|
|
Горе от любви подполковника ДружининыЛюбовь ТОРШИНА. - Так что мне делать? - голос с каждым звонком становился жестче. А на днях впервые дрогнул. У летчика-инструктора, посадившего горящий самолет.И вот мы с фотокорреспондентом в ласнамяэской квартире Николая Александровича Дружинина. Да, знали, что в однокомнатной "хрущевке" вместе с хозяином живут... двадцать кошек. И все же увиденное потрясало. Вошли и тут же остановились из опасения на кого-то наступить. Кисы различных расцветок и возрастов лежали-стояли-ходили везде и всюду. Причем ни одна не кинулась нам навстречу. Гордые, вальяжные, кто возлежал высоко на кухонной полке, кто в комнате на полу, в передней над вешалками и просто группками по углам. А когда хозяин пригласил сесть, на столе из соломенной хлебницы выглянула симпатичная мордашка котенка, уютно свернувшегося клубочком. О цели нашего визита - потом. А пока о хозяине. Его особенность: строг, подчас резок, летчик-профессионал до мозга костей. Много лет назад в небольшой заметке о нем написала: "Не выпрыгнул из горящего самолета", так теперь всю жизнь будет помнить: "Выпрыгнул"! Надо говорить - "не покинул самолет". Посему в этом рассказе постараюсь больше предоставлять слово ему самому - пусть говорит, как хочет. Разговор начался с грустного: - После вчерашнего не могу прийти в себя. Тут у нас недалеко есть банк, и там в подъезде жила рыжая киса. Добрые люди поставили ей ящичек, кормили. Прохожие поначалу тоже кое-что давали. Но потом "банкиры" написали записочку: "Не кормите. Мы ее кормим исправно". Я тоже, проходя мимо, всегда ее угощал. Она была домашней. Как-то дочка хозяйки пришла, взяла на руки, хотела унести, но она не пошла. Видно, ей было здесь хорошо - сытно и свободно. А вчера несу с рынка две сумки салаки, захожу в подъезд, а ее нет. Пошел по двору, а она лежит мертвая. Видно, сбила машина. У меня чуть инфаркт не случился. Звоню Витьке, здешнему колоссальному фотографу, электросварщику шестого разряда. Вот вдвоем и похоронили в лесочке. Там у меня много покоится кошек, собачек, которых не смог уберечь. - А как у вас в доме появились кошки? - От глупости моей. Лет пять назад сижу во дворе, подбегает девчушка: "Дедушка, возьмите котеночка, а то мальчишки над ним издеваются, одному они уже глаза выкололи". Я подошел, а они действительно его подбрасывают. Говорю: "Ах вы, бессовестные! Сейчас пойду к вашим родителям!" Отнял котенка, а он измученный-измученный. Принес домой, откормил. Прошло некоторое время. Иду по двору, а кошечку машина сбила. Она с больной ножкой ползает у подъезда, все проходят, никто не берет. Я поднял ее, принес домой. Оказались кот и кошка. Прошло месяцев семь, они подружились, едят то же, что и я. Потом смотрю - Киса мамой хочет быть уже. А вскоре на диване родились четыре хорошеньких котенка. И пошло, и пошло... Вот эта с пушистым хвостом - Воровка. Красавица! Откуда такая порода - непонятно! Вон там на полке лежит папа Белян. Еще у меня есть Кисонька. Смотрите, сейчас скажу: где моя самая красивая кисонька? И придет! Больше всего сыр любит. Но сегодня сыра нету, я тебя сарделечкой угощу. Черная красавица с белой полоской на лице действительно явилась на зов хозяина, мягко прыгнула на подоконник и приготовилась к приему угощения. - А еще у меня есть чистая рысь. По внешности, поведению. Вот идет второй - Белянчик. Когда хочет кушать, аккуратненько берет пищу с рук. Черная одноглазка разборчива в еде. А ты, Ласкун, бессовестный, убери когти! - Тот на полке почему-то не спускается ужинать. - Стесняется чужих. Если Витька появляется - сразу к нему на колени. У меня осталось только одно желание. Пока еще не сдох, поехать на "Поле чудес". Многие знакомые давно меня рекомендовали, а я все стеснялся. Думаю, чего буду выпендриваться? Я же не Кожедуб. Кстати, он был моложе меня всего на полгода, трижды герой. Я учился на Липецких высших летно-тактических курсах усовершенствования командиров летных частей ВВС. Это были единственные в Союзе курсы. Попал туда по рекомендации Жукова, не Юрия Константиновича, а начальника школы воздушного боя. Когда-то этой школой командовал сын Сталина, Вася Сталин. Я его вот так, как вас, видел. Я участвовал в воздушных парадах над Москвой. У меня в книжке записана благодарность от товарища Сталина. Не лично, конечно, а всем участникам, отлично выполнившим задание. Было 860 самолетов, мы проходили девятками через Красную площадь, я водил левое звено. Самое тяжелое. Девятка делает разворот. Тренировались полтора месяца. Я был командиром звена.Чуть-чуть ошибка - все. У Васьки Сталина была мысль: в первую девятку пустить героев Советского Союза. Но их надо тренировать. Они смелые, замечательные фронтовые летчики, у них орденов по пупок. Но они не могли пилотировать так, как мы, инструкторы. Их надо было довести, чтобы держали крыло в крыло. Я за это поручиться не мог. Василий сказал: ладно, оставим эту идею. Столько воспоминаний! Кому это нужно теперь? Николай Александрович приносит из комнаты большущий пластиковый пакет: "Здесь все мои 5759 полетов на 23 типах истребителей. А сколько незаписанного? Когда-то мальчишка из газеты написал про меня: "Летчик чкаловской хватки". Я так возмутился! "Не чкаловской, а дружининской хватки. Я Дружинин. Почему должен быть Чкаловым? Что, я не могу лучше летать? Или как он? Вот личная летная книжка подполковника Дружинина. Я за свою жизнь подготовил больше ста летчиков. Там записано - куда летал, с каким заданием, кого обучал, тренировал. Понимаете, я летчик-инструктор, истребитель. Вот вы когда-то написали, что я не выпрыгнул из горящего самолета. Это было сразу после войны. Загорелся мотор. Так и сел на горящем самолете на бетонную полосу. Инструктору иногда и самому хотелось полетать. Я обязан был покинуть самолет, но ведь он стоил 750 тысяч рублей. Как я мог его бросить? У меня лежит наградной лист, за который я еще не получил орден Красного Знамени. За боевые заслуги меня представили к награде через 47 лет. У меня уже были четыре ордена. - Николай Александрович, вы остались один с двадцатью кошками... - Да, один. Долго наставлял других: научитесь держаться за ручку - у нас не штурвал, а ручка, - а за юбку держаться вас научат. Но потом попал "в мягкие лапы" своей Клавдии Ивановны, директора летной столовой. Прожили почти 25 лет. Оба сына похоронены в Таллинне, на воинском кладбище. Один в семнадцать разбился на мотоцикле, другой погиб, не вписавшись в эту жизнь. Слушала бы и слушала, но поздно, а мне ехать далеко. Жаль, что нашему фотокорреспонденту кисы наотрез отказались позировать. Теперь же, насытившись и отдохнув, поэтично предстали во всей своей красе. Распрямились, заблестели переливчатой шерстью. А малыши - чудо! - Одна моя надежда на добрых людей, - сказал Николай Александрович, выйдя со мной в сопровождении карликового пуделя. - Взяли бы кис, чтобы я смог поехать на "Поле чудес". Для меня ведь это не забава. В Подмосковье остались коллеги, однополчане. Увидели бы - узнали. Встретились бы. Тяжко быть одному. У меня есть много статей о кошках, и там сказано, что они лечебные, особенно белые. А у моих, сами видели, хвосты лисьи. Вот добрые люди и полечились бы лаской и благодарностью. Ради того, чтобы передать эту просьбу-обращение хорошего человека, мы и приехали в Ласнамяэ. Фото Александра ПРИСТАЛОВА.
|