Фред Юсси: "Я просто жил"

Фред Юсси родился в 1935 году на острове Аруба в Карибском море. Родители эмигрировали туда в 1929 году и прожили в тропическом климате девять лет. В 1938 году родители вместе с двумя сыновьями вернулись в Эстонию. Отец надеялся получить здесь работу на строительстве российских военных баз, но не получил. Эстония тех времен не оправдала надежд. Глава семьи, долгое время проживший в тропиках, не смог привыкнуть к суровой эстонской зиме и через год умер. Овдовевшей матери, которая в мыслях продолжала жить прошлым, пришлось одной растить сыновей в трудное военное и послевоенное время. Это было нешуточным делом. Фред Юсси уже достиг пенсионного возраста, но у него столько работы, что нет времени для составления фотоальбома или для литературной работы. Такая деятельность требует долгих размышлений, углубления в работу, а иначе Юсси не может - он не позволяет себе делать скидку. Сейчас Юсси занимается проповедованием. Это, по его словам, означает долгие дискуссии перед различными аудиториями. Фред Юсси не хочет называть это лекциями. Проповеди он читает, например, в гимназии Рокка-аль-Маре и в Таллиннском университете культуры. Роль проповедника он выполнял, когда они с Пеэпом Лассманном сделали каталог-концерт птиц. Будем надеяться, что в следующем году осуществится давняя задумка Фреда Юсси - программа с показом слайдов. Наш разговор происходит после одной из проповедей в Рокка-аль-Маре.

- Когда у вас пробудился интерес к природе?

- Сам я этого не помню. Но мама говорила, что уже в детском саду говорили: "Какой удивительный мальчик! Он переворачивает камень и смотрит, что под ним". Я помню, что сильный импульс получил на хуторе тети в Козе-Люкати, когда мы вернулись в Эстонию. Я там столкнулся с жизнью в деревне. У тети были коровы, свиньи, собаки, поля и все то, что должно быть для хуторской жизни. Следующий сильный импульс я получил весной-летом 1944 года. После мартовского наступления детей эвакуировали в деревню. Мы с братом попали в школьное здание Лооди в Вильяндимаа и пробыли там до сентября. То лето я никогда не забуду. Мне было тогда девять лет. Следующий "переворот" во мне произошел в 1947 году, когда я попал к знакомым мамы в Ярвамаа. Я провел у них на хуторе месяц, это было еще до колхозов, но топор уже был занесен над эстонским хуторянином. А решающей для меня оказалась встреча в лесу с Хилларом Пярьясааром, который по существу стал моим учителем. Мне было тогда 13 лет. Он был очень своеобразным человеком, прекрасно знал природу, благодаря ему несколько поколений людей заинтересовались природой.

- В Тартуском университете вы изучали биологию. А была этому альтернатива?

- У меня были две возможности: изучать лесное хозяйство или биологию. Я хотел с помощью образования поближе подойти к миру, в котором я и так уже жил своими мыслями и мечтами.

- А тот факт, что вы родились за границей, не препятствовал получению образования?

- Таких случаев не было. Потому что в 14 лет меня насильно заставили вступить в комсомол. Мне сказали: иначе ты не сможешь дальше учиться, будь осторожен, и вообще, ты родился за границей! Я помню те времена очень хорошо, до мельчайших деталей. Так как мне в 1948 году напомнили о моем месте рождения и предупредили, а в марте 1949-го произошла депортация, то я не знаю, что бы было, если бы я заупрямился.

- После университета вы работали учителем на острове Хийумаа в Эммасте. Вас туда направили?

- Я поехал туда, разумеется, по своему желанию. Меня интересовали западные острова, я никогда там раньше не бывал.

- Но через два года вы все же вернулись в Таллинн?

- Да, моя жена, с которой мы поженились осенью после отъезда, получила работу на радио. Она не хотела уезжать из Таллинна, так как не готовила себя к жизни в деревне и профессии учителя - она изучала в университете журналистику. На радио она проработала до самой пенсии. Да и мама моя жила в Таллинне одна. Вот по этим причинам я и вернулся в Таллинн.

- А вы бываете на природе, руководствуясь, так сказать, прагматическими целями, то есть чтобы фотографировать и делать записи голосов природы, или просто бродите?

- Я не могу отделить свое хобби от работы. Наверное, я из тех немногих людей в Эстонии, которые, занимаясь действительно интересными делами, одновременно зарабатывают так себе на хлеб. Конечно, мне приходилось и заставлять себя кое-что делать. Но все-таки свобода выбора была довольно велика. Я это высоко ценил. Я был учителем. Год проработал в институте экспериментальной биологии, но это мне не подошло. После этого я пошел на работу в управление охраны природы, был инспектором охраны природы. С 1976 года я свободный художник. С тех пор могу выбирать то, что я хочу делать. Я не должен был делать то, что мне не нравилось. Понятно, что разбогатеть при этом трудно, но если запросы невелики, то прожить можно. Это означает: в смысле денег не разбогатеешь, но богатым станешь.

- У вас есть любимые места в Эстонии?

- С разными местами я связан через людей, и мой выбор мест больше связан с людьми, с которыми я общаюсь, которые там живут. Время показало, что если этих людей там больше нет, это место тоже исчезает из моей жизни, на смену ему приходит другое. Но, конечно, есть у меня и совсем свое место - Кырвемаа, в окрестностях Аэгвийду. Туда я совершил свое первое путешествие с первым своим учителем, когда мне было 15, и бываю там до сих пор - вот уже 50 лет. Тарвасйыги, Мустйыги, Янийыги, река Ягала, болота Какердая и Пыхьяка - вот мои "охотничьи" места. На территорию полигона раньше нельзя было ходить, это было опасно. Но тайком я там тоже был. Хожу туда теперь, когда полигона нет, наслаждаюсь тамошними необычными пейзажами.

- Что для вас Хийумаа?

- Про Хийумаа могу сказать, что это моя судьба. Но объяснить это я не могу. Поездка на Хийумаа после университета была импульсивным решением, я хотел увидеть западные острова, получить новые впечатления. Но когда я туда приехал, то понял, что это земля с особым нимбом. Это не зависит от специфичности природы, есть там что-то еще. Самое важное - общая атмосфера, то, чего не видно. Это не всегда можно проанализировать. Хийумаа действует успокаивающе. В свое время у меня не было причин страдать от стресса, но и я чувствовал, как, образно говоря, у меня меняется состав крови, когда я ступаю на землю Хийумаа, сходя с парома или с борта самолета. В свое время я со своим хорошим другом Тийтом Лейто, который был смотрителем островков, побывал на многих островках Хийумаа. С тех пор, как он там больше не работает, я на островках не бывал, за исключением пары случайных поездок. На Хийумаа мы летом бывали с детьми, когда они были маленькими. Думаю, на их формирование это оказало большое воздействие.

- Чем сейчас занимаются ваши дети?

- Старший сын Ивар и младший Март оба занимаются биологией моря, тюленями Балтийского моря. Дочь Мари работает в Стокгольмском институте окружающей среды в Таллинне. Образование она получила в университете Хельсинки.

- Когда дети были маленькими, вы часто бывали с ними на природе?

- Конечно, мы много выезжали за город. Могли бы делать это почаще, но важно не то, сколько дней, часов или недель ты проводишь с детьми в лесу или у моря, а то, как ты это делаешь. По-видимому, этого было достаточно, раз они сделали именно такой выбор. У меня спрашивали, пошли ли дети по моим стопам. Я не думаю, что это так. Если они выбрали этот путь, то этот выбор они сделали сами.

- Вы в основном ходите пешком или ездите на велосипеде. Машиной вообще не пользуетесь?

- Железо, из которого сделана моя машина, еще в земле. Я не стал автовладельцем. Не потому, что машина мне не была нужна для работы, просто я понял, что водитель из меня не получится и лучше не доказывать себе обратное. Да, я хожу пешком и езжу на велосипеде. Сейчас я еще могу позволить себе эту роскошь, потому что в состоянии проехать до ста километров в день. Я ходил в море на лодке и под парусом - на Хийумаа у меня был небольшой парусник. Но это нельзя назвать путешествием.

- Джеральду Дарреллу, судя по его книгам, в работе очень помогала известность. А вы можете сказать то же о себе?

- Конечно. Я бы назвал это доверием. Если я прошусь в какой-нибудь глуши на ночлег или спрашиваю дорогу или какую-то помощь прошу оказать, меня узнают по лицу или по голосу, и это очень помогает быстро сблизиться с людьми, которых я в жизни не видел.

- В Эстонии много фанатиков природы? Вы много с ними общаетесь?

- Понятие "фанатик" меня настораживает. В фанатизме есть свои опасности. Но если под этим словом мы подразумеваем более мягкий вариант, то я думаю, в Эстонии их больше, чем кажется, потому что эстонцы по природе интроверты. Фанатиков можно увидеть, когда они собираются вместе. Но я не играю в команде. К разного рода объединениям и обществам я отношусь так: их должно быть столько, сколько нужно, но как можно меньше.

- На природе вы предпочитаете бывать один? А спутник вам бы помешал?

- Спутник может быть катализатором, активизирующим восприятие впечатлений, изменяющим цвета твоего мира, обогащающим твой мир. Но такой спутник - редкость. Я хожу один и потому, что у меня был такой спутник, а другого я не хочу. Лучше уж одному бродить. Мне никогда не было скучно одному. Я наслаждаюсь природой. Это тишина, покой, никто не мешает. Это возможность быть наедине с собой, то есть в очень хорошем обществе, если говорить в шутку. Но многие не хотят одиночества, не хотят оставаться наедине с собой. Хотят, чтобы в кафе или баре грохотала музыка, чтобы пробегала какая-то реклама. Это мне трудно понять.

- А если группа людей находится на природе, спутники не могут начать действовать на нервы?

- На природе человека видишь насквозь. Это одна из причин, почему я предпочитаю одиночество случайному попутчику. На природе такой спутник может стать просто невыносим. А зачем это нужно? Должен быть какой-то духовный контакт, духовная близость между людьми.

- Сколько времени вы бы выдержали одиночество, скажем, в лесной хижине?

- Думаю, не очень долго. Но это зависит также от возраста, ситуации и твоего состояния. Зависит от того, чем ты занят. Если у меня интересное дело и его нужно выполнить, то это одно, а если нет - это другое. Я никогда не пробовал, сколько выдержу в одиночестве.

- А с возрастом ощущение природы меняется, чувства притупляются?

- Можно сказать, что ощущение меняется. Это похоже на отношения с женой: в молодости все новое, свежее, в них совсем другая напряженность, чем та, которая формируется по прошествии лет. Когда ты уже в возрасте, то и ощущение природы меняется. Но я не скажу, что чувства притупились, может, другая глубина переживаний. Переживания уже не такие острые, не такие яркие, но они глубже, потому что есть жизненный опыт, который в молодости и в среднем возрасте совсем другой, чем в старости.

- Вы испытывали когда-нибудь страх?

- Перед тем, как впервые зажечь в Таллинне свечи 9 марта в память о жертвах воздушной бомбардировки, журналист Тийт Пруули заказал мне статью о той ночи. Сам я никогда не касался этих воспоминаний. Это была самая ужасная ночь в моей жизни, страшная ночь. Я написал эту статью и заболел. И тогда понял, почему я не вспоминал ту ночь. В моей жизни есть еще некоторые события, которые вызывали у меня сильный страх, но я никогда о них не писал и никогда о них не говорил открыто. И сейчас я не хочу о них говорить. А что касается небольших страхов, то они были. Например, я попадал в дурацкое положение в море или из-за половодья не мог двигаться дальше. Но это мелочи. Лесу я доверяю, лес меня бережет и защищает. Лес - это не море, море намного суровее. Я благоговею перед морем, но в море я никогда не хотел испытать себя.

- Как вы ориентируетесь в лесу?

- У меня всегда при себе компас, если я в незнакомом месте. В знакомых местах я ориентируюсь по памяти и знакомым тропам. Но иногда я сбивался с пути. У меня есть чутье, но не такое, на которое я мог бы всегда положиться. В Уссурийскую тайгу я бы один не пошел.

- В 1980 году вы подписали "Письмо 40". С этим были связаны какие-то колебания, сомнения, страхи?

- Для меня подписание этого письма было личным делом. Подписав его, я освободился от грязи. Это было очищение. Я к тому времени уже был свободным художником, и для меня не было проблемы, получу я работу или нет. Потому что я знаю: если Господь закрывает дверь, Он где-то отворяет окно. У меня не было чувства, что последуют какие-то репрессии. Нет, я особенно не боялся.

- Некоторые из тех, кто подписал "Письмо 40", сейчас в активной политике. А вас не пытались туда привлечь?

- У меня не раз спрашивали, почему я политически не активен. Я отвечаю, что это не мое дело, это не я. Если знаешь, что является твоим делом, то им и занимайся. Не скажу, чтобы политика меня не интересовала, но она не интересует меня активно, так, чтобы я стал тратить на нее свою энергию, свое время. У меня есть другие дела. И я думаю, что то, что я в жизни сделал, тоже политика. Я понял, что оказал влияние на очень многих эстонцев, даже на выбор профессии многими людьми. Но все это косвенно.

- Имеет ли для вас значение принцип Альберта Швейцера - почтение к жизни?

- Меня спрашивали, можно ли изменить мир в лучшую сторону. Я отвечаю, что можно, если начать с себя. Если говорить о Швейцере, то если ты в себе что-то изменил, то ты что-то изменил и в мире. И часто это все, что ты можешь сделать для изменения мира. Но сам ты не можешь дать этому оценку. Оценки дают другие. Так что мне трудно сказать, насколько сильно на меня повлиял Швейцер, но я думаю, что почтение к жизни - это фундамент. А какое здание человек на этом фундаменте построит, зависит в большой степени от того, как он заложил этот фундамент.

- Вы материалист? Для вас существует загробная жизнь?

- На этот вопрос очень трудно ответить. Если под загробной жизнью подразумевать невидимую часть мира, в котором мы живем, то вера в это не мешает мне быть материалистом. Я думаю, мир неизмеримо больше и богаче, чем тот, который мы способны осознать. Что же касается загробной жизни в том смысле, что было до рождения и что будет после смерти, то я принадлежу к тем счастливым людям, которые смогли прожить свою жизнь так, что ее нельзя спутать ни с жизнью до рождения, ни с миром теней после смерти.

- Вы не боитесь смерти?

- Я не боюсь смерти. Но я согласен с Сент-Экзюпери, который говорил, что человек не боится смерти, он боится неприятностей, связанных с ней.

- Вы ощущаете, что то, что вы делаете в жизни, является миссией?

- Нет, не ощущаю. Я просто жил так, как считал нужным. Я ничего не делал для того, чтобы получить эти награды, медали, похвалы. Иногда жизнь меня немного подталкивает, иногда заставляет повременить. И не остается ничего другого, как довериться этим тормозам.

Марис БАЛБАТ.
(Сокращенный перевод из журнала "ELUKIRI").