И вечный бой...

Любовь СЕМЕНОВА.

Будучи довольной жизнью обладательницей синеобложечной паспортины, как-то не особенно часто и болезненно сталкиваюсь с вышеозначенным органом относительной власти. Посему конкретное назначение его (того органа) для меня окутано некой таинственностью, и лишь иногда вдруг услышишь о неких потрясениях внутри такого закрытого от народа и такого всенародно нелюбимого учреждения. Нет-нет, да и вспыхнет небольшой скандальчик, вроде того, что куда-то не в ту сторону, в какую должны были, ушли бланки паспортов, то вдруг ошибочно осчастливили гражданством совсем даже не того, кого следовало бы, а то и вовсе командиры в чем-то стратегически важном оплошали, и их в срочном порядке отсылают в тыл, с места битвы. А они, не привыкшие к такому невежливому обращению, ну давай разоблачать всех и вся. В общем, где-то там жизнь кипит, а ты и ни при чем как будто.

И тут вдруг позвонила приятельница: "Сегодня после десяти вечера едем с подругой записываться в очередь на получение вклейки постоянного вида на жительство. Хочешь с нами?". Естественный встречный вопрос: "Почему вечера? Разве ДГМ теперь работает круглосуточно?". Нет, я, конечно, слышала о том, что приближается 12 июля - день, когда закончится срок действия массово выданных пять лет назад временных видов. Людей, у кого временный вид в паспорте закончился, а постоянный там еще и не начинался, предполагаю, много. Потому и решила: "А ну как обеспокоенные отсутствием у соплеменников постоянных видов на жительство, а вследствие этого и невозможности выехать даже в ближнее зарубежье, не говоря уже о совершении каких-либо сделок (что, по моему мнению, соответствует поражению в правах), сотрудники ДГМ изменили порядок работы своих учреждений, набрали временных работников на смену ушедшим в отпуска, да и без перерывов самозабвенно вклеивают в паспорта такие жизненно важные и очень красиво оформленные бумажки". Ведь когда совсем недавно переписывали население, именно так и поступили: взяли людей, оперативно обучили, назначили зарплату и справились в рекордно короткие сроки. Значит, можем, когда очень захотим.

Оказалось, все не так. Работают отделения ДГМ, как и работали, в то же самое время, что и все остальные. А поэтому, чтобы не терять рабочий день и соответственно зарплату, многие вынуждены занимать очередь к заветной двери задолго до ее открытия. А это "задолго" начинается уже вечером предыдущего дня. Оказывается, возле здания Мяэкалда бюро ДГМ налажена запись на номерки на следующий день. А записываться начинают уже с шести вечера. И всю ночь дежурят у дверей. Прямо казаки-разбойники какие-то или робин-гуды. Запахло детективом, мне стало очень интересно, и я, разумеется, выдохнула: "Хочу поехать и посмотреть!".

И мы поехали. Был вечер понедельника, 3 июля. Последние дни перед 12-м, роковой датой. Мои спутницы настроены были крайне решительно. Одной просто необходимо было получить эту вожделенную вклейку. Получение почему-то (интересно, почему?..) превратилось в навязчивую идею. Но предыдущие походы заканчивались ничем: то номерков не хватает, то на работу торопится. А тут решила: все, хватит, тянуть больше некуда, и попросила подругу поддержать ее в мытарствах, чтоб не совсем тоскливо и страшно было ночью, на свежем воздухе, в предполагаемой компании незнакомых людей. И опять же не отпускало желание получить номерок в первых рядах, чтобы побыстрее попасть на прием и успеть-таки на работу, не потеряв при этом целый день.

Приехали на Мяэкалда. Огляделись. Уже стемнело, а потому сразу заметили в отдалении, под деревом, разведенный костерок. И впрямь робин-гуды, а может, партизаны. От костерка отделились три тени и приблизились к нам. Оказалось, молодые ребята. Нас тоже было трое, поэтому довольно смело мы задали вопрос: "Где тут записываются на номерки?". Поскольку в руках у одного из встретивших нас был журнал, мы сделали вывод, что не ошиблись. И оказались правы. Молодой человек представился охранником Александром и сказал, что наш номер уже 123. На вопрос: "А сколько номеров обслуживается в день?" он ответил: "200, иногда 150, а может быть, и 100". И еще сказал, что отмечаться надо в двенадцать, потом в четыре (все это в ночном измерении), а в восемь - построение. Так и сказал - построение. А если кто не придет на перекличку, неважно по какой причине, тот из списков вычеркивается, и никакие апелляции не рассматриваются. И при этом очень-очень многозначительно на нас смотрел. В мозгу лихорадочно забилась мысль: "Елки-палки, 100, а мы сто двадцать третьи, можем не попасть. Что делать?". Александр, почти как ясновидящий, наши мысли прочитал и сказал: "Если хотите раньше, можно устроить, это будет стоить сто крон". При этом выяснилось, что на перекличку уже можно не являться, услуги оплачены. И в дополнение ко всему целый набор страшилок о том, что здесь творилось до того, как две недели назад ввели систему записи: и вынесенная напором дверь, и потерявшие сознание, и задавленные в толпе люди, и даже сломанный позвоночник у одной из женщин. И про "крышу", и про мафию тоже упоминалось.

Ну кто же станет торговаться в подобной безвыходной ситуации? Сто крон перекочевали в цепкие руки Александра, а нашу спутницу, которой так необходимо было попасть в неприступный бастион под названием ДГМ, тут же на ее глазах записали в самом начале списка под номером "четыре", безжалостно вычеркнув фамилию, которая там уже стояла. Взглянув на часы, я обратила внимание, что времени всего-то половина одиннадцатого и до первой переклички в двенадцать время еще как будто бы есть. А ну как придет "четвертый" отмечаться, а его уже вычеркнули без его на то ведома. А потом, покумекав, сделала вывод, что он и не придет. И, видимо, первая часть списка составлена из таких вот мертвых душ, на которых Александр делает себе дополнительную зарплату. Я прикинула: если подвинуть хотя бы десять человек, получается уже тысяча крон чистого необлагаемого налогом дохода за одну ночь! Чтоб мы все так жили! Договорились, что женщина придет без пятнадцати восемь утра и сразу встанет в очереди под номером "четыре".

С чувством глубокого удовлетворения от того, что все так относительно недорого по теперешним меркам разрешилось, и обрадованные, что не надо толкаться на улице всю ночь, мы удалились. А я, снедаемая естественным женским любопытством, решила завтра непременно опять прийти к такой притягательной заветной двери и посмотреть, как же все это будет выглядеть при дневном свете.

Контора начинает свою работу в девять, а ровно в половине девятого 4 июля я была на месте. И не поверила своим глазам. Как будто вернулась лет на десять-двенадцать в прошлое, в благословенные советские времена с очередями и давками. Кажется, все десять (по подсчетам ДГМ) тысяч не получивших еще до сих пор вклейку о постоянном виде на жительство неграждан стояли здесь. Длиннющая очередь вытянулась на многие десятки метров. Для начала попыталась приблизиться к двери, чтобы хоть взглянуть, нет ли какого объявления. Но народ, хмуро насупив брови, стоял насмерть, всем своим видом давая понять, что посторонним здесь не место. Я поняла, что, находясь здесь уже какое-то время в одном строю, люди почти сроднились и друг друга в обиду не дадут. Наивно спросила: "А если мне не нужен вид, а только вызов родственнику оформить, что тогда?". Лаконичный ответ: "Общая очередь". И чей-то указующий перст по направлению в хвост очереди. Посмотрела, этот хвост терялся где-то за деревьями и забором. Пейзаж показался удручающим. Пришлось признаться, что не покушаюсь и не собираюсь.

Напряженность спала, люди стали делиться своими проблемами и высказывать многочисленные претензии государству, которому платят налоги, а в ответ не получают практически ничего, кроме постоянных забот и переживаний. Все разговоры сводились практически к одному: мы тут никому не нужны, и никто о нас не думает. Многие приходят уже не первый день и не могут получить номерки, без которых их никто не примет. Возле входа сидели две старенькие бабушки, одна из них инвалид, которой трудно передвигаться. Обе старушки приходили накануне, уже после начала работы бюро, но номерков получить им не удалось, просто закончились, и все. И бабулечки пришли сегодня с раннего утра и героически сидят здесь с четырех (!) часов в ожидании приема. Одна из них, Мария, со слезами на глазах сказала: "Прошу правительство, вы им передайте, чтобы сделали что-то получше. Все так плохо". Ах, бабушка, если бы можно было до того правительства достучаться и быть услышанным, насколько легче жилось бы и вам, и многим другим. Жалко стариков, многое переживших на своем веку и не заслуживших на старости лет элементарного - внимания со стороны тех, кто обязан этим старикам своим нынешним благополучием, хоть они и отрицают тот факт со всем пылом и жаром.

Надежда ходит за готовым видом с конца июня. Документы на постоянный вид подала еще осенью. А теперь вот никак не получить. Однажды уже была близка к цели. Подошла к заветному столу, и вдруг выяснилось, что не со всех листов паспорта сделала копии. "Но ведь мне же сказали, с каких листов, я так и сделала". В ответ услышала: "А с сегодняшнего дня нужно со всех". А ближайший ксерокс - возле "Стокманна". А на трамвае туда-обратно десять крон. С горечью сказала: "Мы для них полезные ископаемые, которые никому вроде бы и не нужны, а разрабатываются усиленно, поскольку пользу все-таки приносят. В том смысле, что денег с нас можно получить бесконечно много, придумывая одно испытание за другим. Если опоздал подать на постоянный вид, то нужно опять подавать на временный, независимо от того, сколько ты уже здесь прожил. А все пошлины при этом выливаются в сумму, приблизительно равную 400 кронам. Это с одного. А сколько таких? Вот я и говорю: золотая жила. Да еще и обращаются грубо. Когда я зашла внутрь, мне навстречу попалась сотрудница, которая обвинила меня в том, что я пьяная. А я с пяти утра стояла в очереди. Вот если бы ее сюда поставить. Я похожа на пьяницу?". Даже при внимательном рассмотрении, скажу прямо, такого впечатления не создается. Может быть, сотрудница просто не совсем хорошо владеет русским языком и хотела сказать что-то другое, а получилось именно это, оскорбившее и так оскорбленную отношением государства женщину.

Людмила приходит уже в седьмой раз. Только теперь появилась утраченная было надежда получить злополучную вклейку, поскольку записалась еще вчера в седьмом часу вечера и была восемнадцатой. Живет в Каллавере, можно себе представить всю эпопею отношений с ДГМ. А ведь раньше, вспоминает, везде были паспортные столы по месту жительства, и никаких проблем с получением паспортов не возникало.

Наверное, кому-то показалось, что было скучно жить, решили повеселиться. ДГМ очень любит обвинять людей в том, что они сами создают себе проблемы, потому что не стараются оформлять документы вовремя, откладывая все на потом. А виноват ли человек в том, что его заставляют предъявлять такую прорву документов с копиями и отправляют восвояси, если что-то отсутствует, а он потом приходит и еще раз стоит в очереди, опасаясь, что вдруг что-то опять не так? Или взять новую услугу - проверку данных по Интернету. Оно, конечно, хорошо, но у всех ли стоящих здесь в очереди он имеется. А информация при бюро ДГМ, которая раньше работала с 9.00 до 16.30, теперь работает только с 9.00 до 12.00. Все стремятся попасть пораньше, чтобы хоть что-то узнать о судьбе своих документов. Опять неудобство для людей. А ведь, помнится, были обещания, что извещения присылать будут по почте каждому. Забылось.

Удивило количество инвалидов. Это, видимо, как раз те самые создающие очереди "недисциплинированные", которыми жутко недоволен ДГМ. И которые ходят сюда по нескольку раз безрезультатно, потому что им в очереди трудно долго стоять. Девятнадцатилетний юноша Вадим, записавшись с вечера, ждал своей очереди здесь всю ночь. А оказалось, инвалид с детства, диабет. Удостоверение всегда с собой.

В 9.00 по очереди зашелестело: "Идут!". Взгляды, устремленные на входную дверь, говорили о том, что идут, видимо, те, кто сейчас эту дверь откроет и будет управлять судьбами собравшихся за дверью. На них взирали, как на мессий.

Справедливости ради надо сказать, что дверь осталась стоять на месте, люди довольно организованно заходили внутрь, хотя некоторые "несознательные", по наивности пришедшие к моменту открытия конторы, возмущались и рисковали накалить обстановку попытками проникновения. Кто-то даже стал требовать администрацию, которая так и не удостоила присутствующих своим появлением. Видимо, иммунитет наработали. Небольшая заминка с выяснением отношений у дверей все же состоялась, но до кулачных боев дело не дошло, обошлось, к счастью, без жертв, если не считать морального ущерба постоянно подвергаемых испытаниям на выносливость людей. И при этом странного вида люди постоянно шныряли вдоль очереди и предлагали (за плату, разумеется) номерки. Берут же где-то... Примерно в десять часов уже можно было довольно свободно пройти внутрь, вот только номерки на получение постоянных видов на жительство к тому времени закончились.

Первым порывом было пойти к начальству и спросить: "Доколе?". А потом, поразмыслив, решила, что говорено-то уже много и нового все равно не скажут. Как обычно, пойдут ссылки на временные трудности, которые, по-моему, многострадальный Департамент переживает едва ли не с момента создания. Мы выслушиваем претензии сильных к слабым, а кто послушает слабых, тех, за кого некому заступиться? Почему-то никому до них нет дела. Мы уже привыкли, что нас унижают везде, где только придется, когда впрямую, а когда косвенно, но от этого не становится легче унижаемым.

В свое время, когда решили упорядочить учет населения, многие отнеслись к этому с пониманием. Но потом начались не совсем понятные манипуляции с паспортами, видами, пошлинами. Можно было предполагать, что масса людей будет испытывать неудобства и дискомфорт, но кому до них есть дело? Кто-то когда-то заварил, теперь другие расхлебывают. А заранее никто ничего видеть не хочет. Мы вдруг замечаем что-то исключительно постфактум, чтобы затем театрально всплеснуть руками и заахать, сняв с себя ответственность за происходящее и переложив ее на прошлое. Ведь уже тогда, пять лет назад, была возможность избавить десятки тысяч людей от унизительных стояний в очередях и ожиданий. Всего-навсего и нужно-то было всем постоянно живущим выдать сразу постоянные виды на жительство. Разве не очевидно? Или ждали, что уедут? А куда и зачем?

И можно сколь угодно долго и громко говорить об интеграции, лояльности и прочем. Вот только как после всего относиться к государству, которому до тебя нет никакого, в сущности, дела; к родине, которая тебя не любит, и ты, иностранец поневоле, всей своей шкурой практически на каждом шагу это ощущаешь? Как?

Фотоаппарат и фотографии любезно предоставила одна из мучениц-очередниц.