Бодался русский люмпен с эстонским трамваем

Михаил ПЕТРОВ.

Вышел в свет новый номер журнала "Таллинн". В нем опубликована подборка материалов на волнительную для русскоязычного населения Эстонии тему интеграции в эстонское общество. Представлены три точки зрения: советника Министерства образования ЭР Юри Валге, независимого исследователя и журналиста Вадима Полещука и писателя Михаила Веллера.

Ошибка в выборе принципа

Статья чиновника Юри Валге представляет собой относительно скучную отписку в стиле наукообразных рапортов Европейскому союзу на тему интеграции, однако в самом начале статьи есть довольно любопытное признание в том, что эстонские политики с одобрения и при поддержке большинства эстонцев избрали путь восстановления правовых отношений, прерванных в 1940 году советской оккупацией:

"В качестве принципа такой выбор был безусловно оправдан, в действительности же порой нереален (нереализуем), иногда же для его реализации требовалось решить много сложных проблем".

Оправдывая выбор принципа, Юри Валге признает его частичную нереализуемость. Проблема заключается в том, что эстонский народ не сам выбрал принцип, а одобрил и поддержал то, что предложили ему политики. Предлагая принцип, политики умолчали не только о трудностях, связанных с его реализацией, но и о том, что в определенных ситуациях он вообще будет нереализуем.

Мы вынуждены признать, что политики обманули народ. Принцип, который невозможно реализовать на практике, должен быть безжалостно отброшен.

Реферат по новейшей истории

Работа Вадима Полещука представляет собой добросовестный студенческий реферат на тему новейшей истории, не замутненный собственным видением интеграционных проблем и путей их разрешения. С известной точки зрения, реферат представляет собой любопытное явление как попытка осмысления новейшей истории Эстонии, сделанная с таким расчетом, чтобы невзначай не обидеть сильных мира сего слишком "объективными" оценками.

Полещук подтверждает, что эстонская элита, принимая решение о создании национального государства, знала обо всех связанных с этим сложностях, однако он ошибочно приписывает элите расчет на добровольный исход неэстонского населения из страны после восстановления независимости.

В реферате Полещука не упомянуты события, непосредственно предшествовавшие восстановлению независимости Эстонской Республики. На развитие политической ситуации в стране решающее значение оказала так называемая перестройка и политика гласности. В этот период националистически настроенная эстонская элита пыталась инициировать цвивилизованный процесс "развода" с Советским Союзом. Для этого был начат процесс внедрения собственной экономической политики, в основе своей социалистической, но с элементами либерализма.

Программа IME была воспринята в Москве крайне негативно. Будучи реализованной даже частично, она вполне могла сыграть роль аварийного клапана и оттянуть распад СССР еще лет на 10-15. Во всяком случае, распад мог бы не носить столь катастрофического характера.

Августовский путч в Москве явился для эстонской элиты полной неожиданностью, внезапно свалившаяся на нее независимость - непосильным грузом. В период перестройки элита пыталась заручиться поддержкой во всех слоях населения Эстонии и охотно раздавала так называемые "зеленые карточки" Конгресса Эстонии. Если бы элита уже тогда надеялась на цивилизованный исход всего неэстонского населения, то получить карточку конгресса всего за три рубля смог бы далеко не каждый желающий.

После обретения независимости вопрос о "цивилизованном" исходе вообще не стоял в повестке дня, потому что первоочередными стали вопросы передела бывшей социалистической собственности и восстановления прав собственности, упраздненных советскими законами. Закон о гражданстве отсекал от этого внушительного "пирога" большую часть неэстонского населения и одновременно осуществлял идеологическое прикрытие передела собственности. Именно идеологическое прикрытие имеет в виду Юри Валге, говоря о нереализуемом на практике, но избранном политиками принципе восстановления независимости. В целом передел социалистической собственности уже завершился, и теперь дискриминационные законы утратили "экономическую" часть своего содержания. Идеологическое и юридическое несовершенство этих законов определяет нереализуемость избранного принципа отношений с неэстонским населением.

Почему "независимый" журналист и юрист, взявшийся описать новейшую историю Эстонии, избегает упоминать факты, которые "вопиют" о нарушении писаных и неписаных (нравственных) законов?

Внутренняя эмиграция

Наиболее интересную часть подборки в журнале "Таллинн" представляют размышления писателя Михаила Веллера (ранее были опубликованы в еженедельнике "Вести"), представляющие любопытную попытку соединить взгляд изнутри и взгляд со стороны. Взгляд изнутри дается писателю сравнительно легко, но для того, чтобы взглянуть на себя со стороны, ему приходится покидать пределы физического естества.

По мнению писателя, в годы советской власти русский люмпен хотел, чтобы в Эстонии было так же хорошо, но без эстонцев, а сами эстонцы хотели независимости и того, чтобы все русские уехали в Россию. Утверждение о том, что Эстонию населяли преимущественно русские люмпены, и утверждение о том, что все эстонцы жаждали независимости, представляются сомнительными. Воспроизводству люмпенов в массовом количестве эффективно препятствовали "антигуманные" советские законы, а среди эстонцев было великое множество коллаборационистов, с энтузиазмом сотрудничавших с "оккупационной" властью и жадно кормившихся из ее рук.

По мнению Веллера, Эстония всячески противится русскому этническому представительству, чтобы эстонский народ не исчез с лица земли. "Господа русские, - обращается к нам писатель, - если кто этого не понимает, - пусть он оставит надежды по душам договориться с эстонцем". Эстонский народ, веками не имевший собственной государственности, живший под гнетом датчан, немцев, шведов и русских, не только не исчез с лица земли, но сумел сохранить свою идентичность. Почему вопрос об исчезновении эстонского народа столь остро возник вместе с обретением независимости? Может быть, обострение этого вопроса спровоцировало не русское население Эстонии, а ничем не сдерживаемый натиск западной цивилизации и англоязычной массовой культуры?

Уместно напомнить, что сам писатель еще в советское время совершил акт внутренней эмиграции из Ленинграда в Таллин (с одним "н") именно в поисках комфортной жизни, а не для того, чтобы по душам разговаривать с эстонцами. Те, кого он называет "русскими люмпенами", в большинстве своем оказались в Эстонии вопреки своей воле и в силу обстоятельств. Они приехали в Эстонию не за колбасой и внутренней творческой свободой, а потому, что за них приняла решение власть. За колбасой и свободой в Эстонию приезжали те, кто мог преодолеть жесткие правила паспортного и пограничного режимов (мы стали себе позволять роскошь забывать о том, чем были для нас правила прописки в столицах союзных республик и приграничных городах, а жаль - искажается историческая перспектива).

Веллер пишет, что русские в Эстонии угодили под трамвай истории, но, позвольте, вместе с нами трамвай, кажется, переехал и самого писателя Веллера, а иначе откуда у него этот взгляд со стороны - "господа русские", "господа эстонцы"?

Как бы там ни было, но дискуссия, которую затеял "Таллинн", должна быть признана чрезвычайно полезной. Дискуссия должна быть продолжена, должны быть высказаны все точки зрения на возможные пути движения "трамвая новейшей эстонской истории".