"Запад советского паспорта"

Я помню, какое потрясение испытали мои друзья в Новосибирске от прочтения присланного мною сборника "Маленьких романов" Энна Ветемаа ("Монумент", "Усталость", "Реквием для губной гармоники" и "Яйца по-китайски". Таллинн, издательство "Ээсти раамат", 1972 год). Неужели ТАКОЕ могли издать на русском языке (!) официально(!) в Советском Союзе?! Могли... Нигде больше не могли, а в Эстонии - могли.

...Некий особый пиетет к Эстонии ощущался в российском обществе всегда, еще со времен царя Петра. На протяжении как минимум трех последних веков, то есть по сути, с момента своего зарождения, профессиональная творческая элита России с неослабевающим вниманием присматривается к живущему по соседству, немногочисленному по составу, но такому самобытному, с безошибочно узнаваемым "лица не общим выраженьем", народу. Природа Эстонии, ее история, традиции и черты национального характера, социальные процессы, шкала моральных и культурных приоритетов - все это и многое другое так или иначе преломляется в поэтических строках, в картинах, симфониях, фильмах. Пожалуй, нет такой сферы культуры, в которой более или менее заметные деятели ее, жившие и ныне живущие в России, не уделили бы Эстонии хоть малую толику своего таланта. Или, если угодно, на чей талант не повлияла бы Эстония.

Скажем, любопытно именно с этой точки зрения взглянуть на творчество известнейших писателей-фантастов Аркадия и Бориса Стругацких. В их многочисленных произведениях единственное непосредственное упоминание об Эстонии содержится в романе "За миллиард лет до конца света", да и то мимоходом, когда один из персонажей говорит другому: "А ведь мы с вами знакомы, Владлен Семенович. (...) Помните? Эстония, школа матлингвистики... финская баня, пиво...". Но узнаваемые черточки разбросаны по страницам многих других повестей, рассказов и романов. Это мальчик Уно и старый слуга Муга в "Трудно быть богом", Тойво Глумов и поселок Нарва-Йыэсуу ("Волны гасят ветер")... Это и непрерывные проливные дожди вкупе с маринованными миногами из "Гадких лебедей", и десятки других деталей, может быть, не столь явных, существующих в виде неких "зашифрованных посланий из Эстонии", в других их книгах. Известно, что братья Стругацкие любили бывать в Эстонии и пользовались малейшей возможностью, чтобы приехать сюда. И, естественно, пребывание на эстонской земле, общение с ее жителями не могли не наложить свой отпечаток на все их мировоззрение, отразившись и в творчестве. Да и фильм Андрея Тарковского "Сталкер" по мотивам книги Стругацких "Пикник на обочине" не случайно снимался именно в Эстонии - на заброшенной электростанции и в ее окрестностях у реки Ягала. Причем сценарий писался Аркадием и Борисом Стругацкими (фактически целиком переписывался) именно "под местный колорит", можно сказать - по ходу съемок.

"Эстонский феномен" в российской культуре (причем культуре во всеобъемлющем значении, включая культуру политическую, социальную, экономическую) состоит, видимо, в том, что, находясь географически в центре Прибалтики (от Финляндии до Литвы), Эстония оказалась как бы в фокусе того самого пиетета россиянина перед Европой, о котором мы уже говорили. Причем пиетет этот проявлялся порой в самых неожиданных формах. Те же большевики, насаждая с октября 1917-го свою власть повсюду в бывшей империи, поначалу вообще спасовали перед маленькой Эстонией. Да и позднее, когда социализм уже утвердился здесь, они так и не решились кардинальным образом посягнуть ни на эстонский язык, ни на основные традиции местных жителей.

Возможно, впрочем, и другое объяснение: режиму было выгодно иметь здесь некий "заповедник", своего рода карманный мини-Запад с его готическими шпилями, средневековыми узенькими улочками и главное - с теми самыми латинскими буквами. Тоже неглупо, если вдуматься. А главное - хоть и режиму польза, но ведь в результате-то именно здесь сохранились-таки и дух вольнодумства, и понятие о человеческом достоинстве, и умение высказывать свое мнение, уважая при этом чужое. Чем вновь и вновь притягивает этот край к себе думающую и чувствующую публику. Может, именно этим объясняются и те нескрываемые симпатии и сочувствие, с которыми российская интеллигенция, в первую очередь творческая, отнеслась к начавшимся в Эстонии на переломе 80-х и 90-х годов XX столетия политическим и социально-экономическим переменам, поддержанным и государственными лидерами России: в конце августа 1991 года Борис Ельцин посетил Таллинн, где подписал межгосударственный договор о сотрудничестве. Таким образом, Россия вторично возглавила список государств, юридически и фактически признавших суверенитет новой независимой Эстонской Республики. Впервые это произошо (хотя и при несколько иных обстоятельствах) в 1920-м... Шведский эстонец - ученый и литератор Энн Ныу, выступая в мае 1989 года на республиканской конференции "Понятия и критерии национальной литературы", предложил довольно оригинальную формулу: "...Понятие и критерии эстонской национальной литературы могут и должны отвечать принципу максимальности, то есть охватывать все, что хоть в малой степени связуемо с эстонским языком, народом, землей, образом мышления и миром чувств... Всякая литература, в основе которой лежит эстонский материал, относится к эстонской национальной литературе независимо от того, где и на каком языке она создается..."

Звучит несколько максималистски, но это ведь не повод для безусловного отрицания самого принципа как одного из вероятных. И тогда, если мы соглашаемся взять "постулат Ныу" за основу, будет позволительно расширить и использовать такую трактовку применительно не только к литературе, но и вообще к художественному творчеству. В этом случае представителями эстонской национальной культуры становятся и Ф.М.Достоевский, и И.Лотарев (Игорь-Северянин), и братья Стругацкие, и Василий Аксенов, и Сергей Довлатов, и Андрей Тарковский, и Чайковский, и Шишкин, и десятки других носителей не менее знаменитых имен...

При этом все они, как и их творчество, естественно, остаются неотъемлемым достоянием российской культуры. И в таком случае понятие единства культур, неразрывной их связи, олицетворяющей взаимовлияние разных народов, из области отвлеченной абстракции переходит в абсолютно конкретную, осязаемую реальность, убеждая нас в том, что нет так называемых "малых" и "великих" народов и культур. Есть народы более многочисленные по количеству населения, есть - менее. Но степень их духовного величия отнюдь не обязательно арифметически пропорциональна числу жителей.

Вячеслав ИВАНОВ.