Да будет земля тебе пухом

("Luup").

В Эстонии некоторых животных хоронят, как людей, а некоторых людей - как животных...

Триста собак, сотня кошек, несколько черепах, кролик и морская свинка. Все они покоятся на кладбище для животных на земле хутора Юлетеэ в волости Йыэляхтме. Покоиться под надгробным камнем стоимостью 5000 крон хотел бы и какой-нибудь пожилой человек, у которого нет родственников. Такой камень стоит, например, на могиле тибетского мастифа Альфа. Его хозяин наконец-то смирился с утратой и приобрел нового пса за 17 000 крон. Есть люди, которые были бы благодарны и за более скромное надгробие. Например, за такое, которое установлено на могиле морской свинки по кличке Пийксу. Хутор Юлетеэ был когда-то одним из самых видных в Эстонии. На месте нынешнего кладбища для животных паслось когда-то стадо фризских коров. В 1935 году хутор признали племенным хозяйством первого класса. Во время мартовской депортации хозяйку хутора, ее дочь и маленького сына отправили в Сибирь. Ребенок умер по дороге. Хозяина Ханса Сиркеля в ту роковую ночь не было дома, что стало с ним потом - неизвестно. И сегодня хутор этот видный. На столбе ворот сверкает гордый герб Lions' Club, который оказывает поддержку кладбищу животных. Во вторую половину Ноева ковчега ведет аллея из плакучих ив, посаженная прежним хозяином. Нынешний хозяин - бывший ветеринар Тийт Труумаа. Кладбище для животных в этом красивом месте существует уже пять с половиной лет. Могилы ухоженные. Скорбящие время от времени приходят сюда вспомнить своих дорогих покойников. На Пасху некоторые приносят на могилу своей собаки крашеные яйца. "В некоторых семьях животное является членом семьи", - объясняет Труумаа. Надписи на кириллице на надгробных плитах встречаются чаще, чем на эстонском. "Русским просто негде хоронить животных. У эстонцев есть дома в деревне, сады и другие места, где можно похоронить домашних любимцев". Когда Труумаа хоронил черепаху, он так и не понял, умерла она или никак не могла проснуться после зимней спячки. "Ее останки сохранятся дольше других, панцирь ведь не разрушается сотни лет", - звучит в его голосе светлая нота. Черепаха успела дожить до возраста получения паспорта - до 16 лет. Пока еще не было случая, чтобы кто-то велел высечь на надгробии животного также и свою фамилию.

Похороны жертвы ESS

Когда на похоронах присутствует много народу, Труумаа заменяет оркестр - играет на губной гармошке траурные мелодии. Приходится и речь держать у могилы. О покойных животных он говорит, как о людях. "Собака - тоже друг человека, может, более верный, чем иной человек". В слезах недостатка нет, иногда они текут ручьями. "Вот сегодня привезли из Кохтла-Ярве собаку. Поплакали, рюмочку пустили по кругу. Все, как полагается". Собака погибла, героически защищая своего хозяина от сотрудников ESS, которые хотели отвезти его протрезвиться. "Собака - одно из средств интеграции, - рассуждает Труумаа. - Если, например, в парке гуляет женщина с собакой, можно к ней подойти, поговорить о собаке. Вот и отношения наладились! Русские приходят в общество Kennel, большинство членов которого - эстонцы. И большая любовь к собакам заставляет их говорить по-эстонски". В последнее время кошек здесь хоронят отдельно от собак - на краю кладбища. Как будто и в раю животных они могут поцапаться. Труумаа показывает одно из самых ценных надгробий на кладбище. Сверкающая белая статуя кошки как будто охраняет дух усопшей Муси. Особенно эффектно памятник, очевидно, выглядит в темноте. Могилами сейчас занято около 3500 квадратных метров, но кладбище расширяется. Устраивают и украшают могилы сами владельцы. Хозяин Труумаа только хоронит. При оформлении могил на кладбище пытались следовать когда-то признанным традициям каменных могильников Йыэляхтме. В этом же Маардуском карьере местная мафия птицефабрики утопила "черных" людей, привязав к их ногам уличные булыжники. В общем, с ними поступили так, как раньше поступали со щенками или котятами. "Мы попытались сделать что-то противоположное. Может, станем более человечными", - с гордостью говорит Труумаа.

Сектор морских свинок

Раньше животных можно было хоронить даже в гробу - материал получали с картонной фабрики. Но она переехала в Таллинн. Теперь животных хоронят так, "как создал их Господь". Труумаа считает, что природа принимает их такими более охотно. Иногда ему приходится выступать в роли духовника. "Когда у человека большое горе, он хочет как бы открыться кому-нибудь. Нужно уметь слушать, за это он бывает очень благодарен". Кошку хоронили русская девушка и эстонский парень, очень красивые и интеллигентные люди. Они пять лет женаты, а детей нет. Кот Оскар был для них всем. Когда он умер, его похоронили в маленьком детском гробу. За могилой хорошо ухаживали. Потом вдруг надолго исчезли. Выяснилось, что у них родился ребенок. "Кто хорошо относится к животным, тот и к людям хорошо относится", - защищает Труумаа своих странных клиентов. Он отводит нас в уголок кладбища, где свое последнее пристанище нашли маленькие животные - белые крысы, морская свинка, попугаи и мыши. Труумаа готов хоронить здесь даже лошадей - как это делается в других странах. "Место есть! Любовь к лошадям у нас возникла совсем недавно, так что все еще впереди". За неделю Труумаа получают заказ на 2-3 захоронения. Город, видимо, убивает животных - многие собаки живут всего 4-5 лет. Рейн Раннамяэ из Lions' Club говорит, что они поддерживают это кладбище как морально, так и материально. Члены клуба провели там два субботника и посадили кустарник, заказали в Художественной академии проект часовни. "Это фантастика! - хвалит Раннамяэ место упокоения животных. - Даже на Пярнамяэ нет такого порядка". Но в последний год клуб утратил связи с кладбищем. Однако Раннамяэ доволен, что такое кладбище есть. Перед его открытием люди не были уверены - достойны ли животные такой большой чести. "Но мы не в состоянии оказывать поддержку всем".

Братская могила в мирное время

У Яака Таэваса с кладбища Лийва, коллеги Тийта Труумаа, нелегкая обязанность - хоронить неизвестных людей. Обычно это тела погибших, личность которых не удалось установить полиции. Больше всего их бывает зимой, потому что холод убивает. И если работник кладбища находит в останках усопшего паспорт, халатность полицейских можно по-человечески понять, потому что некоторые покойники распадаются на части. Второй разряд - люди, имена которых известны, но у них нет родственников. Если они подозреваются в преступлении, полиция не разрешает их кремировать. Их могилы отмечены фанерными дощечками - правда, с именем. "Мы хороним людей с паспортами и людей без паспортов. Конечно, могилы людей без документов не украшаются ничем", - говорит Таэвас. Пару раз в год случается, что полиция велит вырыть чье-то тело, потому что надеется найти нить преступления или опознать человека. По поводу неизвестных слез, разумеется, не льет никто. В последний путь их отправляют в простом грузовике. Похоронную процессию составляют торопливые могильщики. Конечно, транспортное средство могло бы быть и закрытым, но открытый кузов легче мыть, да и водителю проще. Яак Таэвас размышляет, как бы доплатить могильщикам, потому что иногда тела неопознанных людей лежат в морге месяцами. "Могильщики - молодые, славные ребята". Таэвас говорит, что солиднее было бы покойников кремировать. Если у кого-то из них появится родственник, урну с прахом человека перезахоронить проще. Хоронят таких покойников в обычном "сыром" гробу, то есть без украшений. Чтобы поскорее покончить с неприятной процедурой, роют общую могилу и хоронят в ней сразу 4-5 покойников. Общие могилы копали на кладбище Лийва и во время последней войны, но тогда они были намного длиннее. В 1944 году на Лийва похоронили немецких военнопленных. Неизвестные составляют примерно десятую часть от числа похороненных на кладбище Лийва. В прошлом году их было 177. Точку их жизни ставит вбитый в землю колышек с фанерной табличкой с номером. В бухгалтерии все должно быть в порядке. Скоро холм сравняется с землей, вырастет трава. Сектор захоронений неизвестных на кладбище Лийва напоминает лунный пейзаж. Природные впадины дополняются углублениями, где кто-то добывал песок для строительных целей. Яак Таэвас хотел бы выровнять площадку бульдозером, привести пейзаж в порядок, но это стоит миллионы. В год хоронят примерно столько же животных, сколько достопочтенных граждан. За похороны неизвестного город платит кладбищу 600 крон. Еще ни одна благотворительная организация не проявила интереса к работе Яака Таэваса.

Комментарий психолога Вольдемара Колга

Домашние животные всегда были продолжением человека. Домашних животных создавали по подобию человека, как Бог создал человека по своему подобию. Человек для домашних животных Бог. Он решает, что собаке есть - бросить ей кость или подать креветок на блюде, как похоронить - просто вырыть яму или отправить ее в мир иной под звуки оркестра, установив на могиле памятник. Отождествление животного с самим собой говорит о ценностях человека и о его внутреннем мире. Первая реакция такова: если животное было человеку так дорого, то кто может ему это запретить? Пусть человеку, который считает животное продолжением себя, будет хорошо. Но если подумать - а это право отнять нельзя, - то начинаешь сомневаться, хорошо ли отождествлять себя с животным? Разве между человеком и животным нет никакой разницы?

Разве у животного спрашивают разрешение, когда его наряжают, как человека, в одежду, кормят, как человека, хоронят, как человека? Вот так возникает вопрос о правах животных. Есть ли у них права вообще? Во всяком случае, люди могли бы подумать: можно ли с животными творить все, что угодно, или нужно ограничить свои действия? Нужно ли испытывать почтение к царству растений и животных? Этот же вопрос возникает относительно генетически модифицированных животных. Хорошее ли это явление - генетически модифицированный лосось? В нашем случае речь, разумеется, идет о социальных, а не о генетических модификациях. Может ли человек делать все? Дальше начинаешь думать о других людях. Ведь человек не живет в этом мире один, рядом с ним живут другие люди, превратившиеся из животного в человека. Среди них есть те, кто никогда не ел креветок, и чью могилу отметит фанерная табличка с номером. И вот перед человеком стоит дилемма: следует ли считать, что этот факт задевает мое человеческое достоинство? Касаются ли меня эти люди, оставшиеся/оставленные без человечности или нет? Смогу ли я, узнав об этом, относиться к своим домашним животным, как к людям? Есть ли солидарность внутри вида? Дилемма потому и является дилеммой, что хорошего решения ей нет, но способ решения дилеммы указывает на ценности человека, на его сущность. В нашем обществе мало любви к людям и больше эгоизма. Поэтому из домашнего любимца делают замену человека, а на несчастных плюют. Не мое, мол, дело, если кто-то рядом со мной подыхает. У меня есть предложение: взять немного денег из бюджета своего любимца и перевести их, например, в Фонд Человечного Захоронения. Разве не было бы человечно, если бы людей хоронили по-человечески?