Батюшка оттяпал у бабушки квартиру

Соседи звонили поочередно. Просили приехать: “Бабушке скоро девяносто, плохо ходит, инвалид первой группы, почти не видит. Беда у нее, хочет наложить на себя руки”.

Вот что рассказала мне Зоя Ивановна Степанова.

Я приехала в Таллинн из Ярославля в 1945 году по вербовке. Вначале была мотористкой, потом сказали: на флоте мотористов много, а хорошего повара найти трудно. Так я стала поваром. Надо было накормить команду в 500 человек, а помощники были мальчишки, картошку только почистят - и все.

Когда приезжал брат Ивана Кэбина, в морском пароходстве работал, я просила, чтобы дал мне квартиру, потому что я весь день у плиты, а отдохнуть негде. И он говорил: “Хорошо, Степанова, позабочусь”. Через два рейса я пришла к нему, и он дал мне жилье на Эхитаяте теэ в одной квартире со старухой. Потом у меня муж умер, и мне дали отдельную квартиру с ванной. Соседи оказались хорошими, помогли переехать, все побелили, оклеили. Так и живу здесь шестнадцать лет, мне скоро девяносто.

А потом меня обманул Лешка Конощенок. Приехал на машине и говорит: собирайся, поедем к нотариусу. Спрашиваю - зачем? Твою квартиру, говорит, перепишут на меня. Так велело соцобеспечение. А не согласишься, сразу в дом престарелых отвезут. Спрашиваю - почему меня? В этих домах живет много старух, и никого не трогают. Не поеду, я больная , у меня дизентерия, как ты меня тащить будешь? Я вам прямо говорю, госпожа корреспондент, что предупредила его - машину испачкаю. А он говорит: ничего, я все вымою. Пошел в кладовку, взял мое пальто старое, надевает на меня и приговаривает: гособеспечение приказало, нельзя отказываться, надо подчиняться.

Я плачу, плачу и думаю - что же мне делать, куда деваться? А он запирает мою квартиру и тащит меня в машину за руку, которая покалечена, видите, пальцы не гнутся? Повез куда-то, там было человек пятьдесят, и нигде паспорта у меня не спрашивали, я только отдала им “желтую карту”. А Лешка силой сунул мне в пальцы ручку и моей рукой подписал три листа. Что меня удивило? Нотариус ни одного слова не спросил - кто он мне? Племянник, внук или родственник какой? А он мне никто. Жила когда-то на Тартуском шоссе, так во дворе мать его будущая со старшей сестрой гуленами были, а отец у них строгий, после двенадцати ночевать не пускал. Вот они ко мне приходили. А потом Лешка родился, так я его нянчила, когда мать в больницу легла. После приходила к ним тоже. А потом у них деньги украли, и они сказали, будто это я. А вор нашелся - Юрка Птицын, ихний друг, сам признался, но с той поры знакомство наше нарушилось.

Когда переехала сюда, так больше не виделись. А тут лет шесть назад иду в магазин и Лешку встретила, узнал, что помер мой муж, хороший был человек, грамотный. И вот что задумал...

После нотариуса, что уже рассказала, я слегла в больницу. Когда выписали, пришла в домоуправление заплатить за квартиру. Там девушки все эстонки, знакомые, хорошие и сказали: “Бабушка, за тебя все уже заплачено”. Спрашиваю: “Кто заплатил?” Отвечают: “Конощенок за два месяца заплатил”. Я говорю: “Ой, какой негодяй, как он мог без моего разрешения?” Они говорят: “Надо обратиться в соцобеспечение”.

Я переспала ночь, утром поехала в соцобеспечение. Там заревела, закричала: “Помогите!” Выходит заведующая, такая хорошая эстоночка, позвала в кабинет. Я ей рассказала, как было дело. Она говорит: “Мы не уполномочены, найдите себе человека, все напишите и подайте в народный суд, и он разберется во всем как следует. А Конощенка мы здесь не видали. Какой он хоть, старый, молодой?” “Молодой, молодой, - говорю, - госпожа начальник”. А она: “Народный суд разберет ваше дело”.

- Госпожа корреспондент, а еще что было! У меня ноги не ходили. А Лешка приехал с матерью и ее мужем, забрали ключи от квартиры и стали собирать меня в дом престарелых. А тут Зина как раз пришла, увидела все это и вызвала полицию. Полиция пришла, разобралась, отняла у Конощенка ключи и выгнала их всех.

Антонина Тихоновна: “После этого бабушка полгода бездыханно лежала. Мы даже священника привели. Но она все же оклемалась”.

Четыре года назад Зинаида Ивановна встретила Зою Ивановну на базаре. Почти слепая, едва узнала, расплакалась. Попросила: приди ко мне. Вначале той было некогда, а когда пришла, бабушка все рассказала, попросила подать в суд. Так до сих пор и приходит ухаживать. Потом к ней присоединилась Антонина Тихоновна. Приехала как-то в Мустамяэ куму навестить и, узнав про бабушкино горе, стала помогать. Так вдвоем и ходят.

Обратились к юристу жилуправления, тот посоветовал подать в суд. Наняли адвоката. Только на судебном заседании выяснилось, что Леонид Конощенок приватизировал чужую квартиру, причем почти полностью за “желтые карты” Зои Ивановны. Пообещал ухаживать за старушкой, хотя тут же без ее ведома обратился в соцпопечительство, чтобы они выделили для ухода за одиноким инвалидом своего работника. Бабушка показала мне заржавевшую металлическую цепочку: вот вся его награда за квартиру - только зачем она мне?

10 декабря 1996 года начался судебный процесс, который длится до сей поры. Вначале Зоя Ивановна болела. Потом ответчик Конощенок не являлся: то, мол, в командировке в Москве, то болен. Поговаривают, что оттягивает решение суда по причине выжидания бабушкиной смерти.

А старушка на суде умоляла:

- Госпожа судья, верните мне квартиру. Он меня обманул.

Судья пообещала вынести решение в отсутствие ответчика, если он и на последнее, ноябрьское, заседание не явится.

Соседи пошли в собор Александра Невского, обратились к церковному руководству. Написали заявление: почему, дескать, Конощенок по-хорошему не сделал, если захотел квартиру получить? Нанял бы женщину по уходу. А то замучил, запугал старушку. Слушать их не стали. Лишь “Лешка”, вскоре получив сан священника, стал отцом Леонидом и теперь служит в Тапа.

Соседка Зинаида Ивановна рассказывает:

- Однажды принесла лекарства, подхожу - замок сломан. Бабушка на полу лежит, почти без чувств, растрепанная. Меня, говорит, в ванну заперли, душили. Человек, как немой, ни слова не проронил. А я, слепая, не вижу. Схватила за руки - его руки.

Зинаида вызвала полицию, но на этот раз никто не приехал. Есть свидетели, что бабушка голодная, без сознания подолгу одна лежала.

Зоя Ивановна стонет:

- Я женщину искала, чтобы за мной ухаживала. Не может же мужик меня мыть, убирать за мной, готовить. Отдала бы ей квартиру после смерти. А помереть хочу в своем доме. Теперь же вот боюсь одна оставаться.

Согласитесь, история деликатная. Поэтому не буду ее комментировать, а приведу лишь короткий диалог в редакции с отцом Леонидом, присутствовала его жена.

- У меня своя квартира, у родителей - прекрасная своя. У брата шестикомнатная. Нам квартира ее не нужна, у нас дача есть. Но она попросила, чтобы я ее квартиру приватизировал, пропадает. У нас был составлен устный договор. Продала мне свои трудовые года.

- Отдала или продала?

- Отдала. Мы о суммах не говорили. Я приватизировал квартиру на свое имя. Помогал ей. Какую сумму ей передал, не помню. А теперь она рассказывает, будто я нанимал людей, чтобы ее убить. Но я священник.

- Тогда, наверное, не стоило ввязываться в такую сомнительную сделку и компрометировать свое имя.

- Так отдайте мне деньги, которые я платил за квартиру.

- И сколько?

- Не знаю. Этого я тогда хотел. А теперь меня уже оболгали в суде, вылили на меня болото грязи и не хочу отдавать квартиру.

- Бывает, даже на смертном одре родители меняют завещание. А бабушка - совершенно чужой вам человек, ее теперь трясет при упоминании вашего имени, так верните ей квартиру!

- Не верну. Я только хочу, чтобы оставили мое имя в покое, чтобы не ходили и не жаловались на меня епископу.

- И чтобы квартира досталась вам? Так?

- Ну, конечно. Потому что меня оболгали. И если отдам, то получится, что действительно виноват. Все шло хорошо, пока не появились эти люди, оформили опекунство, наследство. И начали суд, чтобы забрать мою квартиру. А мы раньше ей помогали, я приносил деньги. Конечно, документов нет. Я думал, что они, как и мы, хотят ей немножко помочь, а потом выяснилось, что хотят забрать мою квартиру, оскорбляют меня, мою мать. Нет, хочу сохранить свое имя и квартиру. Я брал обязательство, что похороню ее по-православному, сейчас не все это умеют.

- Но зачем ей при жизни так страдать? Она помрет раньше времени от страха вашего появления. До тех пор, пока судом Зоя Ивановна не признана невменяемой, она может менять свои решения, назначать опекунов, распоряжаться наследством и т. п. Зачем ей ваша принудительная забота?

- Не хочет - пусть опекают другие.

- А вы будете пользоваться ее квартирой. Весело получается!

Жена отца Леонида: - Но мы же ее приватизировали.

- Неужели священнику пристало утопать в таких сомнительных ситуациях?

- Когда это началось, я не был священником, я работал на заводе.

После такого странного разговора я встретилась с другим священником, чтобы проверить на его суждениях свое недоумение.

- Мне часто прихожане предлагают наследство, квартиры и т. п. Для себя или для церкви через меня я никогда на такое не пойду. Главная проблема моей жизни - неосужденно служить таинству. Если я буду грешником, пьяницей, блудником, вором, обманщиком и при этом буду служить литургию, то узнаю все духовные скорби, которые Бог может предложить человеку. А еще и плотских может добавить. Истина совместима лишь с верой, которую Бог в твоем сердце зажжет.

Да, видно, не все боятся кары Божьей.

Любовь ТОРШИНА.