Герой не этого времени

Мы с фотографом входим в заснеженный дом на тихой улочке в Нымме. Арнольд Константинович Мери встречает нас на пороге своей комнаты: «Прошу вас, не разувайтесь. Я часто повторяю, что квартира создана для человека, а не человек для квартиры». Он раскуривает трубку и с улыбкой обращается к фотографу: «Снимки, которые вы сейчас делаете, находятся в остром противоречии с вышедшим недавно Законом о курении».

Герой Советского Союза и государственный деятель Советской Эстонии Арнольд Мери живет в Нымме с 1960 года. «Жители Нымме — особая порода людей, они не похожи на таллиннцев. Мне хотелось бы узнать, почему вас заинтересовала именно моя персона?» — начал нашу беседу Арнольд Константинович (так он сам пожелал именовать себя в разговоре).

— Вы — человек с исключительной биографией. Если я не ошибаюсь, вы стали первым эстонцем, который получил звание Героя Советского Союза во время Великой Отечественной войны?

— Я действительно стал первым эстонцем, который получил звание Героя, и вообще был одним из первых советских людей, получивших это звание. В сорок первом году, в период всеобщего «драпа», получить медаль или орден было не так-то просто. Это потом, когда победы Советской Армии шли одна за другой, медали и звания сыпались золотым дождем.

— За что именно вам присвоили это звание?

— Думаю, то, что я сделал в июле 1941 года, сделали тысячи и тысячи других людей. Но как-то совпало так, что мое дело оказалось на виду. В присвоении мне именно этого звания большую роль сыграла случайность. Это произошло в начале войны, когда гитлеровская Германия поставила себе целью захват Ленинграда, рассчитывая на внезапность нападения. Но многие, в том числе и я, точно знали еще весной сорок первого года, что летом начнется война. В июле сорок первого я служил в составе первого Эстонского корпуса. Мы стояли близ Дно. Мне было поручено возглавить батальон связи для того, чтобы выехать на передовую и обеспечить радиосвязь. Линия фронта находилась где-то в двадцати километрах от нас, мы слышали лишь отдаленные выстрелы. И вдруг внезапно мы оказались под автоматным огнем. Я решил, что это недоразумение, так как передовая находилась довольно далеко. Скорее всего, думал я, кто-то из наших, проходя мимо, принял нас за фашистов, потому что мы тогда носили эстонские мундиры. Я пошел вперед, чтобы выяснить, что же происходит. Мне очень быстро стало ясно, что это не недоразумение, а на нас действительно наступают немцы. Я услышал справа-слева немецкую речь и испугался, что через несколько минут будет уничтожен наш штаб корпуса. Я бросился назад, чтобы предупредить своих. Но наши уже в панике разбегались. Из испуганных бойцов я начал «сколачивать» какую-то команду, чтобы дать отпор атакующим. Организовав некое подобие обороны, мы сражались три-четыре часа. Затем немцы начали обстреливать нас из минометов. Я был четырежды ранен, но продолжал руководить обороной, как мог. Когда силы были на исходе, к нам наконец подоспела помощь. Примерно за неделю до этих событий за панику и неорганизованность был расстрелян командующий Западным фронтом генерал Павлов. Я бы сказал так: генерала расстреляли за панику и бегство, а меня за поведение, противоположное поведению генерала, наградили.

— Когда вы узнали о своем награждении?

— Для меня это было абсолютной неожиданностью. О присвоении мне звания Героя я узнал, когда находился в госпитале. Я встретился там с группой юристов, которые приехали выяснять одно дело. Меня использовали как переводчика, а поскольку я со своими четырьмя ранениями не мог вставать, то меня носили на допросы прямо на койке. Тогда мне и сказали, что я представлен к правительственной награде. Мне в тот момент было чуть больше двадцати, и сообщение меня, несомненно, взволновало. Я решил, что это будет медаль «За отвагу», а может быть, даже орден Красной Звезды. Я и подумать не мог, что это будет звание Героя Советского Союза!

— После этого вы продолжали воевать?

— Оправившись от ранения,
я как Герой Советского Союза не мог сидеть в тылу. В какой-то газетке я нашел сообщение, что на Урале формируется второй Эстонский корпус. Тогда
я был курсантом, но как только узнал об этом новом корпусе, тут же написал рапорт
с просьбой немедленно откомандировать меня на передовую. В этом Эстонском корпусе я и прослужил до 1945 года.

— Где вы встретили День Победы?

— С начала сорок пятого года мы были направлены в Латвию, где оставалось около тридцати немецких дивизий. Нашей задачей было не дать ни одной дивизии выбраться на помощь Берлину. На 5 мая было назначено грандиозное наступление с разгромом Курляндской группировки. Всем было ясно, что мы имеем дело с последними днями войны. В ночь на 5 мая мы разъясняли солдатам, что и за пять минут до заключения мира надо воевать в полную силу. Я был измотан до предела, вернулся в штаб, чтобы выспаться перед началом атаки. Свалившись на пол, закутался в шинель и уснул. Проснулся в четыре утра от того, что вокруг происходило нечто необычайное: дикая стрельба, пальба, шум и гам. Я спросил: «В чем дело?» Мне ответили: «Все, заключено перемирие, немцы вывесили белые флаги». Я был таким уставшим, что сказал только одно: «Ага, значит, можно спать дальше!» И снова заснул, но уже во сне понимал, что произошло что-то важное, что не дает мне возможности спать. Утром мы со штабным фотографом решили поехать на передовую, чтобы увековечить этот день для архива. Мы обнаружили хуторок, где немцев был полон двор. Завидя нас, они выстроились в шеренгу, и командир отрапортовал мне, что, мол, такой-то батальон готов для сдачи в плен. Я ответил ему, что мы сейчас их забирать не будем, а пусть они спокойно дожидаются тех, кто их примет в плен.

— Вы были назначены в состав участников парада Победы?

— Совершенно верно. Но за несколько дней до парада я узнал, что меня демобилизовали и назначили первым секретарем ЦК ЛКСМ Эстонии. Я был включен в состав делегации советской молодежи, которая впервые выехала за рубеж, в Финляндию.

— Потом вы работали и в Министерстве просвещения Эстонии?

— Да, это так. Но моя работа в комсомольской организации в те времена была куда важнее. Там, где отсутствовала партийная организация как таковая, ее функции выполнял комсомол. Я проработал первым секретарем ЦК ЛКСМЭ до 1949 года, затем уехал в Москву учиться. А в конце 1951 года я был исключен из партии и лишен звания Героя Советского Союза. Готовился даже мой арест, но я избежал этой участи, уехав в Сибирь. После ХХ съезда КПСС меня восстановили в рядах партии и вернули звание. В 1960 году я возвратился в Эстонию и через некоторое время был назначен заместителем министра просвещения. Через несколько лет стал даже первым заместителем. Я работал в министерстве почти 20 лет. Когда у меня появилось право уйти на пенсию, я сказал, что ухожу не потому, что здоровье не позволяет мне трудиться, а потому, что я устал участвовать в «этом бардаке». Однако меня уговорили не уходить, и я проработал председателем Эстонского общества дружбы еще десять лет. Бардак, как я это называю, принял уже угрожающие размеры, и я категорически заявил о своем уходе.

— Как вы оцениваете то, что произошло в конце концов с Советским Союзом?

— Это сложный вопрос, и на него никто не может ответить однозначно. Эстония всегда отличалась от других союзных республик, она была своего рода витриной СССР, «Советской Европой». Один раз мои зарубежные друзья сказали: «Несомненно, у вас есть проблемы, но их можно решить. Только, вычерпывая грязную воду, не выплесните ребенка». Так вот, мне кажется, что мы не только «выплеснули ребенка», но и превратили грязную воду в густую муть. Гениальная фраза Черномырдина: «Хотели как лучше, получилось как всегда» прекрасно описывает то, что случилось со страной. Однако я боюсь, что самое страшное еще впереди.

— Вы участвовали в юбилейном параде Победы 2000 года в Москве?

— Не хотелось бы хвастаться, но я принимал участие во всех парадах Победы, в том числе и в юбилейном параде прошлого года. Как я уже говорил, я был назначен и в состав участников Парада Победы 1945 года, но меня демобилизовали. Однако, видимо, для моего успокоения, меня все же официально считают его участником.

— Вы общаетесь с живущими в Эстонии ветеранами Великой Отечественной войны?

— Конечно, мы с ними собираемся вместе, общаемся. Но на этом моя общественная деятельность заканчивается. Я не вижу, каким образом могу быть полезен нашему современному обществу. Предложения участвовать в различных проектах поступают мне регулярно, но до сих пор я отказывался от них.

— Расскажите, пожалуйста, о своей семье.

— С моей женой, Екатериной Тимофеевной, мы вместе вот уже шестидесятый год. Познакомились еще на фронте: она была врачом в моей дивизии. Моя старшая дочь погибла десять лет тому назад. Младшая дочь, по законам сегодняшнего времени, безработная. Она живет в соседней квартире в нашем же доме. Жить так очень удобно: и вместе, и в то же время отдельно. Внучка, дочь младшей дочери, живет в Таллинне. И тоже не имеет постоянного места работы, хотя она дипломированный дизайнер. От старшей дочери у меня есть даже правнуки, которые живут в Рапла.

— Арнольд Константинович, я хочу задать вам еще один вопрос. Наверняка вы догадываетесь, о чем пойдет речь...

— Догадываюсь. Но вы все же задайте вопрос, вдруг я догадался неправильно.

— Ни для кого не секрет, что ваш двоюродный брат...

— Я так и знал!

— ...ваш двоюродный брат — президент Эстонии Леннарт Мери. Вы поддерживаете с ним отношения?

— Абсолютно никаких отношений мы не поддерживаем. Мы с ним совершенно разные люди. Единственное, что нас объединяет, так это взаимная неприязнь.

— Вы живете только на пенсию?

— С 1995 года по указу Б.Н. Ельцина я получаю еще и ежемесячное пособие как Герой Советского Союза, проживающий за пределами Содружества Независимых Государств. Размер пособия составляет десять минимальных российских зарплат. Я оказался в божеских условиях по сравнению с другими пенсионерами. От этого-то мне и неудобно. Но если сейчас со мной произойдет какая-нибудь неприятность: с пенсией или с жильем, я буду в том же положении, что и остальные пенсионеры нашего времени.

Фото Александра ПРИСТАЛОВА.