авторитетам ведет к сомнениям и неопределенностям. Нестройный перепев мнений лучше всего увенчать своим собственным. Нужно ощутить, насколько прочитанные строки легли на душу.

Иделлические прелести добровольного уединения притягательны и поэтичны. Рядом с природой возникает упрямое ощущение истинности и значительности именно этого образа жизни. Не угнетает суета и бессмысленная условность общественной жизни. Видимо, с годами, ко времени заката, безотчетная потребность уединения обостряется. Что-то здесь от гиперболизированной философии русского космизма, предполагающего мягкий и беспечальный сход в небытие. Небытие - это просто форма бессмертия, имеющая неформулируемые тенденции к возвращению обратно. Прекрасный драматург Сухово-Кобылин значительную часть своей жизни, вплоть до самой смерти провел в своем имении Кобылинка, создавая труд всей своей жизни. Об этом произведении широкие круги его почитателей (насколько они широкими могут быть сейчас) понятия не имеют. Он писал "Учение Всемира". У этого труда было одно бесспорное достоинство. Оно обогатило жизнь авторов миром и душевной гармонией, основанной на редкостном единении с природой и беспредельным космосом, с которым трудно быть в ладу из-за его непонятной беспредельности и вневременности. Сухово-Кобылин ушел из жизни в глубокой старости, если не с радостью, то уж наверняка с чувством умиротворенного покоя. Смерть не застала его врасплох. Примерно таким был закат жизни превосходного русского поэта, одного из создателей бессмертного образа Козьмы Пруткова, Александра Жемчужникова. Уединенно проживая в своем имении Павловка, он создал печальный и прекрасный поэтический цикл "Песни старости".

Приведенные примеры явно указывают на очевидную традицию в истории русской литературы. Лучшее создавалось в уединении. Итоговым и убедительным доказательством может служить Болдинская осень А.С.Пушкина. Что касается Михайловского, то, по циничному мнению современного поэта Льва Лосева, в нем уединение было относительным.

"Как многолюден этот край пустынный!
Укрылся - глядь,
в саду мужик гуляет с хворостиной,
голубка дряхлая с утра торчит в гостиной,
не дремлет..."

и так далее. Это к слову.

Приятно, что Константин Случевский выбрал место для уединения именно здесь, в Эстонии. Мысль поселиться в Усть-Нарве пришла ему в голову, вероятно, во время совместного путешествия с великим князем Владимиром Александровичем по Балтийской стороне в 1886 году. Через двенадцать лет, в 1898 году, он купил участок земли в месте слияния России с Наровой в исключительном по красоте месте, построил там двухэтажную усадьбу в характерном для русской усадебной архитектуры стиле и разбил вокруг нее сад. Его младшая дочь А.К.Случевская-Коростовец так вспомнила о пробудившейся тяге отца к садоводству и ландшафтной архитектуре: "Отец наезжал из Петербурга часто и всецело отдавался посадке растений в саду, планировке дорожек и раскопке болота, которое по старинным планам шведских времен (имевшихся у архитектора Сутгофа - у него отец купил участок), было местом сильных боев, когда Петр Первый наступал на Нарву. Своим работам в саду "Уголка" отец отдавался всецело... Иногда отсылал он нас домой, а сам доставал из кармана записную книжку и начинал что-то писать. Тут-то и откристаллизовывались многие его "Песни из Уголка", недаром эти строки оттуда:

"Здесь счастлив я, здесь я свободен".

Должно быть, это действительно было так. Должно быть, он обрел в "Уголке" ту самую точку, опершись на которую он перевернул мир. По крайней мере, для себя. Мир преобразился, потому что занял положенное ему место:

Здесь из бревенчатого сруба,
В песках и соснах "Уголка",
Где мирно так шумит Нарова,
Задача честным быть легка.
Никто, ничто мне не указка, -
Я не ношу вериг земли...
С моих высоких кругозоров
Все принижается вдали...

Портрет К.К.Случевского.

Рисунок автора.