Чем баски похожи на нас?

Анна ЛИТВИНЮК.

Интеграция? Да ее на самом деле не существует и существовать не может. А разговоры о ней - всего лишь игры интеллектуалов, заметил недавно один мой знакомый эстонец. Вчитываясь в достаточно обобщенные положения государственной программы интеграции в эстонском обществе на 2000-2007 годы, приходишь к выводу, что сомнения в реальности интеграции определенной части общества вполне обоснованы.

Чего стоит хотя бы высказываемая в программе идея о необходимости существования "общей составляющей", вокруг которой смогли бы объединиться живущие сегодня в параллельных мирах общины эстонцев и неэстонцев. Проштудировав одобренную правительством программу интеграции в поисках смысла "общей составляющей", обнаружила следующее высказывание: "Интеграция на уровне индивидов формирует в публичной сфере общества единую составляющую, которая функционирует на базе эстонского языка и единых социальных институтов и демократических ценностей... Прочная общая составляющая эстонского общества территориально детерминирована с Эстонией (?) и опирается на общий язык - эстонский, который положен в основу деятельности институтов публичной сферы. Интеграция индивидов в эстонском обществе вокруг прочной общей составляющей происходит путем достижения целей коммуникативно-языковой, политико-правовой и социально-экономической интеграции. Основанная на последних прочная общая составляющая эстонского общества состоит из следующих элементов публичной сферы:

- общие гуманистические и демократические ценности;

- единое информационное пространство и среда общения на эстонском языке;

- единые государственные институты;

- знание основных фактов истории Эстонии, признание ценности статуса гражданина ЭР и осознание мультикультурного характера эстонского общества".

Честно говоря, понять из этих достаточно общих фраз, что же такое эта "общая составляющая" и что все-таки подразумевают авторы программы под словом "интеграция", кроме знания эстонского языка, фактов истории и лояльности к эстонскому государству, мне так до конца и не удалось. Больше ответов на интересующие меня вопросы прозвучало на одном недавно состоявшемся мероприятии. На рабочем семинаре "Интеграция в Эстонии: проблемы и перспективы" собрались представители различных общественных организаций, академических кругов, государственных структур, политики, юристы, чтобы сформулировать собственное видение проблем, существующих в этой области в Эстонии. Семинар был организован Центром информации по правам человека и проходил в здании Института экономики и управления.

На нем выступили с докладами советник бюро министра ЭР по делам народонаселения Танель Мятлик, профессор Таллиннского Педагогического университета Мати Хинт, профессор Тартуского университета Сергей Исаков и другие интересующиеся вопросами интеграции лица.

Ну чем мы хуже басков?

Наиболее подробно г-н Мятлик рассказал о четырех подпрограммах - "Образование", "Образование и культура этнических меньшинств", "Обучение взрослых эстонскому языку", "Общественная компетентность", - именуемых авторами программы составными частями интеграционного процесса в языково-коммуникативной, политико-правовой и социально-экономической сферах жизни.

Особое впечатление на собравшихся произвел пример советника министра по делам народонаселения, сравнивающий положение национальных меньшинств в Эстонии с положением басков в Испании. Поскольку в ближайшем будущем в русской школе не менее 60 процентов предметов будет преподаваться на государственном языке (это обстоятельство, по мнению Т.Мятлика, должно развеять ужас перед переходом русской школы на эстонский язык обучения и является показателем того, что интеграционная политика не направлена на ассимиляцию национальных меньшинств), нам стоит обратиться за опытом в Страну басков.

Оказывается, уже с 1973 года в этой автономной части Испании проводится реформа школьного образования. На сегодняшний момент в Басконии параллельно существует четыре типа школ. Первая образовательная модель предполагает преподавание всех предметов в школе исключительно на испанском языке (баскский изучается в качестве одного из школьных предметов). Вторая - параллельное обучение на двух языках (объем предметов, преподаваемых на баскском и испанском, варьируется в зависимости от школы). В третьем типе школ ученики учатся на баскском языке и испанский изучают как один из предметов, в четвертом - учебная работа идет только на испанском языке, язык басков здесь не изучают.

Анализ, проводящийся на протяжении двух десятилетий в Стране басков, показывает, что наибольшей популярностью там пользуются второй и третий типы школ. Пример басков показывает, что двуязычная школа является большим вызовом существующей у нас системе образования и исходит напрямую от чиновников от образования, учителей и директоров школ. Проведенное в нынешнем году исследование на тему межнациональных отношений показывает, отметил Т.Мятлик, что только 20 процентов неэстонцев не поддерживают переход обучения в детских садах и начальных школах на эстонский язык, около 50 процентов - высказались за такую реформу. Правда, вот точное количество и возраст опрошенных г-н Мятлик не назвал.

Альтернативная идеология интеграции

Отметил уважаемый профессор и прямую связь между процессом интеграции и соблюдением прав человека в Эстонии. Если бы Департамент гражданства и миграции не затрагивал своей работой человеческое достоинство, то условия для сотрудничества представителей двух общин могли бы быть более благоприятными. Идея скрытой "мягкой" политики мщения Андреса Коллиста всем известна, отметил М.Хинт. Интеграционную политику должны вместе развивать эстонское государство и эстонские профессионалы вместе с русскими профессионалами. Немаловажное значение имеет, по мнению ученого, и сохранение русской школы в Эстонии.

С другой стороны, считает профессор, если считать представителей русской нации меньшинством (а на это существует единая точка зрения и в Эстонии, и в Европе, и в России), то надо признать, что ни у одного меньшинства в Европе нет таких возможностей при получении образования на родном языке, как в Эстонии.

Альтернативу поддерживаемой правительством интеграционной политики М.Хинт видит в идеях Рейна Таагепера, прозвучавших в сборнике статей "Завтра увижу я Эстонию". "Мы стоим перед выбором: стать народом смешанным или вымирающим," - уверен Р.Таагепера. Интеграция возможна, считает автор, в случае, если неэстонцы проявят свою лояльность по отношению к эстонцам. Иллюзия эстонцев о возможности сохранения чистоты крови привела к созданию ныне существующей достаточно узколобой политики.

Последнее утверждение вызвало у слушателей несколько вопросов. В частности, советник Рийгикогу Леви Шер поинтересовался, о какого рода лояльности неэстонцев идет речь. Если говорить о лояльности по отношению к эстонскому государству, то ее мерилом является соблюдение существующих здесь законов и уплата налогов. В этом смысле большинство жителей Эстонии давно лояльны по отношению к своему государству. Если же говорить о лояльности к эстонской культуре или эстонскому народу, то каким образом ее можно измерить? В таком случае процесс "интеграции" можно растягивать бесконечно.

Первый опыт интеграции русских в Эстонии

Конечно, такого мудреного слова "интеграция" 60-80 лет назад в Эстонии не знали, но одноименные процессы здесь все же происходили. Правда, до 1917 года такая проблема для жителей этой части Российской империи не стояла. О ней стали задумываться начиная с 1918 года, после подписания Тартуского мира, когда число русских на территории новоявленного государства удвоилось. В те времена эта цифра составляла 8,2 процента от всего населения страны.

Правительство той поры понимало, что от разрешения этой проблемы зависит внутренняя стабильность Эстонии, безопасность государства и ее международный имидж. И действительно, в 1918-1925 годах отношение к русским в Эстонии оставалось довольно либеральным. В манифесте, адресованном всем народам Эстонии, говорилось о предоставлении всем гражданам страны, независимо от национальности, всех прав и культурной автономии. Всем неэстонцам предоставлялось эстонское гражданство.

Языком делопроизводства в местах компактного проживания русских был язык национального меньшинства. Жители Эстонии могли обращаться к правительству на своем родном языке. Депутаты национального парламента имели право выступать на заседаниях по-русски. Такой порядок сохранялся до конца тридцатых годов.

Существовал в Эстонии и Закон о культурной автономии. По тем временам достаточно либеральный и прогрессивный. Правда, весь этот либерализм распространялся на тех русских, которые жили в Эстонии до 1918 года. Любопытно, что большую часть русского населения составляли тогда крестьяне, которые большей частью не знали эстонского языка. Сложнее дело обстояло с эмигрантами из России, которых эстонское правительство побаивалось. Их старались отправить или обратно в Россию, или дальше на Запад. Несмотря на это, в Эстонии осело примерно 16-18 тысяч россиян. Они считались здесь иностранцами, и были лишены многих прав.

Через некоторое время, к концу 20-х годов, они получили гражданство. Дело было и в том, что эстонские власти тогда нуждались в услугах русских специалистов. Русские принимали участие в кодификации эстонских законов, организации банковского дела, развитии балета и оперного искусства.

Так что до определенного момента интеграция в Эстонии шла естественным путем, то есть незаметно. Это считалось личным делом каждого. В городе этот процесс шел несколько быстрее, чем в деревне. После революции в городах обычно разговаривали на трех языках: русском, эстонском, немецком.

С начала 30-х годов ситуация изменилась. От услуг русских постепенно стали отказываться. После установления авторитарного режима К.Пятса позиция властей стала более жесткой. Предпринимались меры, которые должны были укрепить и так достаточно крепкое положение титульной нации.

В 1934 году была ограничена сфера применения русского языка. Все делопроизводство с той поры велось исключительно на эстонском. В новой Конституции 1937 года национальность определялась законом, то есть принудительно. Административный аппарат во всех самоуправлениях набирался исключительно из эстонцев, даже если все население региона составляли русские. Стали закрываться русские школы и гимназии. Началась кампания по эстонизации русских фамилий. За нежелание изменить фамилию человека могли уволить с работы.

В 30-е годы завершилась и эстонизация топонимов (географических названий). Все русские населенные пункты получили эстонское название. Русский вариант названия было запрещено использовать даже в печати. Афиши любого мероприятия должны были печататься исключительно на эстонском языке.

К чему это привело? - заключил свой доклад Сергей Исаков. К возникновению национальной розни. Такая политика способствовала росту антиэстонских просоветских настроений, и в 40-м году русские приветствовали приход Красной армии. Процесс насильственной эстонизации привел не к желаемому приобщению к эстонской культуре, а к совершенно противоположному результату. Нечто подобное наблюдалось и в среде эстонской интеллигенции в 50-70-е годы.

Психология переселенцев

Один из выводов, который позволило сделать слушателям интересное выступление психолога, - мгновенной интеграции не бывает. Это подтверждается накопленным мировым сообществом опытом. Прежде чем человек приходит к фазе интеграции, его психика должна пройти еще несколько других стадий адаптации к изменившейся ситуации.

При столкновении с изменившейся действительностью у "переселенца" (именно так, считает Елена Едомских, можно назвать людей, которые пересекают не только физическую границу, но и психологическую) первоначально возникает шок, начинается стадия отторжения. Кстати, проблемы с изучением эстонского языка, возникающие сейчас у русскоязычного населения, Елена связывает именно с этой первой фазой адаптации. Далее следует стадия переработки информации, потом стадия восстановления, на которой происходит переоценка ситуации, сбор информации, выбор приоритетов, изменение шкалы ценностей. Следующей оказывается стадия приспособления, а уже только потом - интеграции, при которой у человека возникает ощущение защищенности, стабильности ситуации.

Кризис "переселенца", то есть его приспособление к новым условиям существования длится десятилетиями(!). Он является более продолжительным, чем другие психологические проблемы, переживаемые людьми. У молодого поколения при этом существует опасность возникновения негативного этнического идентитета, то есть зарождения негативного отношения к своей культуре. В ситуации, представляющей опасность не только для них самих, но и для будущего государства, находятся и семьи "переселенцев".