Дирижер - профессия штучная

С дирижером Эстонско-финского симфонического оркестра Ану ТАЛИ беседует Татьяна ОПЕКИНА.

- Осознанно и заблаговременно я эту профессию не выбирала. Так уж получилось. В музыкальной средней школе обучалась игре на фортепиано и хоровому дирижированию. У меня были очень хорошие педагоги - Ада Куузеокс, Эло Каарепере, а потом, в Швеции, где я заканчивала музыкальную среднюю школу, профессор Эрик Эрикссона, старый педагог, один из лучших хоровых дирижеров в мире. Продолжила учебу в Эстонской музыкальной академии, осваивая одновременно хоровое дирижирование и симфоническое. К счастью, доцент Тоомас Каптен, один из моих преподавателей в академии, руководил оркестром музыкальной школы, где я ему ассистировала. Вот в это-то время, при исполнении русской симфонической музыки, у меня и возникло ощущение, что это и есть моя дорога, мой путь. С особой теплотой и признательностью хочу назвать и финского профессора Йорма Панула, прекрасного педагога из Академии Сибелиуса. Его мастер-курсы (а он преподает и в Москве, и в Австралии, Италии, США и т.д.) обогатили ценнейшим опытом многих начинающих дирижеров. А дирижеры действительно живут долго. Или очень мало. Пеэтер Лилье, например, ушел очень рано...

- Дирижер симфонического оркестра - профессия редкая, штучная. Ею давно и прочно завладели мужчины. Как вы думаете, почему?

- Трудно сказать. Быть может, потому что мужчине легче, чем женщине, отдавать много, очень много времени и сил своей карьере. В ущерб семье - домашнему очагу, детям.

- Делающие карьеру женщины действительно разрываются на части между семьей и профессией. Вы первый дирижер - представитель прекрасной половины человечества, которого (которую?) я слушала. А много ли женщин-дирижеров разбросано по всему свету?

- Известных дирижеров-женщин в мире немного. Но они есть. Одна - в Австралии, в Сиднее, в оперном театре, другая - на Украине. В Петербурге, где мне посчастливилось брать уроки у легендарного преподавателя дирижирования Ильи Александровича Мусина (он умер год назад, кстати, в возрасте 95 лет), одной из первых иностранок в Петербургской консерватории была уже известная Шан Эдвардс. Про нашу профессию вообще говорят: дирижеры есть, но дирижеров нет.

- Вы так молоды, что вам еще долго будут задавать вопрос, как такую юную, миниатюрную белокурую красавицу в качестве дирижера воспринимает оркестр, как к вам относятся музыканты, особенно старожилы? Кстати, дирижер - это начальник? Командир?

- Ни в коем случае. Дирижер - это коллега музыкантов, солистов, всех участников концерта. Потому что они такие же личности, как и ты. Конечно, у дирижера есть - должна быть - своя концепция исполнения того или иного сочинения. Если между нами устанавливается хороший контакт, мы помогаем друг другу эту концепцию, эту идею осуществить, работаем на общий результат. И какая тут разница, дирижер - мужчина или женщина.

- А ваш юный возраст?

- Когда я куда-нибудь приезжаю впервые, у оркестрантов, быть может, и возникает удивление, к которому примешивается страх, а справится ли она, но когда они видят, что я точно знаю, чего хочу, этот страх сразу улетучивается. Они же профессионалы, игравшие со многими дирижерами, она все понимают.

- И все-таки своего рода экзамен перед новыми оркестрами приходится держать?

- Не только мне - всем молодым дирижерам. Но для женщин, наверное, этот экзамен посуровее.

- Можно ли считать исполнение симфонической поэмы С.Рахманинова "Колокола" в октябре, точнее 28 октября 1996 года, официальным началом вашей творческой биографии?

- Наверное, можно. Хотя за полгода до этого на выпускном экзамене в академии я уже дирижировала симфоническим оркестром музыкальной средней школы. И это был тоже Рахманинов - так называемая хоровая симфония "Три русские песни".

- "Колокола" - большая, сложная вещь...

- Безумно сложная. Для оркестра, хора и солистов. На сцене одновременно были оркестр Музыкальной академии, часть состава Академического мужского хора, хор Музыкальной академии и русский православный хор (кстати, с ним я ездила в Скандинавию и пела там, чтобы лучше понять русскую музыку). Концерт удался, хотя наверняка там были некоторые моменты, исполненные не лучшим образом. Сегодня, по прошествии нескольких лет, сама себе удивляюсь, как я решилась, как я рискнула взяться за такую сложную вещь. Похоже, сегодня не решилась бы.

- А, может, это была мудрость наивности? Вы сразу поставили себе высокую планку, чтобы, взяв ее, облегчить дальнейший путь. Да и слушатель сразу в вас поверил. И вот доказательство: ваши тематические программы ("Вечер в Вене", "Вечер в Париже", "Вечер в Лондоне", а затем "Человек", "Любовь", "Жизнь и смерть") стали гвоздем программы, украшением двух последних музыкальных сезонов. В полупустой концертный зал "Эстония" вернулась публика и заполнила его целиком, что уже само по себе сенсация. Кому пришла в голову замечательная идея тематических вечеров? И станет ли она вашей путеводной нитью?

- Идея моя, но кто знал, что она окажется такой счастливой? Немаловажную роль при этом сыграла сама публика. На "Вечер в Вене" многие дамы пришли в длинных платьях. Дополнил атмосферу и бокал красного вина в перерыве концерта, который был предусмотрен для каждого зрителя. Серьезные критики ругали нас, мол, это не чисто музыкальные вечера, а нечто иное. Их страшило, что за колоритными деталями исчезнет сама музыка. Но она никуда не исчезла! Мы играли Моцарта и Брамса. Сочинения, написанные в Вене или навеянные Веной. Это была серьезная музыка. И она имела отклик. Я получила письмо от одного из агентств, сообщающее о том, что известный французский певец, баритон Жерар Теруэль, хотел бы принять участие в одном из моих концертов. Пожалуйста! И Теруэль приезжал на несколько дней в Эстонию и пел во время "Вечера в Париже". А "Вечер в Лондоне" состоялся при участии концертмейстера из английского оперного театра "Ковент-Гарден".

- Хотите ли вы идею тематических вечеров развить и продолжить?

- Не знаю, рано об этом говорить. Поживем - увидим. Быть может, появится новая, более увлекательная идея. Вы уже упомянули о концертном цикле, объединившем три темы - "Человек", "Любовь", "Жизнь и смерть".

- Я слушала второй и третий концерты.

- Скептики ворчали: "Что ты знаешь о смерти, ведь тебе всего 28 лет?" Но ведь Рихард Штраус сочинил "Смерть и просветление" в двадцать пять...

- Музыка бессловесна, и каждый слушатель, в зависимости от возраста, самочувствия, настроения, наконец, наполняет ее своим содержанием. И это прекрасно. И потому одно и то же произведение можно слушать в течение всей жизни, испытывая при этом разные эмоции. Вы сделали гигантское дело - ваши концерты проходили в полных залах. Это ведь счастье не только для музыкантов, но и для слушателей. До сих пор храню многолетней давности ощущение досады, когда на сцене Новосибирский или Ереванский симфонические оркестры - хорошие музыканты, приехавшие с интересной программой, а в зале... большие проплешины пустых зрительских мест. Те, кто пришел, испытывали вполне понятную неловкость и, сочувствуя музыкантам, чрезмерно, до боли в ладонях, аплодировали им. Вам близка популяризаторская миссия?

- Мне нравится моя публика. Скажу больше, я ее безумно люблю. И хочу, чтобы она слушала серьезную красивую музыку. Если это называется популяризаторством, пусть так и будет. Хотя, конечно, слушателя надо воспитывать.

- Что значит воспитывать? Уходить от Чайковского, который очень много исполнялся и потому считается заигранным, а предлагать ей, публике, кого-нибудь из современных композиторов, про которых, как и про дирижеров, можно сказать: композиторы есть, но композиторов нет...

- Сейчас мы записываем на пластинку сюиту Вельо Тормиса "Лебединый полет". Это новая музыка, но когда вы ее услышите, то словно ощутите полет лебедя. Поет хор "Эллерхейн", играет оркестр. По-моему, интересно. Надо играть разную музыку. Знакомую и незнакомую. Простую и сложную.

- А что вы скажете о поп-музыке - этом повальном увлечении молодежи?

- Наверное, я уже вышла из этого возраста и перешла в другую генерацию. Ведь поп-музыкой увлекаются, в основном, подростки. И на здоровье. Чем болтаться без дела на улице, лучше слушать музыку. Или самим играть. Мы с сестрой были довольно сложные дети. И меня фактически спас именно этот магнит - музыка. Родители это поняли, всячески помогая мне и поощряя учебу в музыкальной школе. Моя мама, доцент математики в Педагогическом университете, считала и считает, что хобби, даже если оно и не перерастает в профессию, позволяющую заработать на жизнь, всегда полезно.

- Едва ли не самая сложная задача для исполнителя - служить произведению и одновременно творить. Как вы решаете ее? Прослушиваете ли пластинки, кассеты с записями других исполнителей?

- Раньше прослушивала очень много. Да и теперь тоже. Именно как слушатель. Ведь я же не скрипачка или арфистка, просидевшая полжизни в оркестре, играя чью-то музыку. Если же надо работать с партитурой, то слушаю уже не просто как слушатель. При возможности бываю на репетициях Гергиева или Темирканова в Петербурге, чтобы посмотреть, как работают мастера.

- Но это же ставит вас в зависимость от их манеры исполнения, от их трактовок?

- Нет, нет, зависимости все равно не получается. Все люди разные. В разное верят, о разном мечтают и потому видят в партитуре свое, то, что им ближе и интереснее. "Пианиссимо" - пометил композитор для всех исполнителей, но у всех это разное пианиссимо. Ибо отличаются дирижеры, музыканты, инструменты, атмосфера в зале, его энергетика. Один и тот же мир мы все видим по-разному. Разных людей любим, разных ненавидим. Поэтому можно и нужно слушать много дирижеров, много оркестров, много пластинок.

- Известно, что вы любите композиторов-романтиков. Чайковского, Рахманинова. Можете объяснить, почему?

- Наверное, это судьба. В Швеции у профессора Эрикссона я много изучала и исполняла Рахманинова, и это сделало меня горячей поклонницей его музыки. Все его симфонии, фортепианные концерты прекрасны. То, что он был хорошим пианистом, замечательным образом сказалось на его симфониях. Когда я открываю его партитуру, там все будто для меня написано. Логично, ясно и понятно.

- Что для вас значит мелодия в музыке? Почему-то считается, что мелодист Чайковский слишком прост и понятен, а значит, исчерпаем, мол, он - для примитивного, неразвитого слушателя. Но разве мелодия не дарит бесконечное наслаждение, разве она не есть красота, высота и глубина музыки одновременно?

- Конечно, и глубина, и высота. А если критики такое говорят, то к этому надо соответственно относиться. Это их личное мнение. Не более того. И что бы ни говорили иные критики, Чайковский - один из самых гениальных композиторов всех эпох. Даже когда рассуждают о красоте русской музыки вообще - о Глинке, Стравинском и т.д, Чайковский - это всегда чуть-чуть отдельно. Конечно, это тоже русская музыка, но Чайковский - это особое имя, особый музыкальный язык. А то, что он, его мелодии стали очень популярными, так это мы их выбрали. Это наш выбор. Чайковского действительно очень много играли и играют, часто делая слишком сладким, сентиментальным. А он ведь вконец измученный человек, проживший весьма трудную жизнь. И можно играть его соответственно.

- Не потому ли ваша душа столь отзывчива на русскую музыку, что у вас есть славянские корни? Не то мама у вас белоруска, не то дедушка белорус...

- Прадедушка по материнской линии действительно бы родом из Белоруссии. Но все уже давно живут здесь. Не знаю, может ли это иметь какое-либо отношение к музыкальному вкусу, но характеры у нас с сестрой действительно не совсем эстонские. Мы, наверное, погорячее, потемпераментнее.

- Дирижер без оркестра не может себя проявить, показать. Но не у каждого дирижера, даже опытного, есть свой оркестр. А у вас есть...

- Я сама его создала. Точнее, мы с сестрой Кадри, ставшей его менеджером. Первый наш концерт состоялся три года назад в Финляндии. Половина состава оркестра - финны, половина - эстонцы. Играли Сибелиуса и Тормиса. Дирижировали тоже двое - Микко Франк и ваша покорная слуга. Я очень люблю свой оркестр, дорожу им. Это фестивальный состав, то есть музыканты живут и работают в разных странах, но, когда надо, мы собираемся вместе, репетируем и даем концерты. Так, к примеру, мы сделали концертную версию "Бориса Годунова" Мусоргского.

- В недавнем интервью газете "Ээсти пяэвалехт" Неэме Ярви, вот уже 20 лет живущий за пределами республики, сказал, что Эстония просто не в состоянии предоставить своим музыкантам достойные условия существования. Он рассказал, в частности, о своем племяннике Теэте Ярви, отце пятерых детей, который вынужден работать в Финляндии, чтобы содержать семью. Как вы справляетесь с материальными проблемами? Или доцент математики вас подкармливает...

- Если бы не помощь моей сестры и моих родителей, то было бы действительно трудно. Ведь наш оркестр - частный, мы не получаем денег из бюджета. У нас есть только группа спонсоров, фирмы, которые в нас верят и нас поддерживают. Да чуть-чуть, очень мало, дают денег разные фонды. Понятно, что в Эстонии недостаточно средств, и если взять их в одном месте, то другое немедленно оголяется. А виолончелист Теэт Ярви действительно работает в Лахти. Там чудесный оркестр и чудесный зал. Музыкант ведь может играть, где угодно - далеко ли, близко ли, надо только не забывать, где твои корни.

- Вы со своим оркестром играли в Таллине, Тарту, Пярну...

- Сейчас получили приглашение в Лондон. Но проезд, визы, инструменты, отель... Гастроли оркестра - это очень дорогостоящее мероприятие, и неизвестно, одолеют ли все эти проблемы те, кто нас приглашает.

- О вас уже много писали в республиканской прессе. И всегда о том, что вы с сестрой Кадри - близнецы, что вы похожи, как две капли воды, обе окончили музыкальную академию, только Кадри занимается хоровым дирижированием, а вы - симфоническим. Наш фотокорреспондент сфотографировал вас, неразлучных сестричек, а я все-таки позволю себе задать вам один-единственный вопрос на эту тему. Большинству людей дано увидеть себя, вернее, свое изображение только в зеркале. В отличие от близнецов. Каково это психологически - все время общаться со своим двойником?

- Мне не с чем сравнивать, ведь у меня нет другого опыта. Кадри и я - мы всегда были вместе. И сейчас рядом, хотя я живу с 83-летней бабушкой, а она - отдельно. Как люди, как личности мы с сестрой очень разные. Но мы хорошие коллеги, потому что во многом дополняем друг друга.

- Бабушка, наверное, приходит на ваши концерты? Представляю, как ей хочется шепнуть соседям, что за дирижерским пультом - ее внучка...

- А это и так видно. Она сидит в зале, подавшись вперед, с букетом в руках, и на ее лице все написано.

- Под занавес немного личное. Мои далекие студенческие годы прошли в Ленинграде, а многие вечера - в бело-красном зале Ленинградской филармонии. Правда, довольно часто не в самом зале, а на хорах - по причине мизерности студенческой, а затем и аспирантской стипендии. Мне посчастливилось слушать Леопольда Стоковского, Юджина Орманди, сэра Артура Блисса, Андре Клюиттенса, Курта Зандерлинга, Евгения Мравинского, Натана Рахлина и других. Я не критик, не знаток музыки. Просто люблю ее слушать, она меня завораживает, окрыляет, врачует душу. Во время концертов этих потрясающих дирижеров в зале возникала какая-то удивительная атмосфера праздника, что-то очень доброе, когда хотелось поделиться радостью с соседом, обнять все человечество... правда, до первой автобусной остановки, где тебя отшвыривали в сторону, чтобы самим пробиться в переполненный общественный транспорт. И вот что я вам скажу: ваши концерты напомнили мне ту чудесную атмосферу и то же чувство праздника. И не только мне одной.

- Это самый большой комплимент, который можно услышать. Мы стараемся именно для вас - зрителей. И хочется работать дальше. Ведь дирижер симфонического оркестра, в сущности, довольно одинокая профессия...

- Спасибо за беседу. И успехов вам!

На снимках:

За дирижерским пультом (фото из журнала INTIME).

Кадри и Ану Тали (справа).

Фото Александра ПРИСТАЛОВА.