Жизнь в Сибири: принудительно и добровольно

Пятьдесят лет назад в Магадане поженились эстонцы Ольга Плоом (сейчас ей 83) и Валентин Кивимяги (89). Они прожили там в целом пятнадцать лет, причем во второй раз поехали в те холодные края по своей воле...

Ольга Кивимяги: “Как мы будем рассказывать - сначала он, потом я?”

- Попробуйте по очереди.

Ольга: “Вперемежку? Отлично!”

Валентин Кивимяги: ”Но у меня просьба: вопросы задавайте погромче - из-за магаданских морозов пострадал мой слуховой нерв”.

- В каком году это было?

Валентин: “Это было в сорок четвертом... Нет, в сорок пятом”.

- Почему вас выслали в Магадан?

Валентин: “Тому есть долгая предыстория. Начиная с мобилизации в российскую армию и заканчивая сорок четвертым годом, когда меня арестовали в Ярославле вместе с 12 членами Художественного ансамбля. В Ярославле у нас был мужской хор, смешанный хор, женский хор, музыканты, исполнители народного танца...”

Ольга: “Ты говори конкретнее, дед! Вас арестовали в Ярославле, в Художественном ансамбле...”

Валентин: “Ты тоже послушай, пожалуйста. Тебя там не было, ты не знаешь! Итак, я попал в число тех тринадцати, которые были самыми активными в хоре. Я был инспектором трех хоров, Эрнесакс ими руководил. Получил шесть лет. Параграф 58, статья 10, статья 11”.

Ольга: “Можно мне перебить?”

Валентин: “Да, пожалуйста”.

Ольга: “Это было так. В Государственном художественном ансамбле арестовали 13 человек, которых сочли националистами. Их посадили. Кому дали шесть лет, кому больше или меньше...”

Валентин: “Меньше никто не получил! Все получили больше, у меня был самый меньший срок...”

Ольга: “Это случилось как раз перед возвращением домой - осенью сорок четвертого в Эстонию вернулись русские. Всех 13 отвезли на Дальний Север, в Магаданскую область, на золотые прииски”.

- Говорят, для многих это равнялось смертному приговору.

Ольга: “Это было опасно, но не очень”.

Валентин: “Я на прииски не попал. Меня сразу отправили на работу в театр эстрады. Мы создали эстрадный ансамбль, я там пел. Пению я учился у Александра Ардера...”

- Заключенные выступали на эстраде?

Валентин: “Мне поначалу было странно: заключенные ставят оперетту, танцуют... Но интерес был большой. Весь город приходил на нас посмотреть в клуб имени Горького”.

- На каком языке вы пели?

Валентин: “В оперетте - только по-русски. Но у нас был квартет из эстонских парней, с ними мы пели и по-эстонски. Но больше, конечно, требовали, чтобы пели по-русски”.

- На немецком не хотели попробовать?

Валентин: “Ой...”

Ольга: “За такие шутки могли прибавить несколько лет срока. Хейно Нарва, музыковед, получил еще 10 лет. Ты не помнишь, за что?”

Валентин: “Каждую неделю все спальные принадлежности обыскивались. У него нашли журнал на немецком языке. Этого было достаточно”.

- А от чего пострадал ваш слух?

Валентин: “Когда мы приехали в Магадан, нас встречала делегация театральных деятелей города. Им нужно было поставить “Травиату”, а хора не было”.

- Верди ставили с помощью заключенных?

Валентин: “Ну да. У них же был профессиональный музыкальный драматический театр. Там было много артистов из других городов - из Московского Большого театра, из Мариинского театра в Ленинграде, ведь ссылали из всех уголков государства. Даже монголы были”.

- А немецкие пленные тоже?

Валентин: “Немцев не было”.

Ольга: “Были, почему не было? Немцы из Германии и приволжские немцы. На рояле играла Софья Теодоровна, тоже немка”.

Валентин: “Оркестром дирижировал Ладжирдо, итальянец”.

Ольга: “Музыкальным руководителем театра был поляк”.

Валентин: “А слух со временем у меня ослабел после того, как я в легкой одежде сходил в лес за дровами. Мороз был 45 градусов”.

- В июне этого года вы отметили 50 лет со дня свадьбы. Где вы познакомились?

Ольга: “Я об этом расскажу, у меня складнее получится. Познакомились в Магаданском театре. Я пела в хоре, он был солист. Однажды я осталась его послушать - как чисто поет, какие высокие ноты берет! Ну и горло у этого русского! А руководитель хора потом сказал, что это эстонец. Тот поляк хотел к годовщине Красной Армии составить программу, в которой выступали бы представители разных народов. Художественный руководитель сказал, что мы должны исполнять эстонский народный танец. Показали ему “Тульяк” и польку. Так и познакомились”.

- За что вас в лагерь сослали?

Ольга: “Это произошло 2 января сорок пятого года. Я работала заведующей столовой в театре “Эстония”. Прятала у себя родственника Рихо Вийлупа, который служил офицером в немецкой армии под командованием Альфонса Ребане. Я и не думала, чем это может кончиться. Сначала Рихо арестовали. Потом за мной пришли в театр “Эстония”. Сказали, чтобы оделась и выходила через пять минут”.

- И эти пять минут продлились...

Ольга: “Пять лет. Пять минут и пять лет - какая разница, верно?”

- Один вредный вопрос: вы знаете, кто на вас донес из местных?

Ольга: “Знаю, этот человек жил в нашем доме в Пелгулинна, на улице Сауэ, на первом этаже. Там жила эстонская семья. Бабушка была приятным человеком, а вот дочь - с другими взглядами, и она донесла, что на втором этаже живет какой-то подозрительный мужчина”.

- Вы уверены, что она донесла на вашего родственника из-за своих взглядов? Иногда было достаточно, если соседи не очень ладили.

Ольга: “Такое тоже бывало. Но Рихо заметили, когда он пытался паспорт поменять. Рихо отравился в одиночной камере. У офицеров немецкой армии были при себе таблетки. Он служил в SS. Меня отвезли в телячьем вагоне с 36 женщинами в Находку. Там нас осенью посадили на пароход и отправили по Охотскому морю в Магадан”.

- Там вас Валентин и нашел.

Валентин: “Время от времени я ходил в женский лагерь, плотничал. Начальник лагеря был тоже заинтересован, чтобы умелых людей не отправляли на прииск, ему они самому были нужны. Он и свел меня с Олли”.

Ольга: “В Магадане сначала все было хорошо. Нас тоже приняли в число деятелей культуры. Мы пели и танцевали. Вдруг решили, что назначенное нам наказание недостаточное, повезли добывать золото. Так что я на прииске работала”.

Валентин: “В лагере я плотничал. Там нам как-то сказали, что здесь есть эстонки. Женским лагерям требовались мужчины, но их было мало. Всех, кто хоть немного мог помочь, забирали туда. Я в лагере всякую работу выполнял - некоторую впервые в жизни. Если бы я сказал, что не умею это делать, меня бы не стали там держать. Эстонцы были в цене. Я был очень нужным человеком в хозяйстве”.

Ольга: “Нас с ним свел танец. Поженились мы 6 июня 1950 года, в мой день рождения. Интересная была свадьба: заключенные, начальник лагеря и люди самых разных национальностей - все вместе. Очень хороший был праздник”.

- Дети родились в Сибири?

Ольга: “Мы тогда уже освободились. Мне ведь дали только пять лет, в то время это вообще не считалось сроком. Через год после свадьбы родилась дочь Тийу, а в пятьдесят втором году - сын Рейн, оба в Магадане. Кто-то даже написал об этом книгу, там написано, что наша дочь - первая эстонка, родившаяся в Сибири после войны”.

- Я знаю, что вы вернулись в Эстонию, но скоро поехали назад в Магадан. Это редкий случай. Почему так?

Ольга: “После освобождения мы купили в Магадане домик, работали в театре до 1956 года. Рвались в Эстонию. Но мужа из театра отпускать не хотели так легко, как меня. Дали отпуск на полгода. Мы поехали в Эстонию к родственникам. Нам предложили квартиру в Нарве. Я не хотела. Через знакомых смогли купить участок в Таллинне, на Маарьямяги. Но так как прописки у нас в Эстонии не было, землю мы не могли записать на себя. Нам сказали, что сначала нужно здесь пожить и поработать. Нам помогли Хелена и Пеэтер Сойдла. Записали участок на их имя. Они начали строить дом, а мы вернулись в Магадан, чтобы денег на строительство заработать”.

- Там было выгоднее работать?

Ольга: “Вот именно! У Валентина в театре была хорошая зарплата, ведь на Дальнем Севере платили больше. Мы забрали детей и вернулись на три года”.

- А были еще такие, которые вернулись?

Ольга: “Были. Юхан Силлак, он пел в оперетте...”

Валентин: Если здесь моя зарплата была бы сто рублей, то там я за это же время получал двести. Плюс десятипроцентная доплата дважды в год”.

Ольга: “Мой муж все время говорил: нужно хорошо работать, а то не будет у нас дома на Маарьямяги! Каждый месяц определенную сумму посылали Сойдла, чтобы они строили нам дом. Строительство было связано с большими трудностями”.

- Под конец вам стало жалко уезжать из Сибири?

Валентин: “Уехать оттуда было не так просто. На работе они имели право меня не отпустить. У меня был договор на три года. И если ты был хорошим работником, то...”

Ольга: “Но тебе все же удалось”.

Валентин: “У меня в театре были небольшие роли, потому что я плохо владел русским. Говорил, но с сильным акцентом. Но в театре было много ролей почти без слов. Тогда приглашали меня: это твоя роль!”

Ольга: “Если была роль иностранца, то тебе приходилось и говорить. У него была легкая жизнь - все время пел да танцевал”.

- Как вам удалось найти работу после второго возвращения в Таллинн?

Валентин: “Я хотел попасть в хор Эрнесакса, мы с ним были старые знакомые. Я успешно прошел отбор и был уверен, что попаду в хор. Но не попал. У меня был недостаток - я приехал из лагеря. Я был реабилитирован, но это не помогло. Пришлось искать другую работу”.

Ольга: “Окончательно мы вернулись в Эстонию в 1961 году. Дом был наполовину готов. Но прописали нас не сразу”.

Валентин: “Меня вызвали в исполком, разузнавали, кто я, откуда, за что сидел и т.д. Я же был политзаключенный. Мы получили только временную прописку - на полгода. Чтобы получить постоянную, потребовалось время”.

- В Магадане жизнь тогда была дешевле, чем в Эстонии?

Ольга: “Да, дешевле. Но было холодно. Сорок градусов и ниже. Иногда до 50”.

Валентин: “При сорока градусах дети играли на улице”.

- Люди, привыкшие к трудностям в холодном краю, лучше справлялись потом с жизнью в Эстонии, чем здешние жители.

Ольга: “Мы долго прожили. Ему 89, мне 83, так что пребывание на дальнем Севере сколько-то пошло нам на пользу”.

- Новой Эстонской Республике скоро исполнится десять лет. Она отвечает вашим ожиданиям или нет?

Ольга: “Эта? Нет!”

Валентин: “Не отвечает”.

- Вы так категоричны?

Валентин: “Поговорим о фактах. Нынешний премьер-министр, этот Март Лаар, сам сказал, что он врал народу - несколько раз и по нескольким вопросам. Врал народу! Вот это у меня в голове не укладывается. В эстонское время тоже допускали ошибки, но их пытались исправить, говорили с народом. А сейчас ничего с народом не обсуждают, продают большие учреждения и все остальное. В эстонское время тоже было трудно - хлеб с мякиной ели, но во второй половине тридцатых дела пошли хорошо”.

Ольга: “С тридцать шестого года начался расцвет страны. Семья, в которой я росла, не была богатой, скорее бедной, но мы жили очень хорошо. Самое ужасное то, что сегодняшнюю Эстонию продают самым настоящим образом. Все, что есть, выставляют на продажу. Это ужасно! Наш родственник в Канаде, Ильмар Мартенс, известный человек. Он тоже сказал, что нынешняя Эстония никуда не годится. Поначалу все было очень красиво, и у нас было много надежд. Но такого правления мы не хотели. Хотели ли мы такую Эстонскую Республику? Нет, такую - не хотели. Мой бы отец сказал, что даже в царское время жить было легче”.

Валерий МАКСИМОВ.
(“Elukiri”).