Генералы таллинских трущоб

Любовь СЕМЕНОВА.

Место, куда мы приехали, называется Коплиские линии. Удручающее впечатление от увиденного не поддается никакому описанию. Потому что такого количества сконцентрированных в одном месте не пригодных для проживания домов, в которых живут люди, нет ни в одном районе города. На всех Линиях стоят только какие-то жуткие строения, и ничего более-менее радующего глаз вокруг нет. Казалось бы, не то что жить, существовать здесь невозможно ни при каких условиях. Тем не менее жизнь и здесь не умерла. И здесь тоже живут люди, хотя ту жизнь, которую они ведут изо дня в день, жизнью назвать можно только с огромной натяжкой.

Причины, по которым они сюда попали, самые разные. Можно обвинять в бедах самих людей. Да, многие виноваты в том, что оказались слишком слабыми и не смогли устоять перед напором "новой жизни". Другим повезло немного больше: они барахтаются, как могут, пытаясь хоть как-то создать видимость нормальной жизни. Трудно, но терпеть и подтягивать животы давно научились, а расслабиться пока оснований не имеется. Сколько людей - столько судеб.

Самый ужасный и жалкий контингент, безусловно, те опустившиеся, спившиеся личности, которые когда-то имели и квартиры, и работу, обеспечивающую им какую-никакую нормальную жизнь. Со временем квартиры и уют оказались для них гораздо менее ценными, чем возможность и необходимость ежедневно находиться в плену алкогольных иллюзий. Теперь уже является признанным фактом, что алкоголизм - это болезнь, но болезнь, как ни крути, все-таки добровольная, и начинается с подачи самого же будущего больного.

Таким людям уже все равно, как жить, в каких условиях, лишь бы сверху не капало, да было что выпить и где полежать. В комнатах - свалка вещей, видимо, собранных на ближайших помойках. Запахи - всевозможные, кроме приличных. На появление полицейского и на удостоверение с жетоном почти не реагируют, так как страшного ничего не совершили в силу своей отреченности от жизни и неспособности по пьяни даже к передвижению в пространстве, а если что и украли, где плохо лежало, так ведь не пойман - не вор. На просьбу предъявить документы тут же их предъявляют. Благо, далеко тянуться не надо - все тут, под рукой, документ наготове на случай проверки. Вот только документы (удалось заметить) давно уже недействительные, определяющие принадлежность предъявителя к гражданству страны, которой уже добрый десяток лет на карте мира не существует. Какое тут разрешение на жительство или на работу? И речи об этом не идет.

Никакой агрессивности ни в словах, ни во взгляде, ни в жестах. Полная отрешенность и отсутствие всякого интереса к жизни. Есть человек - вот он, сидит перед тобой, и нет его. Страшно. Потому что ведь когда-то это тоже были, возможно, приятные и интересные люди. И матери у них, полагаю, имелись, которые уж наверняка не такой судьбы желали своим детям.

Этот контингент доставляет много хлопот полиции: без документов, без работы. А отсутствие денег толкает на воровство. Что вполне объяснимо. Жить-то чем-то надо.

Но не только такие люди живут в этих домах. Есть больные и просто неудачники. Таисии Тимофеевой 72 года. Больная женщина. Пенсия 1267 крон. Прописана на Лаевастику, но в квартире случился пожар, а отремонтировать ее не на что и жить в ней тоже невозможно. Вот и живет здесь, у дочери, которой, по словам матери, "пятьдесят четыре, наверное". Дочь по "молодости" еще не на пенсии, а по "старости" на работу уже нигде не берут. Вот и живут на одну пенсию. Есть внучка, которая живет отдельно, и тоже не очень-то богато, чтобы помочь.

Самый большой контраст - окна. С выбитыми стеклами, забитые фанерой рамы, следы пожарищ. А рядом - чистенькие шторки, цветы на подоконниках. Но таких мало. Очень странная и неприятная картина. И еще - белье, развешанное на веревках. Пьяницы вряд ли себе стирают.

А перед домами по 5 линии на полянке играют детишки. На скамеечке за ними наблюдает мама, заодно читая книгу. Это Светлана, и ей 40 лет. Живет здесь уже на протяжении тринадцати лет, с тех пор, как вышла замуж. Здесь же родились дети. Старшей девочке сейчас десять лет, еще два мальчика: шесть и четыре годика. В доме, где когда-то было много жильцов, теперь на 30 квартир остались только Светлана с мужем и детьми. Остальные - кто умер, кто уехал. А пустующие комнаты постепенно заселяются лицами без определенного места жительства. Все удобства в доме - вода, туалет - находятся в коридоре. Водопровод представляет из себя доисторический кран с холодной водой, торчащий прямо из стены, где-то на уровне коленей, из которого можно налить ведро воды, а дальше - используй по назначению: хочешь - ванну наполняй, хочешь - бассейн. По словам Светланы, "еще можно жить, потому что в соседних двух домах вообще воды нет, они к нам с ведрами приходят". Удивительно, как иные привыкли безропотно принимать предлагаемые условия и даже проявлять удовлетворенность наличием каких-то элементарных, если так можно выразиться, "благ".

На вопрос о перспективе выбраться отсюда Светлана ответила: "А никаких перспектив. Чтобы купить квартиру, денег нет. Муж один работает, а я не могу детей оставить одних на целый день. А детский сад съест ползарплаты, которой едва хватает, чтобы не умереть голодной смертью. Правда, нам тут присылали бумаги, предлагая другое жилье. Но те комнаты еще хуже. А еще к нам сам мэр наведывался. Тут дом один сносили, так он на тракторе сидел, рычаги двигал. Хоть посмотрели на него. Вот только не меняется ничего к лучшему".

Чуть поодаль на веревке сушится белье - детские распашонки и ползунки. И женщина с коляской. Зовут ее Нина, 50 лет. Живет здесь вместе с мужем и четырьмя детьми уже шестой год. Теперь вот внучка появилась два месяца назад. Перебрались сюда после того, как их выселили по суду из квартиры в Мяннику за долги. "Как же так получилось, что не смогли оплачивать квартиру?" - спрашиваю. "В то время оба были без работы. Денег на оплату жилья не было совсем. А еще дети на руках. Правда, потом детский инспектор сказала, что надо было прийти до суда, еще можно было что-то сделать, а когда решение суда имеется - уже все. Самое страшное то, как сам процесс выселения происходил. Просто вынесли все вещи и выбросили в карьер. Дворника попросили нам сказать, где вещи сложили. А тот дворник в месяц два дня трезвый. Естественно, ничего не сказал, забыл просто-напросто. Мы потом уже нашли наши вещи, но спасти удалось только стиральную машину. Все остальное уже успели растащить, даже детскую одежду. Вот в чем были, в том и остались. Так сюда и пришли. Здесь нашли три комнаты, где бомжи раньше жили. Вот только ремонт сделать, наверное, так никогда и не сможем.

Мы ведь нелегалы. Живем и всего боимся. Хотя я в Таллине тридцать лет уже живу, двадцать пять проработала на рубероидном заводе, пятнадцать из них - в горячем цехе. Но не подали вовремя документы на вид на жительство, не было денег ни на что. Правда, теперь нам вроде бы разрешили подавать на вид, но опять денег нет на фотографии, на копии всякие. Муж один работает, но ведь нелегал, а хозяин платит зарплату, только если настроение у него хорошее. И не потребуешь, прав никаких не имеем. И никаких дотаций ни на детей, ни на внучку".

Ужасно думать о таком, но и этот маленький розовый пупсик с пустышкой, родившийся в этой стране, и у которого мама родилась здесь же двадцать лет назад, - тоже нелегал.

Люди, живущие в потрясающей нищете, бесправные. Можно ли огульно обвинять их во всем, что случилось с ними? Я не решаюсь. И когда у них рождались дети (а самому младшему сейчас пятнадцать), они еще жили совсем в другой стране, когда даже мысли не было о том, что эти дети и сами они станут ненужными своей стране. В то время многодетная мать была окружена заботой государства, как оно и должно быть по уму. И как теперь легко можно выкинуть человека на свалку, не интересуясь дальнейшей судьбой его самого и его детей. А ведь они не пересекали нелегально границу, не переплывали Нарву, чтобы попасть сюда жить. А приехали работать, отдали полжизни стране, которая, не задумавшись, дала им пинка.

И скольких несчастных людей еще примут на жительство эти трущобы, особенно после принятия последних решений о подорожании всевозможных коммунальных и прочих услуг в комплексе с отменой дотаций малообеспеченным, которых у нас слишком много рядом с малочисленными "многообеспеченными"? Пенсионеры уже стоят в очереди первыми. Покажите им, где тут пустые комнаты.

Но коплиские трущобы - не единственное место в городе, где пытаются выжить люди. Кроме единичных вкраплений подобных мест обитания во всех старых районах города, есть целая группа домов на Акадеэмия теэ, откуда почти каждый день поступают новости криминального характера, и создается впечатление, что тут ежедневно кого-то режут, колят или душат. Но и здесь живут люди, которым некуда уехать. И среди этого кошмара растут дети, которые не представляют себе другой жизни, а вырастая, вполне реально могут стать либо жертвами, либо - с другой стороны.

Раньше эти дома были общежитиями для молодых. По коридорам здесь бегали дети, на лавочках возле домов сидели старушки, развлекаясь перемыванием косточек соседям и друг другу. А теперь сюда съезжаются, продавая квартиры, разные люди, порой ужасные, агрессивные, порой - никакие.

Ирина живет здесь с 1987 года, когда еще существовала возможность получить квартиру по линии Минстроя (была тогда такая могущественная организация, благодаря стараниям которой и приехало в Эстонию на стройки так много будущих иностранцев). Но с получением квартиры ничего не вышло. И теперь живет Ирина с шестнадцатилетней дочерью-школьницей в комнатушке, за которую надо ежемесячно еще и платить по пятьсот крон. А вокруг - похожие на притоны (а зачастую такими и являющиеся) комнаты и опять же разнокалиберные темные личности, бродящие с непонятными целями по темным полусгоревшим коридорам. На двадцать три квартиры на этаже - только три приличные семьи. За последние годы ими пережито многое: и пожары в доме, и убийство в пьяной драке по соседству, и взрыв в притоне наркоманов при варке зелья.

И тоже никаких надежд на улучшение жилищных услових. Купить даже не самую лучшую однокомнатную квартиру невозможно при ее зарплате в 2000 крон ежемесячно (100 крон в день - пожалуй, самая распространенная "женская" зарплата в нашем городе). Разве что вместе с дочерью помечтают о том, что когда-нибудь их дом кто-то купит у АО "ЖЭУ Строителей" и сделает ремонт. Как, оказывается, мало нужно для счастья.

Впору писать новый роман "Отверженные XXI века".

Разве можно винить людей в том, что что-то в жизни не сложилось, не удалось? Не каждый может быть сильным, люди разные, и не их в этом вина. Хотя, говорят, теперь наступило время сильных людей, а куда же слабым - к стенке, чтоб не мучались? Нельзя же их выкинуть из жизни только потому, что локти не слишком сильные и зубы не очень острые. В любом случае они остаются людьми, нравится это кому-то или нет.

На стене одного из домов вдруг замечаю обрывок предвыборного плаката "Союза Отечества", на котором четкими буквами - красивые многообещающие слова: "во имя лучшей жизни". Чьей, позвольте спросить? Не тех ли 175 миллионеров, внезапно появившихся откуда ни возьмись в малюсенькой нашей республике, которую не на каждой карте сразу отыщешь? Или обособленной компании, можно даже сказать, тесной группы других, особо сообразительных, знающих, где что взять и куда это взятое поудачнее положить, чтобы с этого поиметь, да побыстрее и побольше. Или, может быть, тех, кто изобретает законы один изощреннее другого, позволяющие выкидывать детей и стариков из квартир, являющихся по западным меркам вовсе даже не квартирами, а конурками, но за которые платить приходится относительно наших "великих" зарплат и пенсий очень даже прилично.

Нет, за этих можно не волноваться: они, на мой взгляд, недурно устроены и дальше будут жить также неплохо, даже, надо думать, лучше. А в сравнении со все более нищающей публикой так и вовсе круто. К тому же из отражающих солнышко окошек навороченных "мерсов" и других подобных средств передвижения (не путать с предметами роскоши) Коплиские линии не видны, а на Акадеэмию можно и не ездить. Разве они там что-то забыли?

P.S. На рынке Ласнамяэ часто можно встретить бородатого, неухоженного человека. Возраст определению не поддается, но человек не молод. Сразу видно, что жить ему негде. Прошлым летом ночевал под балконом девятиэтажки. Зимой пропал, а ближе к лету появился вновь. Видимо, сменил место обитания. Весь гардероб - на нем, один и тот же, состоящий из массы разных вещей, независимо от погоды. И множество полиэтиленовых пакетов в руках, в которых умещается все его имущество (и "мебель", и "кухонная утварь").

Он не всегда так жил. Когда-то была и семья, и работа. Были и два высших образования, которые, впрочем, и сейчас при нем. Но случилось так, что человек заболел, и был помещен в психиатрическую клинику. Не стало ни семьи, ни работы.

А потом не стало и крыши над головой, даже в виде больницы. Потому что пришла свобода, новая власть, а вместе с ней нехватка денег на лечение и содержание таких больных. Самых тяжелых оставили, а таких, безобидных и неагрессивных, выпустили на волю, не спросив, а есть ли им куда идти, и нужны ли они кому-то. И человек оказался на улице. Предполагаю, что сначала ему было очень трудно, но теперь привык. Проводит время в беседах с самим собой, улыбается людям.

Наши вечно сердобольные женщины, не самые богатые, зная его историю, пытаются помочь. А он, бывший интеллигент с хорошим, видимо, воспитанием, отказывается брать деньги. При этом извиняется и говорит: "Что вы, не нужно. У вас дети, вам труднее". Хотя от пирожка не откажется. Его не обижают даже подростки, жалеют, дают сигареты. Иногда акселератики наши предлагают выпить пива или джина. Отказывается, потому что не пьет. Можно ли винить его в том, что он так существует? И кого вообще в таком случае винить, если у нас никто ни за что в общем-то не отвечает?

Л.С.